Заслуженная пышка для генерала дракона (СИ) - Юраш Кристина - Страница 10

— ГЕНЕРАЛ! — ГЕНЕРАЛ МОРАВИА! — ЭТО ОН! — ОН ПРИЛЕТЕЛ! — В КАРЕТЕ?! — С КЕМ ОН?! — С НЕЙ?! — КТО ЭТО?! — ОНА НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ! — Я ЗНАЧУ БОЛЬШЕ! — О! БОГИ! КАК ОН ПРЕКРАСЕН! — Я ЕМУ ПИСЬМО ПИСАЛА! — МАМА! ГДЕ МОЕ ЛУЧШЕЕ ПЛАТЬЕ!

Из палаток выбегали девушки — почти в исподнем, с распущенными волосами, с кисточками для румян в руках, с глазами, полными вопросов, надежды и зависти. Толпы людей — купцы, слуги, судьи, зрители, конкурентки — приветствовали Марона, как будто он — не генерал, а живой бог, сошедший с небес. А он стоял возле кареты — спокойный, величественный, невозмутимый. С плащом, чуть растрёпанным ветром. Со взглядом, как будто он не только что прилетел, а всегда был здесь.

До чего же он был красив! Не просто красив. Опасно красив. Как меч в ножнах. Как гроза в безоблачном небе. Как тот, кого нельзя трогать — но все хотят.

— Вы целы? — произнёс Марон, подавая мне руку — не как джентльмен. А как дракон, который знает: если не подаст — она упадёт. Опять.

Я опомнилась. (Ну, почти.) И вручила ему свою руку, правда с опозданием, под завистливыми взглядами толпы женщин, которые, казалось, готовы были меня съесть. Особенно та, что кричала:

— ГЕНЕРАЛ МАРОН! ЖЕНИТЕСЬ НА МНЕ!

— Вы как? — спросил Марон, пока я приходила в себя после такого полета.

— Нет, я не как! — пошутила я, расправляя плечи, как будто не только что летела в карете, а выиграла марафон. — Сиденье — чистое! Никаких следов паники! Только отпечатки ладоней от схватки с судьбой!

Он чуть-чуть усмехнулся. Я встрепенулась! Время! Время поджимает!

— Сейчас надо быстро найти место для шатра! — сказала я, переводя взгляд на палаточный городок — плотный, шумный, пёстрый, как рынок в день распродажи. Дорогие шатры — с золотыми фамильными гербами, с флагами, с прислугой. Обычные шатры — с заплатками, с верёвками вместо шнуров, с надеждой вместо денег. Чего здесь только не увидишь — от бриллиантов до башмаков без подошв. И вездесущие торговцы! Вон! Целый ювелирный ряд!

— А где шатёр? — спросил генерал, заглядывая в карету, как будто ожидал увидеть дворец.

— Под сиденьями! — кивнула я, выдыхая. — Всё компактно! Всё продумано! Всё — по тёте Оле! Так, палатку ставим вон там — под тем деревом, где тень и нет конкуренток. Надо будет подкатить карету поближе — чтобы не тащить чемоданы через пол-выставки.

Я решительно смотрела на поле боя — и стала вытаскивать чехлы с палаткой, как будто это — оружие, а не кусок ткани.

— Мадам! — раздался голос какого-то лакея с ленточкой организатора и взглядом человека, который только что понял, что попал не в тот фильм. — Тут нельзя ставить палатку!

— Это ещё почему? — спросила я, не отрываясь от дела. — Где это написано? Нигде нет таблички? Значит, можно! Это — ваша недоработка! А не моя проблема!

Он открыл рот. Закрыл. Посмотрел на палатку. Посмотрел на меня. Посмотрел на небо — видимо, надеясь, что боги спустятся и остановят меня. Боги не спустились. Я — продолжила.

Я выдохнула, расправляя огромные куски шатра. Он был болотного цвета, весь в пятнах от дождя, с некрасивой дыркой от прошлогодней выставки, которую я пыталась выдать за вентиляцию, и с кривыми швами, делавшими его похожим на пьяного слона в юбке. Это был не просто шатёр, а символ моего отчаяния и бесконечных попыток создать что-то приличное из того, что под рукой.

Теперь оставалось самое сложное — заклинание. Я прочитала его наизусть, без книги, без подглядывания, словно молитву перед битвой.

И чудо произошло. Куски ткани сшились, как по волшебству. Шесты встали на свои места, и палатка начала подниматься, словно феникс из пепла. Она поднялась криво, но гордо, напоминая о том, что в жизни не всегда всё идеально, но это не повод сдаваться.

Неподалёку я увидела нежно-розовые палатки мадам Пим. Их можно было узнать сразу по трём признакам: огромные вышитые розы, золотые кисточки и запах дорогих духов и дешёвого коварства. Они были как изысканные драгоценности на фоне моих простых и грубых палаток. Но я не завидовала. Я знала, что за этой красотой скрывается нечто большее, чем просто ткань и вышивка.

У нас же был болотный цвет. Надёжный, как кусок брезента после войны. Он не блестел и не привлекал внимания, но он был прочным и долговечным.

Пока я проверяла палатку внутри — просторную, с двумя зеркалами и одной дыркой — услышала изумлённый возглас и крики.

— ОН! — ЭТО ОН! — ОН СНЯЛ МУНДИР! — ОН В СОРОЧКЕ! — ЖЕНИСЬ НА МНЕ! — НЕТ, НА МНЕ! — Я ЕМУ ПЛАТЬЕ ШИЛА! — Я ЕМУ ПИРОГ ПЕКЛА! — Я ЕМУ… ПОДУШКУ ВЫШИЛА!

Я выглянула из палатки и замерла.

Он с лёгкостью толкал нашу громоздкую карету, словно она была всего лишь игрушкой. Его руки напряжены, плечи напряжены, а сорочка, прилипшая к спине, подчёркивала каждую линию его тела. В этот момент он выглядел как воплощение силы, как хищник, который знает, что вся его добыча — в его власти.

Толпа вокруг нас неистовствовала. Каждое его движение вызывало новый взрыв восторга, крики и визги раздавались со всех сторон.

— ЖЕНИСЬ НА МНЕ! — кричала одна женщина, её голос дрожал от волнения.

— Я УМЕЮ ШИТЬ! — вторила другая, стараясь перекричать остальных.

— Я УМЕЮ ГОТОВИТЬ! — вопила третья, её глаза горели надеждой.

— Я УМЕЮ… МОЛЧАТЬ! — раздался слабый голос, почти шёпот, от которого сердце сжалось. Бедняжка, казалось, уже отчаялась.

Я смотрела на него, не отрывая взгляда. Его фигура, мощные плечи, сильные руки. Колёса катились по траве, оставляя за собой едва заметный след. Мэричка, стоявшая у окна, прилипла к нему, как муха к мёду, её глаза блестели от восхищения.

А я… Я слушала своё сердце. Оно забыло о страхе высоты, о всех своих страхах. Теперь оно боялось только одного — что этот момент закончится. Что он остановится.

— Приехали! Вылезаем! — крикнула я, отрывая взгляд с большим трудом. Это было похоже на то, как отрываешь пластырь с мозоли — больно, но необходимо.

Искушение посмотреть на него ещё раз было невыносимым. Я не могла удержаться. Просто… на секунду. На две. На три. Но даже этого оказалось слишком много.

Генерал остановился, и толпа замерла вместе с ним. Его взгляд встретился с моим, и в этот момент всё вокруг исчезло. Остались только мы вдвоём.

Наверное, нужно было похвалить его, сказать что-то… эм… романтичное.

— Так! Чего встали! Нам раскладываться пора! Быстро! — выдала я. Вот такой я романтик!

Спарта и Симба уже несли раскладные пуфики — один розовый, другой — с пятном от кофе «это винтаж». Тайга вытаскивала зеркало — большое, с трещиной. Генерал снимал чемоданы и заносил в палатку — спокойно, молча, как будто это не тяжёлая работа, а лёгкая прогулка.

Когда всё было разложено, а на полу появился потертый и местами лысый ковёр, я успокоилась.

— Правило выставки первое, — произнесла я, заходя в палатку и закрывая за собой полог. — Никого чужого в палатку не пускать. Даже организаторов! Даже с ленточками! Это понятно?! Если кто заходит чужой — визжим, орём, кричим, бросаем всё, что попадёт под руку.

— Да! — кивнули девочки, раскладывая косметику на старый складной столик.

— Ни у кого ничего из рук не брать! — продолжила я. — Пусть даже золотой слиток протягивают! Пусть даже бриллиант размером с кулак! Пусть даже принц на коленях! Это понятно?

— Да! — кивнули девочки, раскладывая кисти, как оружие.

— Если придут и будут просить… У нас ничего нет! — сказала я, разводя руками. — Ни лака для волос! Ни ткани полос! Ни кружева! Ни блёсток! Ничего! Мы…

— БОМЖИ! — выкрикнула Мэричка.

— Господин генерал, — обратилась я к Марону, кладя руку ему на плечо — не для флирта. Для внимания. — Вы должны следить за палаткой. И за девочками. Я понимаю, вам это кажется глупостью. Но… поверьте человеку, который видел своими глазами, как умирает совсем юная девушка — в страшных конвульсиях, с пеной у рта, с глазами, полными ужаса — только потому, что десять минут назад обошла конкуренток и забрала заветную цацку. Не корону. Не титул. Цацку. Маленькую. Блестящую. Смертельную.