Белая стрекоза и три папы - Корбут Янина - Страница 8

– Так это же караоке! – рассмеялась подружка. – Тут чем хуже – тем лучше и смешнее. Ну, идем!

И мы действительно пошли, и пели в караоке. Причем и соло, и хором «Только мы с конем». И даже смеялись до слез, особенно когда Васятка запел «Разбежавшись, прыгну со скалы» с таким серьезным видом, слово собирался совершить подвиг и впрямь взять и сигануть с теплохода в бездну реки.

Я бросила мимолетный взгляд на воду и отметила, что темная река словно текла по небу от горизонта к красноватым облакам. Это выглядело мрачно и почему-то уже тогда меня кольнуло нехорошее предчувствие, поэтому я поспешила перевести свой взгляд на что-то более жизнеутверждающее.

– Слушайте все, я могу смеяться как Снежная королева! Ха-ха-ха! – голосила староста, взобравшись на стул во время игры в Крокодила.

– Иванько! Ты что, Иванько? – ржал Артем, но это звучало даже не обидно. Сразу чувствовалось, что тут собрались близкие люди, которые привыкли к подколам друг друга со школы. – Слезай со стула, а то навернешься.

– Нет, я вам еще и стихи прочитаю!

– Ностальжи! – начал Славик, вспомнив былое. – Помню, поставили меня на стульчик в Новый год…

– Ты тоже читал родным стишки за подарки? – хихикнула Соня.

– Ага, но я был жестоким мальчиком. И прочел деду всего Чичибабина, которого знал на тот момент.

И тут теплоход качнулся, а Танечка все-таки навернулась на мягкий ковролин. Ее падение самортизировал Тимур, так что она не ударилась, а просто плюхнулась попой на пол и весело ухнула. Тимур, не удержав равновесие, повалился рядом. И всем почему-то было ужасно смешно.

– Ну что, чай, десерт и будем расходиться? – спросила я, отсмеявшись и утирая выступившую слезу. – Завтра насыщенный день: у нас экскурсия по городу, фотосессия, вечером остановка в живописном историческом месте и торжественный ужин в ресторане.

– Да ну, хорошо же сидим! – заныла Соня. – Еще рано! Дарина, пошли на перекур!

Кажется, подружка чуток перебрала, но держалась молодцом. Глаза блестели, щеки разрумянились. Мы вышли на палубу, где дозревала последняя партия шашлыков под руководством бдительного Юрия.

Не успела Соня достать зажигалку, как к нам подбежал Славик и принялся тыкать мне в лицо телефоном:

– Иванов уже в пути, сядет ночью, мы решили с капитаном, что подберем его на пристани в Комарино.

Соня, услышав это, запрыгала на месте от нетерпения:

– Ну все, теперь точно не лягу! Хочу дождаться Сашу! Сделаю ему сюрприз. Все спят – а его встречу.

– Уверена, что досидишь? – усомнилась я.

– Конечно! Как я выгляжу, Дарина? Может, волосы распустить? Пойду губы подкрашу! Уи-и-и! И мне срочно нужно чуток протрезветь.

С последним утверждением я была особенно согласна и вздохнула:

– Тогда тебе нужен кофе. Пойду заварю.

Когда с кофе и десертом тоже было покончено, все уже достигли кондиции. Причем каждый своей: кто-то впал в сонливость, кто-то, напротив, ощутил прилив сил и остроту рогов. Первой нас покинула Элла, которая выглядела самой трезвой: то ли мало пила, то ли хорошо закусывала.

– Ребят, я спать. У меня уже перед глазами все вертится. Тань, проследи за Артемом, пусть больше не пьет, – обратился она к старосте. Та в ответ легонько икнула и рассеянно покивала.

– Не забываем, что утром собираемся на палубе встречать рассвет, – проорал Славик в микрофон и раскинул руки, как чайка крылья.

С криком «Йоху-у-у» отозвался Васятка, попеременно падающий то на Тимура, то на Артема. Я не упомянула, но, думаю, всем и так было очевидно, что он набрался больше всех. Видимо, не привык к интенсивным алкогольным нагрузкам. Ребята, подхватив его под руки, потащили к лестнице, чтобы транспортировать в каюту.

– Мне с ним спать, – жаловался Тимур, взывая к моему состраданию. – Веселая ночь в обнимку с унитазом ему обеспечена.

– Сейчас я принесу вам активированный уголь, – предложила Танечка, семеня следом. – И себе тоже…

– Нет, мне тут, снаружи, лучше, – брыкался Васятка. – У меня от этого бултыхания морская свинка делается.

– Морская свинка делается… – хихикал веселенький Славик, большой любитель коллекционировать чужие перлы. – Дарина, ты слышала? Надо записать!

Моя чуйка никогда не подводила: расходиться мы начали вовремя. Как раз принялся моросить мелкий дождь, поначалу ощущающийся как сырость, повышенная влажность воздуха. Подставив ладонь и увидев, как она намокла, я констатировала: первый вечер на теплоходе удачно подошел к концу.

Теплоход мерно покачивался, и я сама не заметила, как заснула. Проснулась резко, словно от толчка. В каюте было темно, лишь отблеск фонаря на палубе освещал ее. Сколько же я проспала? Перевернувшись на бок, вздрогнула: на соседней подушке спиной ко мне спал мужчина. Я проглотила комок в горле, от неожиданности, не подумав даже испугаться. И протянула руку, чтобы дотронуться до его волос, хотя и так знала: это Дубровский.

Он повернулся и сонно улыбнулся, я это даже не увидела, а почувствовала кончиками пальцев. Все еще не понимая, как он тут оказался, я трогала его лицо, в каждом миллиметре находя подтверждение, что это не сон. Глаза уже чуть привыкли к темноте, и я заметила, что выражение его лица скорее серьезное, вдумчивое, чем веселое. Я понимала, что он вернулся навсегда, хотя и не понимала, как именно он это проделал.

То, что меня ожидало, было так прекрасно, но я не верила, что это будет. И при этом понимала, что все логично, все так и должно быть, все правильно и иначе и быть не могло.

«Может быть, мы и сможем, может, у нас все-таки получится…»

Я попыталась мгновенно затоптать, потушить эту мысль, потому что высказать ее словами даже самой себе – значит, обречь, осветить пустоту и непримиримое противостояние.

Иначе вселенная, эта страна, этот город, эта река и этот отдельно взятый теплоход, и каюта не вынесли бы моего горя, доведись нам с Дубровским еще раз расстаться.

Он протянул руку и привлек меня к себе, а я вцепилась в его плечи, боясь хоть на секунду зажмурить глаза и потерять его из виду. Дубровский поцеловал меня в ямочку между ключицами, стал подниматься вверх по шее, но я, не выдержав пытки, впилась в его губы, обхватив лицо руками…

…Кап-кап…Я ощутила на своей коже капли воды, одна даже упала на лицо Дубровскому, и я поспешила смахнуть капельку, подняла голову вверх, чтобы понять, откуда сочится влага. Но тут мне капнуло в глаз, и я его… открыла. Стоп, выходит, до этого глаз у меня был закрыт? А как же…

Рукой я судорожно ощупала подушку рядом и сердце, выдержав пару секунд без стука, покатилось вниз на американских горках, ухая и подпрыгивая.

– Нет!

– Эй, с тобой все нормально? – тряс меня за плечи Славик. А это именно он стоял надо мной. С его дождевика капало и на меня, и на подушку.

– Ты что тут делаешь? – простонала я, досадуя на то, что настырный приятель вторгся даже в мой сон.

– Мы же договаривались встречать рассвет, – удивился Славик, и с него еще раз капнуло мне на руку. Я пощупала воду пальцем и, окончательно проснувшись, села. И поняла, что Славик настойчиво пытается встретить рассвет, хотя не поручилась бы, что рассвет будет рад встретиться со Славиком.

– Не стоит так буквально воспринимать слова выпивших людей, – буркнула я, натягивая свитер. – Уверена, кроме нас с тобой на палубу больше никто не выползет. Погоди, а где бабуля? Я вчера совсем о ней забыла…

– Она же пошла спать и каюты перепутала. Так и уснула в моей, я уж не стал ее тревожить. Кровати там две, лег напротив. Правда, она храпела, как медведь. А ты что, не заметила, что ее не было?

– Если честно, пока вчера всех уложили, пока убрались… Короче, я ввалилась в каюту без задних ног. Было темно, и, кажется, рядом кто-то тоже храпел. Я была уверена, что это бабуля.

– У тебя за стенкой Артем с Эллой. Наверное, кто-то из них и похрапывал. Ладно, бедося, вставай!

Конечно, вылезать из-под теплого одеяла и идти на палубу не хотелось. Зато хотелось плакать так отчаянно, что ни одна подушка в мире не вместила бы столько влаги. И я пошла плакать под дождем. Когда с неба низвергается водопад слез, твои собственные становятся как будто бы менее значительными.