Редаманс (ЛП) - Долорес Х. К. - Страница 3

С потолка свисают растения с длинными извилистыми стеблями, диффузор на подоконнике источает масло с ароматом лаванды, а единственная в своем роде книжная полка в офисе забита несметным количеством названий.

Я просматриваю их, пока она возится с богато украшенным медным чайником в углу: Руководство по раскрытию экстрасенсорных способностей с помощью Третьего глаза, Семь чакр: объяснение, интерпретация аур и энергий других, Проявление жизни вашей мечты, и Откройте для себя свои земные вибрации за пять простых шагов.

— Вот, — Оушен протягивает мне маленькую фарфоровую чашечку, от которой идет пар от горячего чая, и я вдыхаю. Пахнет свежескошенной травой. — Это моя личная травяная смесь. Гречневая крупа и корень солодки.

Я не могу придумать ничего хуже для моего все еще пустого, бурлящего желудка, чем гречневая крупа и корень солодки, но я благодарю ее так, словно она дала мне стодолларовую купюру.

Она устраивается, скрестив ноги, на подушке напротив меня.

— Я годами совершенствовала рецепт, но он основан на трех самых поучительных неделях в моей жизни...

В тибетских горах восемь лет назад.

Я уже знаю.

Согласно старому блогу на WordPress, который она больше не обновляет, это было началом духовного путешествия Оушен. Вернувшись в Штаты, она бросила колледж и направила весь свой трастовый фонд в Ars Astrum.

— Тебе нравится? — Спрашивает она, переводя взгляд на чашку.

— О, это… — я делаю глоток, едва сдерживая кашель, когда гречка скребёт горло, как наждачная бумага.

Ужасно.

— ...восхитительно.

— Рада это слышать, — сияет она и следующие пять минут рассказывает о своих испытаниях и невзгодах, связанных с приготовлением чая, в то время как я пытаюсь не дать своей нервной энергии взять верх.

Я не могу поверить, что это сработало.

Я действительно здесь.

И если бы я все еще не оправилась от пережитого шока, меня, вероятно, глубоко встревожила бы мысль о том, что зеленый сок по завышенной цене официально продвинул меня гораздо дальше, чем четыре года учебы в художественной школе, изнурительная стажировка в Смитсоновском институте и еще более изнурительная работа с минимальной оплатой труда в художественной галерее чуть дальше по улице.

— А теперь, — Оушен прочищает горло, ставит свою допитую чашку и берет мое портфолио. — Я не могу вспомнить, когда в последний раз видела бумажное портфолио, — замечает она, открывая папку. — Кажется, в наши дни у всех есть возможность публиковаться на Squarespace.

— Ну, я думала об этом, — говорю я. — Но нет ничего лучше...

— Смотреть на настоящие чернила на бумаге, — заканчивает она, глаза одобрительно блестят. — Я согласна.

Думаю, тот факт, что я не могу позволить себе подписку на Squarespace, сработал в мою пользу.

Оушен не задает вопросов, листая портфолио с моими работами.

Я борюсь с желанием поерзать, не зная, как истолковать ее молчание.

Хотела бы я прочесть выражение ее лица, но оно удручающе пустое, и под таким углом я даже не могу сказать, на какой рисунок она смотрит.

Если бы ей это действительно не нравилось, она бы уже прекратила ... Верно?

— Ты когда-нибудь выставляла свои работы? — Наконец спрашивает она, не отрывая глаз от портфолио.

— Пару раз, — отвечаю я ей. — Я провела несколько групповых выставок в Пратте и нескольких небольших галереях здесь, в Челси ... но ни разу персональную выставку. — Немного нервничая, я добавляю: — Но я продала все работы, которые когда-либо выставляла.

Хотя у меня большинство из них было оценено в сотню баксов или меньше.

Даже все те рисунки зерен кофе, которые я сделала для кафе в Бронксе.

Она напевает и переворачивает страницу на следующую.

— Ты когда-нибудь раньше выставляла эту коллекцию?

— Нет, — честно отвечаю я. — Эта коллекция ... ну, это то, над чем я работала долгое время. — Я прочищаю горло. — Это смешанная техника, как вы можете видеть, и я называю это ”Погружаясь во тьму". Это исследование тьмы ...

Во мне.

— ...в людях. Человечество в целом, я полагаю. Все наши темные, неприглядные стороны, которые мы не хотим показывать другим. — Я тереблю подол своей блузки.

— И что же привлекло тебя к этой теме?

— Ну, темнота есть у всех, — объясняю я. — У некоторых больше, чем у других, но никто не хочет этого признавать. Мы надеваем маску перед всем миром и притворяемся, что ее не существует.

Она напевает.

— Значит, это о том, как вытеснить тьму на свет?

— И да, и нет. Превращение тьмы в свет подразумевает, что ты избавляешься от тьмы. Это больше о ... — Я замолкаю, подыскивая правильные слова. Я всего лишь сто раз репетировала это объяснение. — Погружении зрителя в темноту. Я делаю глубокий вдох. — Принимая нашу...

Мою.

— ...внутреннюю тьму.

— Понятно. — Оушен снова замолкает, и я беспокоюсь, что надоедаю ей до слез, но затем она прочищает горло. — Я буду честна с тобой, Поппи.

У меня сводит живот.

— Эта коллекция... — Она переворачивает страницу, и я готовлюсь к сокрушительному удару. — Это невероятно.

Мое сердце останавливается.

Что?

— Что? — Это вздох, а не слово.

Она кивает.

— Это честно. Я имею в виду, ты не первый художник, пытающийся исследовать внутреннюю тьму и травму с помощью искусства, но, по крайней мере, здесь есть настоящая тьма. — Она наклоняет папку, и я вижу картину, на которую она смотрит.

Сильно затемненный карандашный рисунок, призванный напоминать один из старых фильмов нуар. В перспективе виден тротуар, на котором лежат очертания мертвого тела, вскрытого и истекающего кровью.

— Это жёстко, — добавляет она.

Она переворачивает страницу на сюрреалистическую картину маслом, изображающую меня тонущей в бассейне.

А затем к более абстрактному произведению, отдаленно напоминающему безликую девушку без сознания, распростертую на земле, апельсиновый сок капает у нее изо рта, как кровь.

— Это так тревожно, — бормочет она. — Мне это нравится. Невероятно, что может придумать человеческое воображение.

Ну, в большинстве из них не было задействовано столько воображения.

И, может быть, это и нездорово, но никто не может сказать, что этот силуэт должен быть изобразить Микки Мейбла. Или девушка без сознания, которую я вроде как отравила, чтобы обманом попасть в подготовительную школу Лайонсвуда.

Оушен добирается до последнего фрагмента - окровавленного гаечного ключа, лежащего на полу гаража, прежде чем закрывает папку.

— Ну, — она наконец поднимает на меня взгляд. — Поппи, твоя коллекция удивительно освежает. Темная. Именно такие вещи мы хотели бы выставить в Ars Astrum.

Мое сердце воспаряет.

Это происходит.

Она собирается предложить мне персональную выставку.

Она поджимает губы.

— Но...

Но?

В этом предложении не должно быть союза.

— Но? — Я выдыхаю.

— Но я не уверена, что согласна с твоим тезисом, — заканчивает она. — Ты сказала, что эта коллекция о том, как погрузить зрителя во тьму - очевидно, в твою версию тьмы - и принять эту тьму.

Я не двигаюсь ни на дюйм.

— Верно.

— Но для меня это не похоже на принятие, — говорит Оушен, нахмурив брови. — Каждое произведение ощущается как отдельное событие. Они мрачные, и явно являются частью более масштабной истории, но связь отсутствует. — Она смотрит на меня своими большими зелеными глазами, и на мгновение я начинаю беспокоиться, что она действительно может быть экстрасенсом. — Как часть головоломки, которую ты не раскрыла.

— Ох. — В горле пересохло, и я делаю еще глоток уже остывшего гречневого чая. Это не помогает. — Я имею в виду, я не знаю, почему ты...

— Нет никакого недостающего кусочка головоломки.

— Ты уверена? — Она хмурит брови. — Потому что это кажется незавершенным.

— Все готово, — лгу я.

Мое сердце бешено колотится, и мне кажется, что она видит меня насквозь.