Небо в кармане 4 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 3

Кто бы что не говорил, а в новое дело я ввязался. Потому что прекрасно понимал, что нельзя во всём зависеть от отца и его капиталов, необходимо иметь что-то своё, личное.

Нет, сам работать не собирался, моё дело осуществлять общее руководство и задавать нужные направления развития производства. В качестве директора намеревался использовать Луцкого. А чтобы он не сорвался с крючка, пообещал ему долю в акциях, хороший доход и дал слово научить компаньона летать. Именно так, я не ошибся — летать. То есть, управлять самолётом. Исполнить заветную мечту инженера, превратить её в реальность.

Дальше — больше. Не успел в новое дело ввязаться, как мне, словно снег на голову, свалился Второв, богатейший человек Империи и мой будущий компаньон в автомобильном деле. Промышленник изъявил горячее желание стать в этом деле первым. Не стал отказывать ему в таком удовольствии, он же платит. И связи у него повсюду. С таким человеком в компаньонах для меня многие двери станут открытыми. Что мне и нужно, в конечном итоге…

За воспоминаниями не заметил, как дотопал до ангара. И не устал особо и даже не вспотел. Да и снега-то насыпало не сказать что и много, нога всего по щиколотку проваливается. Ангар рядышком, пешим ходом в зимней одежде минут десять быстрого ходу. А если не спешить, то пятнадцать. Как раз это время нам с Второвым и потребовалось.

Оглянулся по сторонам — просыпается аэродром, расчищают солдатики рулёжки и стоянки от снега. Потом и взлётную полосу почистят. За это время техники успеют подготовить аппарат к вылету. Из боковой стенки ангара труба выходит, из неё сейчас белым столбом дым кверху поднимается. Значит, помощники затопили печурку и уже на рабочих местах находятся.

Что же касается взлётной полосы, то для нас не критично, успеют её от снега почистить или нет, для эксплуатации в зимний период на моём новом самолёте установлены лыжи.

А ещё он почти точная копия того, на котором я над Памиром летал, с небольшими доработками. Например, на этом уже новый мотор стоит, чуть большей мощности. Специально для себя такой сделал. Испытаю, и начнём устанавливать его на все новые самолёты.

Потянул на себя дверь и пропустил вперёд Второва. Следом и сам проскочил внутрь, стараясь особо не тормозить — залетевшие в ангар клубы морозного воздуха никак не располагали к медлительности.

Выслушал доклад дежурной смены, мол, без замечаний отдежурили, покосился на распахнутые дверки моего самолёта, втянул запахи выхлопа и разогретого масла и поздоровался с техниками:

— Матчасть в порядке? — улыбаюсь, настроение больно хорошее. — К вылету готова?

— Так точно, ваше благородие! — вытягивается во фрунт техник и улыбается в ответ — Мотор на улице прогрели, погоняли на средних оборотах, да и закатили самолёт обратно до вашего распоряжения. Замечаний к работе нет. Заглушки на воздухозаборник ставить не стали, вы же вчера говорили, что собираетесь сразу вылетать?

— Правильно сделали, — киваю довольно и уточняю. — Заправка?

— Под пробку оба бака, — без паузы эхом отзывается унтер и смотрит вопросительно. — Успели до вашего прихода долить бензина в баки. Ворота открывать?

— Сейчас предполётный осмотр проведу, и можно будет открывать. Тогда и выкатим самолёт на улицу, — зря я с дверью торопился, сейчас всё равно ангар выстудим.

Выкатили аппарат наружу, развернули параллельно воротам, и я сразу же нырнул в кабину, запускаться. Пока готовился, на пассажирское сиденье вскарабкался Второв. Ну как вскарабкался, скорее умудрился попасть с помощью техников, конечно. В своей шубе ему бы ни за что в одиночку в кабину не залезть. А тут ему и стремяночку небольшую притащили, и под локоток поддержали, и ножку помогли в коленном суставе согнуть и через порог перенести. Ну и самого легонечко подтолкнули в спину, можно сказать придали нужное ускорение и направление в сторону подушки сиденья. Сам бы он точно не удержался в проёме и наружу выпал. Говорю же, он в своих одёжках как та капуста. Такой же круглый и такой же неловкий. Положи на спину, толкни и покатится.

Следом за ним и два его саквояжа закинули, за спинку сиденья на полу пристроили.

Запустился, послушал работу мотора, глянул на приборы, убедился, что пассажир мой пристёгнут, зажал тормоза и поднятой вверх рукой запросил у выпускающего техника разрешение на выруливание.

Стояночные колодки механики убрали в кабину, но уже за моё сиденье и хлопнули дверкой, разделив тем самым мир на до и после. Поехали…

Отпускаю педали тормозов, и когти стальных рычагов на задних законцовках лыж под действием пружин поднимаются вверх, выходят из зацепа со снегом. Стоим на месте, никуда не движемся, в ангаре всё теплее, чем на улице, и поверхности лыж сразу прихватило морозцем, пристыли они к снегу. Приходиться добавить оборотов, чтобы самолёт стронулся с места, что я и делаю.

Ангар с техниками остаётся позади, по рулёжке с небольшим боковым проскальзыванием поворачиваем направо, и… Я резко тискаю тормоза. Самолёт клюёт носом, отпускаю на мгновение педали и тут же снова на них нажимаю, избавляюсь таким образом от возникшего при торможении отрицательного момента. В груди возникает запоздалый холодок и прячется где-то внизу живота. Хорошо, что разогнаться не успели, а то бы сейчас точно скапотировали бы, ткнулись винтом в снег! А перед этим натворили дел…

Практически прямо перед самолётом небольшое столпотворение народа. Отчётливо чёрные на белом снегу силуэты меркнут в ослепительных магниевых вспышках. Чёртовы фотографы! Ослепили совсем. Какого лешего на рулёжку вылезли? Неужели так трудно было где-нибудь сбоку встать?

Зажмуриваюсь крепко-крепко. Не по своей воле, а исключительно из-за особо неприятной обстановки громко ругаюсь матом и не отпускаю тормоза. Ничего не вижу, в глазах засветки зайчиками скачут. Останавливаемся, противный скрип железа по льду проникает в кабину через звук работающего мотора, заставляет поёжиться.

Бросаю управление и тру глаза, слёзы так ручьём и текут. Вспомнил о пассажире, ругаться громко перестал, но продолжаю вполголоса шипеть нечто нецензурное в сторону журналюг. Откуда они тут взялись? На секретном-то объекте с пропускным режимом? Да вдобавок сумели каким-то образом на лётное поле пробраться, куда посторонним вообще-то вход запрещён?

— Это я упросил полковника Кованько выдать им пропуск на сегодняшнее утро, — виноватым голосом откликается Второв. Похоже, я эти свои мысли вслух произнёс?

— Для чего? — наконец-то становится легче, пропадает резь в глазах, высыхают слёзы. Зайчики, правда, ещё прыгают, но быстро сходят на «нет».

— Вчера же мы с вами решили, что освещение перелёта прессой не помешает? — удивляется моей забывчивости компаньон. — Это не только прибавит вам популярности, но и позволит хорошо заработать. Неужели забыть изволили, Николай Дмитриевич?

— Перелёт у нас с вами предстоит сложный, хлопот с подготовкой к нему потребовалось много, — вздохнул и вроде бы как оправдал свою забывчивость. А ещё Второв забыл упомянуть, что пресса не только мне прибавит популярности, но и ему. При случае можно легко козырнуть сим фактом, особенно когда он будет подкреплён многочисленными фотографиями. Ну да ладно, перелёт только начинается, посмотрим, что дальше будет. Хотя, если судить по такому лихому началу, то дальше будет ещё хлеще. — И впрямь забыл. Ладно, поехали.

Отпустил тормоза, толкнул рычаг управления двигателем вперёд. Мотор рыкнул, потащил самолёт по рулёжке. Не сдержался, надавил на левую педаль, добавил немного оборотов, засыпал журналистов снегом из-под пропеллера. Отомстил, можно сказать, таким образом за свой испуг и засвеченные вспышками глаза. А и впрямь, вылезли прямо под винт. А если бы не удалось затормозить? Порубал бы всех в капусту. По возвращении нужно будет обязательно эти два вопроса поднять — почему пропустили на лётное поле и почему без сопровождения?

Морозно на улице, на малом газе скользим настолько легко, что приходится то и дело подтормаживать. Мимо рулёжки, на которой сейчас трудятся со скребками в руках солдатики, прямо на полосу. Разворачиваюсь по курсу взлёта, толкаю рычаг управления оборотами вперёд до упора и старательно выдерживаю направление разбега. Уходить в сторону нежелательно, за моим взлётом сейчас столько глаз наблюдает, что ого-го. А я инструктор, поэтому и разбег у меня должен быть ровный, словно по линеечке, а не как бык пометил.