Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки (СИ) - "CaseyLiss" - Страница 46

Я подняла глаза и, глядя в его усталое, но родное лицо, прошептала:

— Мы всё пережили. И теперь я знаю — всё было не зря.

Я прижала его голову к себе и сама не верила, что это всё по-настоящему. Что вот так просто — мы живы. Он дышит. Его руки держат меня, а я не боюсь закрыть глаза.

Вспомнила себя ту — женщину, которая однажды открыла глаза в чужом мире, теле, и решила, что потеряла всё. Никогда бы не подумала тогда, что найду здесь больше, чем когда-либо имела: любовь, дом, детей, жизнь, которая наконец принадлежит мне. Я больше не пленница обстоятельств. Я — хозяйка своей жизни.

Слёзы сами катились по щекам, но это были слёзы облегчения. Я знала, что ещё будут трудности, что раны заживают медленно, что впереди — разговоры и решения. Но в этот момент мне хватало одного: он рядом. Мы вместе.

Я наклонилась и прошептала ему на ухо:

— У нас будет дочь.

Лайонел поднял на меня глаза, и в них впервые за всё это время вспыхнул не только свет надежды, но и радость. Та самая простая, настоящая радость, ради которой стоило пройти всё.

После той ночи всё изменилось. Кирсана заключили в королевскую темницу, и сам король объявил: расследование только начинается. Сеть его сообщников оказалась куда шире, чем мы думали. Он искал «особенных детей» не год и не два, а целыми десятилетиями, вытягивая их тайком из семей, прикрываясь дворцовыми указами и именами доверенных лиц. Теперь каждая нить будет распутана. Лайонел, едва встав на ноги, согласился работать вместе с королём. Кайонел тоже присоединился: после всего, что мы пережили, он не собирался оставаться в стороне.

Мария и я остались за школой. Нас обеих устраивало, что именно здесь теперь наше место, пока обстоятельства позволяют. Мария наконец решилась сказать Кайонелу о своей беременности. Я видела, как он сперва остолбенел — даже забыл, что держит в руках кубок и чуть не уронил его. Но потом обнял её так крепко, что она засмеялась сквозь слёзы. Его радость была искренней, такой чистой, что я сама растрогалась.

Эдрика король забрал под свой надзор. Юноша отправился в столицу учиться — всерьёз и надолго. Его мать нашли в их старом поместье, куда она вернулась после освобождения. Метку долга с неё сняли, и впервые за много лет женщина улыбалась по-настоящему. Для Эдрика это было главным чудом. Он клялся, что больше никогда не позволит манипулировать своей семьёй.

Письма от Ники задерживались — гонцы на северной дороге долго не могли пройти из-за снегопадов. Но когда, наконец, весточка дошла, в ней было столько радости, что мы перечитывали письмо вслух несколько раз. Он писал о первых уроках, о новых товарищах и, конечно, что скучает по всем. Адри держала его письмо под подушкой и всё чаще крутила в руках кулон, что он подарил.

Дети росли, и теперь на них смотрели иначе. Как на наследников, от которых ждут многого. Учёбы стало больше, внимание гувернёров строже, но они справлялись. Даниэль упорно отрабатывал магические связки и удивлял наставников зрелостью суждений. Адриана то и дело спорила с учителями, но когда нужно, показывала силу, которая превосходила ожидания. Их готовили к Академии, и я понимала: пора близка.

А школа жила. Оливия и Олексион объявили о помолвке — официально. Дата была назначена на несколько месяцев вперёд. Все были шокированы, но никто не сказал против: слишком очевидно, что они нашли друг в друге что-то настоящее. Даже я, вспомнив первую нашу встречу с Оливией, едва узнала её сейчас. Она стала другой — спокойной, собранной, благодарной.

А главное — я открыла Лайонелу свою тайну. Рассказала всё: что не родилась в этом мире, что пришла сюда чужой, что много лет жила с этим страхом. Я готовилась к любым словам в ответ, даже к тому, что он отвернётся. Но он лишь посмотрел на меня так, словно ждал этого момента. И тихо сказал:

— Я знал. Давно. Но ждал, когда ты сама доверишься.

И я поняла, что никогда не была одна.

Теперь впереди было ещё много испытаний: поиск сообщников, новые угрозы, королевские разбирательства. Но у нас уже было главное. Любовь. Семья. Дом, который мы построили сами.

И — наша дочь, которая ещё не родилась, но уже изменила всё.