Человек, рисующий синие круги - Варгас Фред - Страница 3
- Предыдущая
- 3/12
- Следующая
Последняя их встреча, накануне днем, прошла примерно так:
– Скажите, вы считаете себя красивым? – спросил Адамберг.
– Мне было бы трудно это отрицать.
– И вы правы.
– Не могли бы вы объяснить, почему меня опять сюда вызвали?
– Разумеется, по делу вашего отчима. Вас раздражало, что он спит с вашей матерью, кажется, вы так говорили?
Парень пожал плечами:
– Я ведь не мог ничего изменить, разве что убить его, но этого-то я не сделал. Но вы, конечно, правы, меня это расстраивало. Отчим всегда напоминал мне кабана. Весь в шерсти, пучки волос торчали даже из ушей. Честно говоря, это как-то уж слишком. Вы бы сочли это забавным?
– Откуда мне знать? Однажды я застал свою мать в постели с ее школьным приятелем. А ведь она, бедняжка, всегда была верной женой. Я закрыл дверь, и, как сейчас помню, в голове у меня мелькнула только одна мысль: на спине у того парня зеленоватая родинка, а мама, может быть, ее даже не видела.
– Не могу понять, я-то при чем в этой истории, – смущенно проворчал Патрис Верну. – Вы просто добрее меня, но это ваше личное дело.
– Вовсе нет, но это не так уж важно. Как вам кажется, ваша мать опечалена?
– Само собой.
– Ладно. Прекрасно. Вам сейчас не стоит навещать ее слишком часто.
Затем он отпустил молодого человека.
Адамберг вошел в здание комиссариата. На данный момент его любимцем среди инспекторов был Адриен Данглар, человек неброской внешности, с толстым задом и плотным животиком, всегда прекрасно одетый; он любил выпить, и обычно к четырем часам дня, а то и раньше, на него уже нельзя было положиться. Но он был реалистом, реалистом до мозга костей – другого, более точно характеризующего его слова Адамберг пока не нашел. Данглар положил комиссару на стол отчет о содержании картотеки торговца текстилем.
– Данглар, я хотел бы пригласить сегодня пасынка, того молодого человека, Патриса Верну.
– Опять, господин комиссар? Чего еще вы хотите от бедного парня?
– А почему вы называете его бедным парнем?
– Он очень робкий, без конца поправляет волосы, такой покладистый, все старается вам угодить, а когда сидит в коридоре и ждет, не зная, о чем еще вы будете его расспрашивать, у него такой растерянный вид, что даже становится неловко. Потому-то я и назвал его бедным парнем.
– И ничего другого вы не заметили, Данглар?
Данглар покачал головой.
– Я не рассказывал вам историю о глупом слюнявом псе?
– Нет, признаться, не рассказывали.
– Когда расскажу, вы будете меня считать самым паршивым полицейским на свете. Присядьте на минутку, я привык говорить медленно, мне трудно формулировать свои мысли, я то и дело сбиваюсь. Я вообще не склонен к определенности, Данглар. Когда мне было одиннадцать лет, однажды рано утром я отправился в горы. Я не люблю собак и, когда был маленьким, тоже их не любил. Тот большой слюнявый пес стоял прямо на тропинке и смотрел на меня. Он облизал меня, вымазав своей вязкой слюной сначала мои ноги, затем руки. Вообще-то это был удивительно глупый и милый пес. Я ему сказал: «Слушай, псина, мне еще далеко идти, хочу забрести подальше в горы, а потом выбраться оттуда, ты можешь пойти со мной, только боже тебя упаси мазать меня своими слюнями, меня от этого тошнит». Пес все понял и поплелся за мной.
Адамберг замолчал, закурил сигарету и вытащил из кармана маленький листок бумаги. Он положил ногу на ногу, пристроил руку так, чтобы удобнее было рисовать, затем продолжил, бросив беглый взгляд на инспектора:
– Мне наплевать, что вам скучно, Данглар. Я хочу рассказать вам историю о слюнявом псе. Мы с тем здоровенным псом всю дорогу беседовали о звездах Малой Медведицы и о телячьих косточках, потом сделали остановку у заброшенной овчарни. Там сидели шестеро мальчишек из соседней деревни, я их хорошо знал. Мы часто дрались. Они спросили: «Это твоя собака?» – «Сегодня – да», – ответил я. Собака была трусливая и мягкая, как коврик. Самый маленький мальчуган вцепился в длинную шерсть и потащил пса к отвесной скале. «Мне твоя псина не нравится, – заявил мальчишка, – она у тебя полная дура». Собака только жалобно скулила и не сопротивлялась, она и вправду была на редкость глупой. Тогда этот мелкий что было силы пнул собаку в зад, и она полетела в пустоту. Я медленно поставил сумку на землю. Я все делаю не торопясь. Я вообще медлительный, Данглар.
«Да я уже заметил», – хотел сказать Данглар. Не склонен к определенности, не любит спешить. Но произнести это вслух он не решился, ведь Адамберг был теперь его начальником. Кроме того, Данглар его уважал. Как и другие его коллеги, инспектор был наслышан о самых крупных расследованиях Адамберга и восхищался его талантом распутывать сложнейшие дела, однако все это как-то не вязалось с другими чертами характера, которые этот странный человек проявлял с самого своего приезда в Париж. Теперь, глядя на него, Данглар удивлялся, но не только оттого, что Адамберг медленно двигался и говорил. Поначалу Данглар был разочарован тем, какой невысокий и худой, хотя и крепкий, его новый начальник. В общем, ничего впечатляющего, особенно если учесть, что выглядел этот тип весьма неопрятно, не явился для представления коллегам в назначенный час и нацепил галстук на мятую сорочку, небрежно заправленную в брюки. Но постепенно все сотрудники комиссариата подпали под его обаяние и стали тонуть в нем, как в полноводной реке. Все началось с того момента, когда они услышали его голос. Данглару этот голос очень понравился, он успокаивал, почти убаюкивал. «Он говорит, будто ласкает», – заметила Флоранс, впрочем, бог с ней, с Флоранс, она же молодая девушка, и никто не станет нести ответственность за слова, произнесенные девушкой, кроме нее самой. Кастро вскричал: «Скажи еще, что он красавец!» Лицо у Флоранс сделалось озадаченным. «Погоди, мне надо подумать», – заявила она. Флоранс всегда так говорила. Она ко всему подходила основательно и тщательно взвешивала слова, прежде чем высказаться. Она неуверенно протянула: «Пожалуй, нет, но есть в нем какое-то очарование или что-то еще в этом роде. Я подумаю». Вид у Флоранс был весьма сосредоточенный, коллеги расхохотались, и тут Данглар произнес: «А ведь Флоранс права, это очевидно». Маржелон, молодой сотрудник, воспользовался случаем и намекнул, что у Данглара, должно быть, нетрадиционная сексуальная ориентация. Хоть бы раз в жизни этот Маржелон сказал что-нибудь умное! А Данглар нуждался в обществе умных людей, как в хлебе насущном. Он пожал плечами и на секунду подумал, что было бы к лучшему, если бы Маржелон оказался прав, потому что Данглар изрядно натерпелся от женщин, к тому же ему казалось, что мужчины менее придирчивы; он не раз слышал, что все мужчины негодяи и стоит им переспать с женщиной, как они начинают ею помыкать, но женщины еще хуже: они не соглашаются переспать с вами, если не уверены, что это их устроит во всех отношениях. Так что вас не только дотошно изучают и оценивают, но потом еще и оставляют с носом.
Печально.
С девушками вообще все сложно. У Данглара было несколько знакомых девушек, которые сначала внимательно к нему приглядывались, а потом отказывали. Хоть плачь. Как бы то ни было, относительно Адамберга серьезная Флоранс оказалась права, Данглар поддался чарам этого невысокого человека, на две головы ниже его ростом. Понемногу инспектор начал понимать, что у всякого, кто общается с комиссаром, возникает неосознанное желание чем-нибудь с ним поделиться, что-нибудь ему рассказать, и именно этим могло объясняться стремление стольких убийц подробно описать ему свои преступления – просто так, как будто по оплошности. Просто чтобы поговорить с Адамбергом.
Многие отмечали особую способность Данглара к рисованию. Он делал меткие шаржи на своих коллег, следовательно, неплохо разбирался в особенностях человеческого лица. К примеру, он удивительно верно изобразил Кастро. Однако в случае с комиссаром Данглар знал заранее, что за карандаш лучше не браться: у Адамберга было словно не одно, а несколько десятков лиц, пытающихся собраться в единое целое в разных комбинациях. Нос его был несколько крупноват, подвижный чувственный рот то и дело странно кривился, глаза с полуопущенными веками смотрели туманно и неопределенно, а нижняя челюсть была очерчена слишком резко – словом, эта странная физиономия, сотворенная из каких-то отходов вопреки классическим канонам гармонии, поначалу казалась просто подарком для карикатуриста. Словно у Господа Бога, когда он создавал Жан-Батиста Адамберга, закончился материал и пришлось выскребать из ящиков все остатки, собирать последние кусочки, какие он никогда не соединил бы вместе, будь у него в тот день под рукой все необходимое. Но по ходу дела Господь, осознав сложность проблемы, решил постараться. Он приложил немало труда, и из-под Его искусной руки таинственным образом появилось это самое лицо. Подобного лица Данглар не видел никогда и потому считал, что несколькими штрихами его не изобразить, что быстрый росчерк карандаша не сможет передать всей его оригинальности и на рисунке угаснет исходящий от него неуловимый свет.
- Предыдущая
- 3/12
- Следующая