Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки (СИ) - "CaseyLiss" - Страница 35

Я решила остаться в поместье на несколько дней. Мария и без меня справлялась со школой — после недавних событий она встала у руля так уверенно, что мне оставалось только подпирать двери распоряжениями издалека. Дети выдохнули: тишина, сад, наш фонтан, уроки с гувернантками, вечером — настольные игры, где Даниэль умудрялся «случайно» поджигать свечки взглядом, а Адриана «совершенно случайно» проливала воду туда, где только что горело. Я делала вид, что ничего не замечала. Иногда полезно дать людям — даже очень магически одаренным — просто побыть детьми.

На третий день приехкл Олексион. Примчался по гравию, не успев слезть с седла, уже стряхивал пыль и искал меня глазами. Вошёл без церемоний — старые привычки у него оставались, хотя чин начальника стражи он теперь носил как родной.

— Где она? — спросила я, как только он закрыл за собой дверь моего кабинета.

— Там же, под присмотром, — кивнул он. — Оставил двоих надёжных ребят. Ключ у Грайна, ему можно доверять. Никто туда и носа не сунет без моего ведома.

Я жестом предложила садиться. Он не сел. Топтался, собирая слова, и это на него было непохоже.

— Говори.

— Катрин… — он потер затылок и медленно выдохнул. — Она другая. Не так, как мы думали. Не про деньги и не про беготню за титулом. У неё правда… — он поискал глазами потолок, — чувства. И устала она. От всего. От глянцевой жизни вдовы, от салонов, где говорят о пустом. От четырёх стен, где ты никому не нужен, пока на рукаве траурная лента ещё свежая.

Я молчала. Слова в нём спотыкались, но в голосе был редкий для него оттенок — сочувствие.

— Я видел женщин, что притворялись, — продолжил он. — Это не тот случай. Она держится из последних сил. И ещё… — он наконец уселся на край стула. — Кайонел передавал: после нападения у вас ушла преподавательница этикета. Мадам… Марисоль?

— Ушла, — подтвердило моё внутреннее бухгалтерское. — Единственная в городе, кто держал вилку правильно и мог этому научить. Слёзы, «здоровье», «нервы» — и ушла. Я не склонна держать силой.

— Так вот. Оливия — аристократка. И не пустая. Умная, воспитанная. И если держать её под нашим присмотром, в деле, где она будет нужна… — он развёл руками. — Возьмём в школу? На этикет, светские формы, письмо. Строго. С условиями. На испытательный срок. Ей нужна опора, тебе — учитель. Всем лучше.

Я потёрла виски. Идея была настолько очевидной, что тревожно было только от того, как легко она становилась на место, как пазл.

— Ты уверен?

— Уверенность — дело для богов и королей, — буркнул он. — У меня есть люди и глаза. Если что-то пойдёт не так, я это увижу раньше тебя.

Я всмотрелась в него. В этот раз он показывал не привычную хулиганскую ухмылку, а зрелое, спокойное лицо человека, который думал не только кулаками.

— Ладно, — сказала я. — Испытательный срок. Комната в учительском крыле школы, не в поместье. Доступ к детям — только в присутствии гувернантки или меня. И ты, Олексион, отвечаешь за её безопасность и поведение. Чуть что — выводим за ворота без разговоров. И ещё: никаких «чувств» до выяснения. Ни твоих, ни её. Работа — это работа.

— Я не мальчишка, — фыркнул он, но потом смягчился. — Спасибо, Катрин.

— Не мне спасибо, — отрезала я. — У каждого должен быть шанс сделать правильнее, чем вчера. Но шанс — не индульгенция.

Он кивнул. Договорились быстро, как всегда, когда речь шла о деле.

В тот же вечер я написала Марии письмо: «Приготовь комнату, скажи девочкам из столовой, что новый педагог любит простой чай без сахара, предупреди гувернанток. И — пожалуйста — улыбнись ей, как улыбаешься ученицам в первый день». Мария ответила на клочке бумаги, торопливо, но её округлые буквы были как всегда чёткими: «Сделаю. И, Катрин, поешь нормально». Она знала меня слишком хорошо.

Лайонел всё не объявлялся. Не письма, не ворота распахнутые его шагом, не низкий голос за спиной — пусто. Я гнала из головы картинки и доводы, разбирала с учителями расписания, заезжая днем в школу, смотрела с детьми новые книги, терпеливо объясняла Даниэлю, почему сжигать заклятия на музыке — это «нет», а «да» — сидеть ровно и не дёргать ножкой в такт барабанам. Адриана вела себя тихо, но в тишине её было больше, чем слов. Она задумчиво дольше смотрела на пруд, ещё внимательнее надевала перчатки на урок этикета, а ночью, я уверена, десять раз пересчитывала какие-то письма в шкатулке. Я не спрашивала. В четырнадцать давление правдой иногда хуже, чем лекарство.

Подкралось время отъезда Ники. Его тётя прислала короткую записку: «Деньги и рекомендательные письма получены. Академия ждёт. Благодарим за всё». Король, как и обещал, устроил мальчишке место в лучшей академии — там, где умных ценили не менее родовитых.

Собирали Ники всем домом. Мария приехала в поместье и носилась, как в тот первый год, когда он жил у нас мальчишкой-воробьём: то пирожки заворачивает, то шапку суёт, хоть за окном тёплая осень. Кайонел явился, поставил в прихожей свою нескладную фигуру и почему-то принялся подтягивать Ники к воротам, как на смотре рекрутов: «Плечи! Спина!» Ники смеялся. Даже Евграф выглядел чуть мягче обычного, хотя строгость у него, кажется, вплетена в жилет.

Еще и Эдрик приехал проводить своего «соперника». Он притянул шляпу на затылок, руки в карманы, вид равнодушный, но глаза — двумя шагами раньше всех. Я отметила это для себя.

А вот моя Адриана смотрела на Ники такими глазами…. Тихая, собранная, с непокорной прядью у виска. Эдрик — молодой герцог, юный шпион, он спорил со мной по учебной части и вообще моментами даже был полезен. И влюблялся, похоже, без спроса. Ревность он прятал под колкостями — как многие мальчишки, которым кажется, что от слов шрамы меньше.

Мы вышли всей ватагой ко двору — к экипажу, который должен был отвезти Ники к городскому порталу. Охрана от Олексиона уже стояла у ступеней.

Ники подошёл ко мне первым. Вырос. Всё ещё тот самый мальчик, которого я когда-то забрала с улицы — худой, голодный, с острым взглядом и слишком большой честностью для уличной жизни. Но теперь — крепкий, ровный, уверенный в походке.

— Катрин, — сказал он и вдруг обнял меня. Сильно, по-взрослому. — Спасибо. Если бы не вы тогда… я не знаю. Я бы… — он сглотнул, а я почувствовала, как что-то в горле предательски дёрнулось. — Вы нашли мою семью. Вы — моя семья. Для меня вы… как мать.

Я чёрт знает как держалась, чтобы не расплакаться прямо ему в спину. Обняла, погладила по плечу…

— Пиши, — сказала я, и голос всё равно предательски дрогнул. — Сразу, как приедешь. Потом — раз в неделю, а лучше чаще. Мы будем стараться навещать тебя на каникулах. И знай: здесь тебя всегда ждут.

— Знаю, — улыбнулся он. — И… я постараюсь не подводить.

— Подводить — прерогатива взрослых, — вздохнула я. — Тебе нужно просто жить и учиться.

Он кивнул и сделал шаг к Даниэлю. Они встретились взглядами, как мужчины, которые ещё не стали мужчинами, но уже понимают, что это значит.

— Давай без глупостей, — коротко сказал Даниэль, протягивая руку. — Пиши мне отдельно. Если там будут… неприятности — скажешь мне. Не всегда маме.

— Скажу, — так же коротко ответил Ники и крепко пожал ему ладонь. — И ты не поджигай всё подряд. А то приеду — и у нас вместо школы будет один большой костёр.

— Это угроза или обещание? — усмехнулся Даниэль. Они ухмылялись одинаково — это было странно и спокойно.

Эдрик подошёл следующем.

— Ну что, — сказал он, сдвинув шляпу на лоб. — Увидимся очень скоро. Не расслабляйся. Академия одна и та же — я к тебе наведаюсь. Проверю, как ты там не позоришь нашу школу.

Это прозвучало ехидно, но не ядовито. Ники усмехнулся, потянулся и пожал ему руку. Крепко. Эдрик оценил, уголок рта дёрнулся вверх.

— Не сомневаюсь, — ответил Ники. — И не опаздывай на пары. А то мне за тебя краснеть.

— За меня никто не краснеет, — хмыкнул Эдрик и метнул взгляд туда, где стояла Адриана, — кроме некоторых.