Убийства в «Поющих соснах» - Колодезная Наталья - Страница 3

Она отхлебнула ещё и бросила пустую бутылку на пол: – Я поехала к Шурке, то есть к Александре Палне, посоветоваться. – На чём поехали? – На такси. – Вас пытались сбить во дворе нашего дома? – Нет, – она смутилась, – я заехала в алкомаркет, купить чего-нибудь к чаю. А вот когда оттуда вышла, то и попала. Алкоголь может стать причиной смерти, резюмировала я. – Может, – согласилась Наливайко: – Но это была красная машина. – Вы разглядели водителя, запомнили номер, можете назвать марку? – Не знаю, наверное, могу, – почесав подбородок заявила она: – С чего начнём? – Не начнём, а начну. Я сама. Одна! Договоримся на берегу! Вы ни во что не вмешиваетесь. Это может быть опасно для жизни! – решила я её припугнуть. – Чем именно? – не поверила Валентина Петровна: – Уборщица и медсестра не кусаются. Вы же начнёте с допроса свидетелей? Я все детективы по телеку смотрю. Процедуру знаю!

Иногда геморрой может выглядеть, как безобидная старушка, но чаще случается наоборот.

Не обращая внимания на хозяйку, что-то нудящую по ходу дела, я забросила вещи в свободную комнату и зашла в общую ванную.

Да, красиво жить не запретишь! Просторная светлая комната, отделанная бежевым итальянским кафелем, роскошная чугунная ванна в центре, современная душевая кабина в углу, унитаз, биде, раковина с зеркалом и шкаф с чистыми полотенцами. Возле ванны пушистый коврик на присосках.

– Валентина Петровна, когда здесь появился коврик? До вашего падения или после? – Он всегда тут был, но я им не пользовалась, а теперь передумала. А что? – То есть, когда вы упали, его здесь не было? – Я так и сказала.

Она продолжала что-то бубнить, а я подошла к окну, провернула ручку и дёрнула на себя. Рама даже не шелохнулась. Я обернулась к источнику шума: – Вы что, окно не запираете? – Нет. Здесь второй этаж. Кто ко мне залезет?

Я тяжело вздохнула, укоризненно посмотрела на Наливайко и открыла окно. Ветви раскидистого тополя едва не касались стены, но были слишком тонкими, чтобы по ним можно было пробраться внутрь.

По стене, тянулась узкая декоративная приступочка шириной не более десяти сантиметров. Теоретически, по ней можно пройти от соседнего окна, но это должен быть очень ловкий и худой человек. Оставим, как маловероятный, но возможный вариант.

Я задрала голову наверх. Прямо надо мной нависал балкон. Если бы мне нужно было попасть в комнату Наливайко, я бы спустилась по верёвке сверху. Вполне себе рабочая версия.

– Валентина Петровна, чьи апартаменты прямо над вами? – Понятия не имею. – Странно, что кому-то понадобилось пристроить балкон к ванной комнате. – Там нет ванной комнаты. На третьем этаже живут маразматики. Мы с ними не пересекаемся. Маринка говорила, что у них общая помывочная. – Я правильно понимаю, над вами чья-то комната, а санузел находится в другом месте? – Что ты всё переспрашиваешь? В смысле, вы.

Я проигнорировала выпад: – Вы не слышали своих соседей сверху. Может кричали, двигали мебель, выбрасывали что-то из окон или с балкона? – Нет, здесь отличная звукоизоляция. – Или там никто не живёт, – предположила я.

Наливайко недовольно пожала плечами.

– Кто такая Маринка? – Уборщица. Она вечно без денег и за любую работу хватается. У меня вот прибирает, за маразматиками ухаживает, а на самом деле, она тут кастеляншей работает. В подвале её каморка. – Спасибо! – Пойдёте её допрашивать? – Обязательно, но не сейчас. Вы с ней дружите? – Со Слоником? Нет. Слишком уж она липучая. Хочется после неё руки помыть. От елея аж тошнит. Такая услужливая и внимательная, что сразу понятно – на мои деньги зарится. – Слоник – это её фамилия? – Нет, прозвище. Увидите, сами поймёте, почему.

Что ж, вот и первая подозреваемая.

Я спустилась в подвал, прошла по окрашенному синей больничной краской коридору, мимо вереницы дверей, согласно табличкам, принадлежащим служебным помещениям. «Сестра-хозяйка». «Электрик». «Сантехник». «Кастелянша».

За дверью стрекотала швейная машинка. Я постучала.

– Открыто! – плаксиво прогундосили в ответ.

Я толкнула пластиковую дверь и вошла в царство чистоты и порядка.

Слоник сидела в углу за швейной машинкой. Если меня не подводят глаза, она не бельё штопала, а фигачила поточным методом женские юбки. Крой лежал на гладильной доске ровной стопкой, а полуфабрикаты валялись на полу как попало. За спиной женщины, глубоко бальзаковского возраста, стояли в ряд четыре промышленных стиральных машины полного цикла. У левой стены располагался стеллаж с чистым бельём. Возле правой – профессиональная гладильная установка.

Валентина Петровна оказалась права, Слоник получила своё прозвище не напрасно. Крупная круглая голова в коротких кудряшках химической завивки рыжего цвета, оттопыренные мясистые уши-лопухи с дутыми шарами золотых серёжек в красных мочках и непропорционально крупный бесформенный обвисший нос, отдалённо напоминающий хобот. Не повезло женщине с внешностью. Даже жаль как-то.

Слоник цепко окинула меня взглядом, быстро подсчитав стоимость одежды и обуви и расплылась в слащавой улыбке: – Здравствуйте! Вы, наверное, племянница Софьи Фёдоровны? Решили нанять сиделку? – Нет, я новая горничная Валентины Петровны, зашла познакомиться, – приветливо улыбнулась я.

Тон кастелянши резко изменился, слетела плаксивость и наигранное сочувствие: – Я ей мыло не подбрасывала, – зло, с ненавистью выплюнула она: – Ничего ты тут не вынюхаешь! Думаешь, я не понимаю, что тебя заслали? Кому нужна эта старая дура? Зачем её убивать? – А вот она о вас хорошо отзывалась, – вроде как удивилась я.

Слоник сбавила обороты: – А мне всё равно! Я с тобой откровенничать не стану! Убирайся! – Не хорошо получается. Я к вам с уважением, а вы ко мне с грубостью, – укорила я. – Засунь своё уважение куда поглубже! – Хорошо, поговорим по-плохому. Администрация пансионата знает, что вы в рабочее время занимаетесь леваком? – А вот пойди и спроси у них! – с вызовом ответила она. – Прямо сейчас и пойду, – согласилась я и направилась к выходу.

Один. Два. Три.

– Постой! Не надо! Я всё объясню! – Я вас внимательно слушаю.

Я вернулась, прихватила свободный стул и присела напротив швейной машины. Слоник сверлила меня глазами, явно прикидывая, что я знаю.

– У меня серьёзные проблемы. Я вынуждена хвататься за любую работу. – Я вас понимаю и даже сочувствую. Расскажите про мыло. – Между нами! – Договорились. – Эта драная кошёлка не догоняет, что старая и беспомощная. Ведёт себя, как покорительница Эвереста. Везде лезет, всех достаёт. Задрала меня с ковриком и мылом. Ей, видите ли, неудобно к окну бегать и коврик на балконе сушить. Богатая, а на горничную не раскошелится! Всё сама. Над ней здесь все смеются, мол, можно вывезти девчонку из деревни, но нельзя вывести деревню из девчонки. – Вы думаете, что она сама уронила мыло? – А кто ещё? Я в тот день с утра у неё убиралась и больше не заходила. Друзей у Валентины тут нет. Визитов не наносят. Врач и медсестра тоже не заходят. А зачем? У неё давление, как у космонавта. Она нас всех переживёт! Сама она! Точно! Чтоб внимание к себе привлечь! Артистка из погорелого театра! – Как вас зовут? – мягко спросила я. – Марина, – расслабилась она: – Но добрые люди зовут Слоником. – Очень приятно, Марина. Меня зовут Аглая. Скажите пожалуйста, вы ничего странного не замечали? Незнакомцы на территории пансионата? Новые постояльцы? – Нет. – Вы случайно не знаете, кто живёт на третьем этаже, в комнате с балконом, над апартаментами Наливайко? – Никто не живёт. У нас сейчас из маразматиков только двое, но они в другом крыле и всё время заперты. В комнате с балконом останавливаются приезжие родственники наших пациентов, а сейчас таких нет, – она задумалась: – Есть кое-что странное, но я никому об этом не говорила. Мало ли, могло померещиться. Но вы вот сейчас спросили, и я подумала, а вдруг?