Выбери любимый жанр

Мозг жертвы. Как нами манипулируют мошенники и лжецы - де Ведрин Кристина - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

Адский механизм запущен, и мы втягиваем в происходящее своих детей.

Куда сильнее на тот момент меня беспокоит другое: в девятнадцать лет Амори должен поступить на второй курс коммерческой школы. Но учеба его абсолютно не интересует. Он прогуливает занятия, тусуется с приятелями, дурного влияния которых я страшусь, и курит травку. Мы без конца спорим, наши отношения ухудшаются, подходящие слова для нормального общения подобрать все труднее. Я говорю об этом с Гийомом. В старшем сыне я склонна видеть второго главу семьи. Он более доступен, чем его отец, и время от времени помогает мне принять решение. Гийом беседует с младшим братом наедине, пытаясь как-то помочь, но безрезультатно. Шарль-Анри и я не знаем, какому святому молиться. Мы обращаемся к профессионалам, но реальной помощи от них не получаем. Гислен, крестная Амори, хочет что-то сделать и выдает готовое решение своего наставника: нужно изолировать Амори от его окружения и отправить в Лондон. Здравый смысл побуждает нас ухватиться за эту идею: OISE организует языковые туры и имеет отличную репутацию. Кстати, Тилли уже зарегистрировал нашего мальчика! Почему я тогда не взяла дело в свои руки, хотя отлично знаю OISE? Офисы этой языковой школы есть в Бордо, а дети моих друзей уже побывали благодаря ей в обучающих турах по Европе. Но сейчас все улажено еще до того, как я узнаю о такой возможности. Амори оказывается в Оксфорде, и мы отправляем Тилли деньги для него.

Таким образом, этот человек получает власть над нашим ребенком и начинает курировать его повседневную жизнь до мелочей. Постепенно ему удается установить с сыном доверительные отношения. Амори наконец-то нашел собеседника, который говорит на его языке… Настоящего друга…

Итак, Амори остается в семье и берется за учебу. Погружение полное. Вот только когда я спрашиваю телефон и адрес сына, мне отказывают. На вопрос почему мне с апломбом большого начальника заявляют, что по соображениям безопасности и ради блага Амори ему лучше оставаться в изоляции. Мне не сообщают подробностей, но ссылаются на некую смутную опасность, нависшую над нами. Все звучит настолько убедительно, что я в конце концов верю. Затем, когда я остаюсь одна, логика и разум возвращаются ко мне вместе с множеством вопросов: если нам угрожают, почему ничего не делается для нашей защиты? Когда на гражданина нападают, он может обратиться в полицию, к адвокату… Здесь же ничего подобного не происходит. Каждый раз, когда я поднимаю эту тему, у Шарля-Анри находится только одно слово: секретность. Дело слишком запутанное, слишком серьезное, чтобы мы могли говорить о нем вот так небрежно и второпях. Мы еще не знаем, кто в этом замешан. Было бы рискованно прибегать к классическому арсеналу, о котором я говорю. Гислен настаивает: разве я не вижу, что в течение последних двух лет случается одно событие за другим и все они приносят нам тот или иной ущерб? Тилли подробно рассказал ей об этом. Для Тьерри поведение Амори – прекрасная иллюстрация того, что нас ждет: если бы его не отправили в Великобританию, рано или поздно за него бы взялись и споили бы, или еще что-то вроде того. Благодаря ему операция, направленная против Амори и, соответственно, против семьи, сорвана. Но мы должны оставаться начеку. Какая мать не увидит в поставщиках травки и других веществ врага для своих детей? Я должна поостеречься – это следует из семейных разговоров.

Затем, когда я остаюсь одна, логика и разум возвращаются ко мне вместе с множеством вопросов: если нам угрожают, почему ничего не делается для нашей защиты? Когда на гражданина нападают, он может обратиться в полицию, к адвокату… Здесь же ничего подобного не происходит.

Внешне все выглядит нормально: мы та же благополучная семья, Шарль-Анри продолжает много работать, я и дальше веду свою деятельность. Но на самом деле все не так, как раньше.

Муж, судя по всему, способен жить как ни в чем не бывало, несмотря на угрозу. Я же боюсь за близких, подозреваю, что за мной следят, предпочитаю никуда лишний раз не выходить. Когда мне звонят подруги, стараюсь побыстрее завершить разговор. Потом рассуждаю сама с собой и переживаю. Дочь остается дома, и я не хочу, чтобы она страдала из-за происходящего. Она учится в школе, где я по-прежнему числюсь председателем родительского комитета. Однажды мне предлагают занять место президента общества «Бордо приветствует». Я уже почти даю свое согласие, как вдруг мне звонит Тьерри Тилли. Он убеждает, что сейчас вокруг нашей семьи сложилась слишком небезопасная ситуация, чтобы мне становиться публичной персоной. Поэтому, посоветовавшись с Шарлем-Анри, я отклоняю предложение. У меня складывается впечатление, что каждый раз, как я ускользаю от нависшей угрозы, она тут же надвигается вновь. Поэтому, к изумлению подруг, я отказываюсь от поста президента. Вот так складывалась моя жизнь в тот год – со взлетами и падениями, о которых я никому не рассказывала.

Однако сильнее, чем угроза, на которую мне все время указывают, тревожит мысль о том, что мой муж, его мать, сестра и Филипп вместе с Тилли вынашивают какие-то планы. Причем я чувствую, как меня от всего отстранили, и вижу только результаты их деятельности. Ни одно решение не согласовывается со мной, включая вопросы нашей безопасности, защиты детей и имущества. Мы с Шарлем-Анри почти не обсуждаем серьезных тем. Меня ставят перед фактом, и я вынуждена соглашаться. Не сомневаюсь, что все это исходит от Тилли, но никогда его не вижу и не слышу. Отсутствуя, он угнетает меня, и я опасаюсь его гораздо больше, чем если бы постоянно находилась рядом с ним. Впрочем, на каждой из наших трех встреч передо мной представал другой человек. Так что у меня не было четкого представления о нем. Очевидным было одно: он мне не нравится.

Меня охватывает опустошенность, грусть, непреодолимое чувство беспомощности. Прежде я поговорила бы об этом с Мари-Элен или сестрой. Доверила бы им свои заботы, мы бы все обсудили, они бы меня поддержали. Но я замыкаюсь в себе, все время отменяю наши обеды по четвергам, все меньше вижусь с подругами. При встрече они замечают перемены в моем поведении, но не просят объяснить, что происходит. Возможно, они думают, что у меня сложности в отношениях, о которых я не хочу распространяться…

Почему я не обращаюсь за помощью? Почему молчу?.. Из-за мужа? Я полностью ему доверяю. Если в рассуждениях Шарля-Анри есть хотя бы толика истины, я никогда не прощу себе, что предала его. Все в нем – его профессионализм, нравственная чистота, честность по отношению ко мне – по-прежнему говорит в его пользу. Как я могла не быть с ним заодно? На мой взгляд, Гислен циклотимик[15], и ей нужно всем управлять; Филипп не любит конфликтов – он легко позволяет матери и сестре доминировать над собой. Но я на сто процентов уверена в Шарле-Анри! Он любит мать и сестру, но знает их слабости и особенно их авторитарность. Напрасно я пытаюсь рассмотреть проблему со всех сторон – мне не удается быть непредвзятой из-за глубокой привязанности к мужу и детям. Я даже принимаю эти странные и необъяснимые с моей точки зрения отношения, сложившиеся между ним и Тилли. Похоже, Шарлю-Анри посчастливилось найти задушевного друга – то, чего ему так не хватало в жизни. Как я могу лишить его этого?

Если бы я знала, что происходит в кабинете Шарля-Анри, то, возможно, избрала бы иную линию поведения. С этого года с личного счета мужа регулярно идут срочные отчисления для Тилли, причем назначения платежей обескураживают: «реорганизация бизнеса», «создание компании по утилизации медицинских отходов», «помощь детям». Что касается сумм, то они варьируются от двух до десяти тысяч евро, иногда больше. По первому зову Тилли Шарль-Анри кидается проводить эти операции: он покидает кабинет, хотя в приемной полно народа, и через весь Бордо мчится в банк, который никак не реагирует на радикальное изменение в поведении своего клиента… Все это совершается без моего ведома.

11
Перейти на страницу:
Мир литературы