Джо 4 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 24

Особо я лепреконам не доверял, понимая суть структуры и смысла подобных организаций. Бегут на волю не сколько те, кого жизнь душит (она на Орзенвальде никого не душит, кажется), а те, кто по каким-то причинам не смог ужиться в обществе. То есть, чаще всего, преступники, хулиганы, негодяи и прочие родные моему сердцу личности. Не то чтобы у лепреконов, отправленных мной в Великую Обсерваторию, есть шанс что-нибудь наколобродить, но места в своих планах я этим карликам не отвел. Посидят там, под присмотром гремлинов, напитают волшебством свои чакры, а затем я их отпущу.

Но сначала золото.

В ухоронке, откопанной на нижнем «этаже» малины, была установлена солидная дверь, которую, судя по петлям, довольно часто открывали. Сейчас она демонстрировала совершенно пустой каменный мешок на три куба вонючего воздуха, вместо радующей глаз груды золота, которая тут должна была быть. В другой части зала, куда допускались далеко не все визитеры, мной было обнаружено чуть большее помещение, которое чей-то больной разум превратил в… гнездо, набитое мягким тряпьем. То есть, как рассудил я, святому отцу было тесно, поэтому он решил проблему радикальным образом, выкинув койку. Еще бы объедки с бутылками убирал, а то прямо логово енота получилось. Разворошенное.

Золото тут искали хорошо. Всё было перекопано, перещупано и перетыкано. В бывшей спальне Хризантия даже пол был вскопан и стены процарапаны. Не, сплошная земля. Закончив первичный осмотр, я с чувством внутреннего неудовлетворения извлек из рукава волшебную палочку. Некогда было разгадывать эту загадку.

Да, я нехороший тип, пользуюсь тем, что другие не могут и не умеют. Подайте на меня в суд!

Заклинания обнаружения пустот и полостей быстро показали мне, что на кривом и косом спуске, соединяющем минус первый и минус второй этажи, оказался тайный ход, причем не простой, а очень хорошо замаскированный. Плотная сшивка из нескольких слоев проклеенной дубленой кожи с талантливо наштукатуренной на её внешнюю сторону землей полностью совпадала по текстуре с остальной стеной, а жесткость и манера крайне хитрого крепежа делала проход абсолютно незаметным со стороны. Чтобы узнать, где он находится, нужно было быть либо его создателем… либо пьяным тучным человеком, не справившимся с управлением собственным телом и налетевшим на преграду плечом.

В узком проходе, открывшемся моему орлиному взору, на изрытом земляном полу лежало несколько золотых монет. Подобрав их с акульей улыбкой, я пошёл дальше, творя магию, вынуждающую золото выпрыгивать из грязи прямо в мои загребущие руки. Ну разумеется, если ты воруешь груду денег, но у тебя не в чем их переносить, то потери неизбежны. Особенно тогда, когда тебе нужно срочно удалиться от фальшивой переборки, вполне пропускающей звуки.

Ход, не слишком просторный даже для худощавого меня, намекал, что отцу Хризантию тут приходилось туго, очень туго. Не просто ходить, а еще и таскать золото. В один момент изрытый пол превратился в куда более гладкий, вовсю намекающий, что по нему тащили тяжелые мешки, от чего я приободрился и опечалился одновременно. Так-то, если посудить, если бы бывший жрец тащил бы добычу в никуда, то он был бы еще занят пересыпанием золота, а тут получается, что, обнаружив выход, он безопасно выволокся в Дестаду, нашел мешки и вернулся за сокровищем. Тем не менее, времени пока прошло очень мало, а значит след был горячим.

Ход вывел меня… на мусорку. Точнее, это должен был быть склад или ангар на краю порта, в сотне метрах от ухоронки волшебных созданий, но из-за отсутствующей крыши строение превратилось в точку сброса отходов для всех близлежащих лачуг. Неимоверная вонь, грязь, слякоть, вороны и крысы, всего этого тут было в изобилии, в отличие от вороватых священников и золота. Тем не менее, отчаиваться я и не думал. Сунув палочку в рукав, я тщательно замаскировал ход, а затем принялся искать ближайшую харчевню.

Кабак, дамы и господа, это только в современном мире место, куда вы приходите утопить печаль от своей унылой жизни раз или два в неделю. В дикие времена кабак был вторым домом, нексусом общественной жизни, местом обмена новостями, спасительным огнем в ночи, привечающим путников и прочих алкашей. Туда шли за едой, бухлом, утешением, развлечением, с тоски, с радости, с печали и даже со скорбью. Кабаки были священным местом, где можно было дать и получить по роже, а это для нормального мужика вовсе не шутки!

…и разумеется, там было можно узнать всё на свете. К примеру, где взять новую одежду или, скажем, мешки.

Пара серебряных монет и местная правительница поварешки и прокисшего пива преображается в болтливую и кокетничающую женщину, готовую вывернуться наизнанку ради щедрого юноши, приветливо чистящего ногти большим кинжалом. Она сдает своего постояльца, изнуренного бородатого мужика, приходившего только вечером переночевать — со всеми потрохами. Не только потому, что я гораздо приятнее на вид, но и потому что щедрее. Платил отец Хризантий потёртой медью и отчаянно торгуясь за каждую монетку.

Очень похвальное поведение для человека с грудой золота в трущобах. Очень.

Выяснилось, впрочем, немногое. Постоялец харчевни тут только ночевал, уходил и приходил затемно, по вечерам был уставший как скот. Одет бедно, почти в рванину, пах хуже, чем близлежащая помойка, но притараканивал с собой еду, которую украдкой ел. Это сильно возмущало хозяйку, но сделать она ничего не могла, так как скупец и у неё брал порции похлебки, да и пивом не брезговал.

— Мозоли набил, аж руки тряслись, — вспомнила трактирщица, — Вчера просил перемотать. А сегодня-сь с утра отоспался, Бака Дурака дождался, они с ним ушли куда-то. Осла вроде искать, с повозкой. Откуда у них деньги на осла-то с повозкой? Украсть, небось, решили?

Это были очень интересные сведения. Я не мог определить, останавливались ли у мусорки повозки, не настолько следопыт, зато колдануть заклинание, ищущее скопление тяжелого металла — вполне мог. И делал это ранее. Возле мусорки и во всех близлежащих домах золота не было, но теперь я знал, что мне нужно искать не его, а Бака Дурака. Шансы, что Хризантий благоразумно прикончит своего помощника, я находил ничтожными.

Если подходить к делу романтично, то здесь я должен был пуститься в далекий путь по местным кущам, узнавая о данном Баке все больше и больше, погружаясь в местную жизнь с головой, распутывая загадки, а под конец узнал бы, что оный Бак приходится внучатым племянником троюродной тетки портовой крысы, которая как-то раз видела пролетающего по небу Шайна. Такой фигней страдать категорически не хотелось, поэтому я тупо свалился назад в кабак, дал трактирщице серебряную монету, а затем завалился спать в самом чистом «номере». Когда Дурак пришёл пропивать заработанное за день (целых три серебряных монеты!!), я попросту вышел к нему, показал еще три — и приобрел верного последователя в лице совершенно лысого олигофрена совершенно нечеловеческой мускулатуры, мирного как кастрированный кролик, но умного как кирпич.

Тем не менее, мозга у этого человека оказалось вполне достаточно, чтобы кое-как вспомнить, куда они с прежним нанимателем ехали на телеге. В бонус к этому я услышал о небольшой обиде Дурака — мол, тяжеленные мешки грузили вместе, а потом, когда приехали, «тот мужик» отлучился, но пришёл переодетым, чистым и важным, поэтому больше не помогал, всё самому пришлось делать. Несправедливое!

Точкой же назначения погрузочных работ был купеческий постоялый двор. Очень обстоятельное место, огражденное нешуточным частоколом, с охраной и прочими финтифлюшками. Для Дестады подобные заведения не роскошь, а необходимость, купцов много, не каждый может позволить себе частную армию, зато каждому хочется безопасности для себя и своих капиталов. Вполне логичный ход для бывшего жреца, у которого руки хоть и перемотаны, но вполне развязаны… почему?

А потому что этот трактир довольно далеко от порта, с немалым удивлением понял я, снабжая Бака последней серебряной монетой и маша ему вслед. Хризантий, хоть и тоже дурак, но знал, где сосредоточены все наблюдательные силы волшебных существ, знал их реальное количество, а также, может быть, даже понимал, что местным бандам существа не дадут задания искать его — это означало бы стопроцентную потерю золота. Так что самым дальновидным и простым действием в его случае означало бы забуриться в такой трактир вместе с золотом, закрыть окна шторами… и пропьянствовать недели две, а затем, заказав себе карету, покинуть дорогой кабак, чтобы провести в безделии и сытости остаток жизни!