Архитектор Душ II (СИ) - Вольт Александр - Страница 2

— Работы полон рот, — ответил я, попутно роясь в памяти. — А недавно еще эльфийку убили, так что скучно не было от слова совсем. Сам понимаешь. А у тебя что нового?

Мужчина сочувственно покачал головой. Это был Арсений Вяземский, известный в узких кругах психоаналитик и коллекционер античных монет. Говорили, что он мог разговорить даже камень, но брал за свои услуги столько, что дешевле было бы этот камень позолотить.

— А! — Арсений отмахнулся. — Могу сказать то же самое. Работа. Вот, впервые за месяц удалось разгрести все дела и выбраться в люди. Раздавай уже, чего стоишь столбом, — обратился он к крупье, что до этого времени и вправду не пошевелился ни разу.

Крупье, словно очнувшись от транса, кивнул. Его руки пришли в движение. Колода карт зашелестела, заплясала в его пальцах с завораживающей ловкостью, и вот уже по две карты легким щелчком легли перед каждым из нас на зеленое сукно.

Я поднял уголки своих карт, оценивая расклад. В этот момент Ангелина, выпустив тонкую струйку дыма, повернулась ко мне.

— Давно не виделись, Виктор, — ее голос был низким, с легкой хрипотцой. — Как там твоя… подружка? Почему не привел ее с собой сегодня?

Я почувствовал подвох в ее вопросе, в издевательской паузе перед словом «подружка». И тут же ощутил на своей голени легкое касание чужой ногой. Нога в шелковом чулке медленно, почти лениво скользнула вверх по моей брючине.

Я поднял на нее глаза. Взгляд скользнул по сидящему рядом с ней мужчине. Павел Трубецкой, второй сын крупного сталелитейного магната. Возглавляет крымский филиал Холдинга «Трубецкой и К». Молчаливый, безупречно одетый аристократ лет тридцати. Он, казалось, ничего не замечал, полностью сосредоточившись на своих картах.

— Так сложились обстоятельства, — ответил я ровным тоном.

Ногу я убирать не стал. Вместо этого я попытался порыться в памяти, чтобы понять, что связывало Ангелину Муравьеву и Громова, но наткнулся на пустоту. Никаких вспышек, никаких обрывков. Словно этой части его прошлого просто не существовало. Но ее взгляд говорил о многом. Она смотрела на меня не просто кокетливо, а с каким-то вызовом, почти хищно, словно оценивая свою собственность.

В моей руке была пара четверок. Не густо. На стол легли первые три карты: двойка, пятерка, шестерка. Опасный расклад, открывающий кучу возможностей для стрейта.

Трубецкой, не меняя выражения лица, молча двинул в центр стола стопку фишек, поднимая ставку. Вяземский посмотрел на свои карты, недовольно хмыкнул и сбросил их в пас. Ангелина, бросив на меня быстрый взгляд, уравняла ставку. Я, после короткого раздумья, тоже бросил фишки в банк.

Крупье «сжег» карту и выложил на стол четвертую — валет. Ничего не менялось. Трубецкой снова сделал ставку, на этот раз крупнее. Ангелина, поджав губы, отправила свои карты в пас. Слово было за мной. Я снова уравнял.

Последняя карта легла на стол. Четверка.

Мое лицо осталось непроницаемым, но внутри словно что-то щелкнуло. Сет. Из обычной пары у меня внезапно получилась самая сильная из самых слабых комбинаций. Пара и две пары сразу уходят в мусор.

Трубецкой, уверенный в своем преимуществе, двинул в центр добротную порцию фишек. Навскидку я бы сказал, что там было две трети. Я посмотрел на него, а затем на свои карты.

Что ты там прячешь, Трубецкой? Что у тебя такого, что ты ставишь почти треть своего бюджета на такой приход?

— Колл, — сказал я спокойно, хотя внутри слегка напрягся.

Он перевернул свои карты. Пятерка и шестерка. Две пары.

— Неплохо, — кивнул я и медленно открыл свои две четверки.

За столом на мгновение повисла тишина. Ангелина удивленно вскинула брови. Вяземский снял очки и протер их, вглядываясь в карты. Крупье без единой эмоции на лице сгреб гору фишек и подвинул ее ко мне.

Следующие полчаса прошли в размеренном темпе. Я не рисковал, играл осторожно, забирая мелкие банки на хорошей карте и без сожаления сбрасывая мусор. Ангелина продолжала свои тактильные намеки, Вяземский ворчал на крупье и плохие карты, а Трубецкой оставался непроницаемым. Казалось, что игра его интересовала куда больше, чем общество аристократов за общим столом.

В итоге, оставшись в небольшом плюсе, я решил, что пора закругляться. Сидеть здесь всю ночь не входило в мои планы. Нужно было посмотреть, что еще интересного происходит вокруг, и, что более важно, проверить, как там мои подопечные.

— Господа, дама, спасибо за игру, — сказал я, отодвигая стул и поднимаясь. — Пожалуй, на сегодня с меня хватит.

Я обменял фишки у крупье и, кивнув на прощание, повернулся, чтобы покинуть комнату. Но в момент, когда я сделал шаг к выходу, резкий, полный ярости голос заставил меня замереть.

— Вот ты где, мерзавец! Громов, я к тебе обращаюсь! Я вызываю тебя на дуэль!

В проеме двери, ведущей в главный зал, стоял мужчина лет сорока. На нем был идеально скроенный фрак, но общее впечатление портили раскрасневшееся от выпитого лицо и горящие яростью глаза. Притягивали внимание лихо закрученные гусарские усы, уже тронутые легкой проседью. Рука его лежала на эфесе парадной шпаги, висевшей у пояса.

Все разговоры и шелест карт в комнате мгновенно стихли. Все взгляды устремились на нас.

— Спасибо за такое интересное предложение, — сказал я, пока пытался вспомнить, что это за хлыщ, и с чего вдруг он разбрасывается такими резкими высказываниями. И еще больше меня удивило то, что здесь до сих пор существовал дуэльный кодекс и вообще дуэли как таковые. — Но я отказываюсь.

I refuse (анг.) — Я отказываюсь

* * *

Лидия давно не была на приемах. Последний раз, самый громкий, был, наверное, за год или полтора до ее свадьбы, когда отец даже не подозревал об их с Артуром отношениях. Она пусть и не была очень частой гостьей, но любила бывать на подобных мероприятиях.

Ей нравилось обсуждать новое кино, последнюю модную линейку платьев от «Коко Шинель» или просто перемывать косточки общим знакомым за бокалом игристого. И, чего греха таить, ей нравилось выбираться в люди. Даже с Громовым. Развеяться всегда было приятно.

Когда Громов ушел с Корнеем в игорную, им с Алисой пришлось сместиться ближе к тому крылу дома. Как только дистанция достигла критической отметки, что Лидия, что Алиса почувствовали неприятное, тянущее ощущение в солнечном сплетении, что заставило их войти в комфортную зону пребывания.

— Лидия? — услышала она знакомый голос.

К ней подошли две девушки, одетые по последней моде. Когда-то давно они были ее подругами.

— Ольга, Катерина, здравствуйте, — вежливо кивнула Лидия. Алиса, стоявшая рядом, чувствовала себя максимально дискомфортно, словно экспонат в музее.

— Дорогая, как ты? Столько времени не виделись, — проворковала Ольга, самая высокая из них. — Мы уж думали, ты совсем затворницей стала после… всего.

— Я в порядке, спасибо, — ровным тоном ответила Лидия.

— А это кто с тобой? — Ольга смерила Алису пренебрежительным взглядом с ног до головы. — Не припомню ее.

— Это Алиса, моя коллега, — нашлась Лидия.

— Алиса? — Ольга картинно вскинула брови. — Бенуа? Лидия, дорогая, я всегда знала, что у тебя экзотический вкус, но не думала, что ты начнешь якшаться с обычной простушкой, пусть и из зажиточных. Тем более она вроде не зажиточная уже, да, Кать?

— Точно… — кивнула вторая девушка.

Лидия, привыкшая постоянно терпеть подобные подколки после скандала с отцом, почувствовала, как внутри что-то оборвалось.

Хватит.

— В чужом глазу соринку замечаешь, а в своем не наблюдаешь и бревна, Ольга, — ее голос стал ледяным. — И что-то я не вижу, чтобы твой Андрей, или Николай, или Михаил сегодня были с тобой. Ой, или, кажется, у тебя уже кто-то новый?

Лицо Ольги вспыхнуло яркой краской. Она открыла рот, но не нашла что ответить. Схватив за руку подругу, она, фыркнув, подобрала полы платья и почти бегом удалилась, бросив на Лидию полный ненависти взгляд.