Куриный бульон для души. Первая любовь и школьные мечты. Истории, которые возвращают в юность - Хансен Марк Виктор - Страница 9

– Ева, ты права, – сказал Крис. – Мы никогда раньше не делали ничего наоборот, так что давайте попробуем. Но мы можем отправиться куда угодно, а не только в страну Зо.

Мы понимали, что войдем в историю. Люди по всему миру будут говорить о «Троице с коробкой, которая делала все наоборот». Другие дети попытаются повторить за нами, но станут лишь жалкими подражателями, потому что их воображение явно уступает нашему.

Мы торжественно объявили, что наша коробка станет машиной времени. Мы поклялись шоколадными конфетами с арахисовым маслом, что все-все-все будем делать наоборот (пока конфеты не закончатся). Нарушителя клятвы должно было ждать изгнание.

Однако после того как мы перенеслись на несколько десятков лет назад во времени, перед нами встала дилемма. Мы отправились в гости к певцу по имени Элвис, который поинтересовался, как мы попали в Грейсленд. Мы рассказали ему о нашей машине времени, о клятве на конфетах и о том, как мы собираемся войти в историю. Элвис был потрясен нашим рассказом и сказал, что мы очень крутые ребята… но…

– Но что? – спросили мы.

Он хотел знать, как мы в конце концов вернемся домой, если можем двигаться только наоборот.

Мы никогда еще не сталкивались с такой проблемой. А еще мы никогда не нарушали клятв на конфетах. И в результате оказались на волосок от гибели. Дороги назад не было! В жизни всегда есть взлеты и падения – и над этим невероятным падением нам пришлось бы размышлять не одну ночь. К счастью, родители не позволяли нам играть до утра.

Вскоре мама окликнула нас, выдернув из воображаемого мира. Мы снова оказались на заднем дворе. Нику и Крису пора было домой. Наша троица быстро договорилась встретиться в восемь утра на следующий день, чтобы обсудить решения, которые помогут нам выбраться из передряги. Я поднялась на крыльцо, а Ник и Крис пробежали три квартала до своего дома. Времени было в обрез. Уже на следующее утро мы должны были вернуться в наш воображаемый мир.

Назавтра в 7:33 телефон разорвал тишину. Я поднялась с кровати, осоловелая от избытка мыслей. Я взяла трубку и услышала голос Ника, который спрашивал, накрыла ли я накануне вечером коробку пленкой на случай дождя. Я выглянула в окно – на улице хлестал ливень. Я ответила, что не сделала этого, но коробка была общей, так что это не совсем моя вина.

Ник и Крис пришли к нам домой. Мы сидели в комнате и тревожно перешептывались. Коробка пробыла с нами всего день. Теперь она погибла, а мы застряли в реальном мире.

Промокший картон нельзя было просто бросить гнить во дворе. Это была хорошая коробка, и она заслуживала уважительного обращения. Поэтому мы потащили ее на другую сторону улицы, где все оставляли мусор. Только вчера мы спасли ее от мусоровоза, но теперь час коробки все же пробил. Это была естественная смерть, но ее можно было предотвратить. Мы пронесем это горе через все детство.

Мы уселись рядом с погибшей коробкой и стали ждать мусоровоза. Мы даже сочинили реквием на мотив «На-на-на» и распевали его во все горло, пока грузовик увозил нашу коробку. Еще ни в одну песню не было вложено столько эмоций, как в тот похоронный марш. Мы оплакивали нашу коробку, но знали, что должны жить дальше. Надо найти другую коробку и построить с ее помощью другой воображаемый мир.

Я скучаю по тем временам. Однажды нам пришлось пережить гибель коробки, а потом мне пришлось повзрослеть. Но мое детское воображение навсегда останется со мной. Я всегда буду верить в великую силу картонных коробок.

Я лежала на полу, яростно дрыгала ногами и вопила до тех пор, пока не сорвала голос, – и все потому, что приемная мать попросила меня убрать игрушки.

– Я тебя ненавижу! – кричала я.

Мне было шесть лет, и я не понимала, почему все время так злюсь.

Я жила в приемной семье с двух лет. Моя родная мама не смогла обеспечить мне и моим пяти сестрам должный уход. Поскольку у нас не было ни отца, ни какого-либо опекуна, нас отдали в разные приемные семьи. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. Я не знала, как рассказать людям про свою душевную боль. Истерика была единственным известным мне способом выразить свои чувства.

Из-за моего поведения нынешняя приемная мама в конце концов отправила меня обратно в агентство по усыновлению, как и предыдущая. Я считала себя самой нелюбимой девочкой на свете.

Потом я встретила Кейт Маккэнн. К тому времени мне было уже семь лет, и я жила в третьей приемной семье. Кейт приехала ко мне в гости.

Моя приемная мать сказала, что Кейт не замужем и хочет усыновить ребенка, но я не думала, что она выберет меня. Я не могла себе представить человека, который захотел бы, чтобы я всегда жила у него.

В тот день Кейт взяла меня на тыквенную ферму. Мы отлично провели время, но я не думала, что увижу ее снова.

Через несколько дней в дом пришла социальная работница и сказала, что Кейт хочет удочерить меня. Затем она спросила, не буду ли я против того, чтобы жить с одним родителем, а не с двумя.

– Я просто хочу, чтобы меня кто-нибудь любил, – ответила я.

Кейт приехала на следующий день. Она объяснила, что на оформление опеки уйдет год, но вскоре я смогу переехать к ней. Я испытывала и радость, и страх. Мы с Кейт были совершенно незнакомы. Я боялась, что она передумает, узнав меня получше.

Кейт почувствовала мою тревогу.

– Я знаю, что тебя обижали, – сказала она, обнимая меня. – Я знаю, что ты напугана. Но я обещаю, что никогда не прогоню тебя. Мы теперь одна семья.

К моему удивлению, ее глаза наполнились слезами. Внезапно я поняла, что она была так же одинока, как и я!

– Хорошо… мама, – сказала я.

Через неделю я познакомилась со своими новыми бабушкой, дедушкой, тетей, дядей и кузенами. Мне было смешно, но приятно находиться среди незнакомых людей, которые обнимали меня так, будто уже полюбили.

Я переехала к маме, и у меня впервые появилась своя комната. В ней были узорчатые обои и покрывало с таким же узором, старинный комод и большой шкаф. Все мои скромные пожитки уместились в коричневый бумажный пакет.

– Не волнуйся, – заверила меня мама. – Я куплю тебе много новых красивых вещей.

В ту ночь я легла спать, чувствуя себя дома. Я молилась, чтобы мне не пришлось уезжать.

Мама делала для меня много хорошего. Мы вместе ходили в церковь. Она разрешила завести домашних животных, давала мне уроки верховой езды и игры на фортепиано. Каждый день она говорила, что любит меня. Но и этой любви было недостаточно, чтобы исцелить мою внутреннюю боль. Я все ждала, что она передумает. Я думала: «Если я буду вести себя плохо, она бросит меня, как и другие».

Поэтому я старалась причинить ей боль до того, как она сможет обидеть меня. Я ссорилась с ней по пустякам и закатывала истерики, когда не получала желаемого. Я хлопала дверьми. Если мама пыталась остановить меня, я отбивалась. Но она не теряла терпения. Она обнимала меня и говорила, что все равно любит меня. Когда я злилась, она заставляла меня прыгать на батуте.

Когда я переехала к маме, с учебой у меня было совсем плохо. Поэтому мама была очень строга ко всему, что касалось выполнения домашних заданий. Однажды я смотрела телевизор, и тут она вошла и выключила его.

– Посмотришь после того, как сделаешь уроки, – сказала она.

Я вспылила. Схватила учебники и швырнула их через всю комнату.

– Я ненавижу тебя и не хочу больше здесь жить! – закричала я.