Фаворит 1. Русские не сдаются! - Старый Денис - Страница 3

Но даже так я не мог рассмотреть бухты.

– Ефрем Иванович! Холодно, может, спуститесь в каюту? – чуть наклонившись, сказал старпом капитана сухогруза.

Я не ответил, а вновь прильнул к биноклю. Нахлынули воспоминания.

Вот я, молодой лейтенант, поднимаюсь и веду в отчаянную атаку оставшихся бойцов. Многие здесь ранены – и понимают, что это их последний бой. Но мы поддерживали друг друга и шли вперёд. Оттого атака наша была ожесточенной, и мы сбили три пулеметных огневых точки, а уже потом отступили, почти что и не получая выстрелов в спину…

Нас оставалось только двадцать восемь, но мы смогли отступить, потому как немцам пришлось перегруппировываться и заменять своих убитых стрелков. И я, зажимая кровоточащую руку, вел оставшихся бойцов, чтобы выжил хоть кто-то, чтобы продолжили парни уничтожать врага.

– Еще вздумают чухонцы нас постращать. Нужно с капитаном переговорить, уходить севернее, – размышлял вслух Семен, присаживаясь рядом со мной на ящик.

– Я правильно понимаю, что мы в международных водах? – уточнил я.

– Так-то да… – задумчиво отвечал Семен.

Я понимал, что политическая обстановка такова, что не стоит дёргать за усы эстонского котёнка. И на том спасибо, что я здесь, на судне, что вспомнил все те эмоции, что бурлили во мне, молодом офицере, который шёл на смерть. Я знал, за что умирать, если уж придётся.

– По левому борту – два пограничных катера! – прокричал матрос, высунувшись из капитанской рубки.

– Мля! Этого ещё не хватало! – выругался Семён.

Семен, больше ничего не говоря, сразу же направился в капитанскую рубку. У помощника капитана был в руках планшет, где на карте очерчен фарватер, по которому шло судно. Мы точно не были в территориальных водах Эстонии. До них ещё не менее трех миль.

Я, может быть, и седовласый морщинистый старичок, но на голову никогда не жаловался. Так что понял, что именно происходит. Прибалтийские котята решили поиграть в тигров. Сколько они угрожали, что будут захватывать российские суда, команды которых якобы спят и видят, как бы перерезать коммуникационные кабеля в Балтийском море. Видимо, заокеанский саблезубый тигр дал добро котятам на провокацию.

– Русский корабль, станьте в дрейф и приготовьтесь к досмотру! – закричали с одного из двух катеров.

Помнят правильный язык общения! На русском обращаются! Злость и решительность наполняли меня. Будто я в 44-м, и наш десант в Нарву решили вот так остановить немцы.

Да, фашисты сразу бы открыли огонь. А у этих просто кишка тонка, лишь пугают наставленными в сторону нашего судна крупнокалиберными пулемётами.

– Стоп машина! – почти в полной тишине, когда лица матросов были обращены в сторону капитанского мостика, прозвучал приказ.

– Да какое «стоп машина»! – возмутился я, выкрикивая погромче, но старость брала своё – я закашлялся и сгорбился.

Провокация чистой воды! Если сейчас промолчим – растопчут. Нужно действовать… пусть узнают, что такое русский старик.

В груди скребло – не бывало такого, что мы сдаёмся врагу. Да, да, ситуация сейчас другая, может быть, капитан и прав. Ну не воюем же мы с Эстонией! Да и разве медведь вообще может воевать с клещом?

Разве же начали бы стрелять пограничники, примерявшие на себя роль морских пиратов, если бы мы на полном ходу уходили севернее?

А стреляли бы – так, на мой взгляд, и пусть! Не пора ли снимать маски и врага называть врагом? Да не решились бы они. Это так, мяукать умеют, а рычать им не дано.

– Сынок, неужто лапки кверху? – обратился я к одному из молодых матросов, что был рядом со мной.

– Отец… дедушка, да был бы у нас пулемёт, я бы первый… – сквозь зубы зло произнёс матрос.

– Э, внук, разве же сила в оружии? Сила в духе! – продолжал сокрушаться я.

Но сам с облегчением подумал, что далеко не всё потеряно с молодым поколением.

Тем временем на судно уже подымались, с позволения сказать, фрицы, ну, эти… эстонцы. Я стоял, нахмурив брови, от чего, наверное, должен был выглядеть и вовсе старым. А, нет… я и так слишком старый.

А морды забрались на палубу и вели себя вызывающе. Они ухмылялись, посматривали на всех, словно на пустое место, не забывая при этом вертеть стволами автоматов в разные стороны. Так и хотелось мне повертеть стволом… А лучше скинуть всех их в море, пусть кильку бы подкормили для своих шпротов.

– Всей команде собраться на палубе! – выкрикнул один из пограничников.

Он был самым старшим, как бы не за пятьдесят лет мужику. И это для меня – юнец. А так… Явно же рожден, гад, в Советском Союзе, пионером был, Ленина любил.

– Офицер, я капитан судна. У нас нет ничего того, что могло бы вас заинтересовать. Вы нарушаете морское право, – говорил тем временем капитан.

– Рот свой закрой и подготовь корыто к проверке! – усмехался главный среди стервятников с автоматами.

– Мы находимся в шестнадцати морских милях от берега. Это экстерриториальные воды, вы не имеете… – капитан стоял на своём, но по жесту главного пирата его сорвиголовы взяли под руки нашего капитана и повели его к борту.

– Стоять! – выкрикнул пограничник и…

– Бах-ба-бах! – три раза выстрелил в воздух.

Было дернувшиеся немногочисленные члены команды судна быстро вернулись обратно и теперь лишь исподлобья, тяжело дыша, смотрели на ряженых пограничников. Конечно, это ряженые скоморохи, чести мундира не понимают – потому что нарушаются все возможные законы международного судоходства.

– Кomandör, siin Vana mees akupantides, – сказал один из пиратов, подойдя ко мне [эст.: командир, тут старик из оккупантов]. – Täht? minu vanaisa tapmise eest? [эст.: звезда? За то, что убил моего деда?].

– Не тронь! – сказал я, когда гад нацелился своими лапами к моей Звезде Героя.

– Валдис, оставь его! – почему-то на русском языке потребовал главарь.

– Мul on seda tähte vaja! [эст.: Мне нужна эта Звезда] – не унимался Валдис.

– Ефрем Иванович, не надо! – слышу я голос Семена.

Он знает, понимает, что я не дам никому трогать мою награду, мою Звезду. Но одёргивать тут надо не меня, а этого юнца-наглеца, который нацепил форму и считает, что право имеет.

– Не трогай руками! – прорычал я.

– А то что, дед? – почти на чистом русском языке сказал пират, но я уже не удивлялся.

– А то… – я повернулся к команде. – Чего же вы стоите? Смерти боитесь? А она лучше, чем позор?

– Ефрем Иванович…

– Молчи, Семен. Не может русский корабль сдаваться врагу без боя, – я посмотрел на эстонца, вдруг резко вспомнившего русский язык. – Стрелять будете? Не испутаетесь? Скрыть-то не получится. За нами великая страна!

– Хе! – удар пирата уронил меня на палубу.

Я заметил, как он изготавливается к удару, и понял, куда собирается бить, но старость… Не успел даже увернуться. Сто лет, как-никак. Я принял удар, потому что знал: пусть ударят в меня, а не в память всей роты.

– А Звезду я у тебя, дед, заберу, компенсацией будет, – сказал гад и потянулся к награде.

– На! – выкрикнул я и со всей мочи, что еще только оставалась во мне, огрел пирата своей тростью, привстав.

– Сука! – подлетел другой пират.

Удар ногой… Я падаю, и что-то попало мне под голову, какой-то ящик. Теряя сознание, еще слышу выстрелы и успеваю понять, что команда нашего судна начала действовать. Все правильно, так и должно быть. Смерти нет, если ты уходишь достойно, несломленным. Нет жизни без борьбы! Единожды сдавшись, ты не только подставляешь себя, ты и других подставляешь, потому как по дурному поступку могут судить всю нацию.

Я слышу, что сердце замедляется. Отсчитывает последние, редкие, слабые удары. Под звуки борьбы на палубе, под крики, понимая, что наша берет, что уже кричат пираты о том, что они готовы уйти, я улыбаюсь и кладу руку на Звезду Героя – получается, что и на сердце. А хорошо ухожу, как хотел, несломленным, как воин!

Темнота… Она вокруг, но не во мне. И я плыву в темноте… Слышится женский голос издалека. Мягкий и такой знакомый, родной.