Как (не) влюбиться в бабника - Серебрякова Екатерина "Kate Serebryakova" - Страница 1

– Так, все собрались? Оль, кого нет?

Я осмотрела зал беглым взглядом, хотя и без того знала, кто отсутствует. Тут к бабке не ходи – смело называй фамилию.

– Покровского нет, остальные здесь.

Директор тяжело вздохнул и что-то пробормотал сквозь стиснутые зубы, но самообладание сохранил.

– Ладно, начнём. Коллеги, буду краток. Для нас с вами наступают непростые времена: финансирование театра урезано.

По залу тут же пошли перешептывания и эмоциональные вздохи. Света покосилась на меня, ожидая реакции, а я старательно делала вид, что не замечаю её удивления.

Я из-за этой новости уже неделю успокоительные пачками глотаю.

– Но не всё так плохо, друзья, не нужно паники, – мужчина поднял руки вверх в попытке успокоить толпу. – Деньги есть, бюджет на сезон утверждён. Просто от чего-то придётся отказаться. На следующий год мы обязательно найдём спонсора. Есть и радостные новости.

С недоверием, но коллектив смотрел на директора в ожидании солнечного лучика, который осветит сегодняшний тёмный день.

– Художественный руководитель театра наконец найден! Ура, товарищи! За штурвалом нашего корабля снова опытный капитан, который доставит нас до острова славы и успеха! Лауреат премий и победитель фестивалей, вы наверняка ни раз слышали его имя! Игорь Карлович, прошу!

Директор взметнул руку в воздух в театральном жесте и устремил взгляд на двери, но они не распахнулись.

Пауза затянулась, и даже после демонстративных покашливаний никто не появился.

– Да что ж такое, – бурча под нос, мужчина спустился с подмостков и прошёл между рядами театральных стульев.

Судьба сегодня была к нему благосклонна, и массивная деревянная дверь распахнулась за секунду до того, как мужчина к ней приблизился.

– Да пошёл ты! – акустика зала эхом разнесла злобное ругательство и заставила всех обернуться.

Почти бегом в зал ворвался мужчина лет тридцати с разбросанными по плечам кудрявыми волосами, а следом за ним вальяжно ввалился Покровский, ухмыляясь своей кривой улыбкой.

– А… что здесь происходит? – директор растерянно хлопал глазами и смотрел то на одного, то на другого.

– Это ваш сотрудник? – вопил кучерявый, становясь похожим на спелый помидор. – Уволить его к чертовой матери!

– На каком основании? – хмыкнул Покровский и вальяжно развалился на одном из стульев в центре зала, забросив ноги на ряд впереди. – За то, что паркуюсь быстрее некоторых черепах?

– Да ты!

– Игорь Карлович, – вмешался директор, размахивая руками на все лады. – Простите, пожалуйста. Это Покровский, звезда нашего театра, лучший артист. И он очень сожалеет о случившемся. Просто он сегодня не в духе.

Я обернулась на парня, от которого раскаянием и не пахло. Расстегнутая на груди рубашка, небрежно расчесанные волосы – да от него за версту веяло пофигизмом и самомнением, сшибающим самолёты.

– Коллеги, прошу любить и жаловать, Игорь Карлович, новый художественный руководитель театра.

По залу прокатились недружные аплодисменты, прерываемые косыми взглядами в сторону главной звезды.

Я тоже покосилась на Покровского, но после того, как он гаденько подмигнул мне, закатила глаза и отвернулась.

Собрание сегодня навело много шума. Причём и в прямом, и в переносном смысле.

Из зала все расходились, сбившись в кучки и перешептываясь.

– Ты знала?! – на лестнице, ведущей на второй этаж, Света как клешнями ухватилась за мою руку и повисла на плече.

– Что знала? Что Покровский опять устроит сцену? Да если бы я каждый раз на это ставила рубль, была бы уже миллиардершей.

– Да я про кризис в театре! И про худрука.

– Знала, конечно, – я не стала кривить душой и открыла дверь своего маленького кабинета, пропуская подругу первой. – Худрука я помогала подбирать. А кризис…

Тут у меня хватило сил только развести руками и плюхнуться на свой жутко неудобный стул советских времён.

В это же мгновение в кабинет, не стучась, вальяжной походкой вошёл Покровский. Он сюда захаживал уже чаще, чем в буфет. Я была для него короткой сводкой новостей, которую можно получить, если опоздал на собрание. То бишь, каждый день.

– Светка-конфетка, привет, – бросил он моей подруге. – Хохлова, чë недовольная?

– И тебе не хворать, – буркнула я. – Покровский, чë надо? Я тебе скоро начну сообщением делать рассылку о важных событиях за день.

– Давно пора. А-то че я туда-сюда по этажам бегаю? Так чë, расскажешь, что главный вещал?

Я тяжело вздохнула, но в очередной раз открыла свои заметки, которые вела уже, кажется, не для себя, а для коллег.

– Кризис у театра, мы потеряли спонсора. На этот сезон придётся подужаться и найти дурака, который в нас инвестирует.

– А мы разве не государственный театр? – удивился парень.

– Государственный. Только если бы жили на государственные гранты, у нас бы давно у Белоснежки и Бабы-Яги был один костюм на двоих.

– Ммм, – без энтузиазма протянул парень.

Он, наверное, слово «Экономия» первый раз в университете услышал. У него же золотая ложка не только во рту, но и в заднице.

– А чë за кучеряш? Худрук новый?

– Угу. Так что будь с ним повежливее. А-то и из театра выпереть могут, – парень откровенно посмеялся надо мной и, махнув на прощание, вышел из кабинета.

– У нас правда проблемы? – проблеяла Света, которая всё это время сидела в углу на табуретке как наказанный ребёнок.

– Типо того… Никаких премий, корпоративов, гастроли в плацкарте и двухзвездочной гостинице. Хорошо, если зарплаты не урежут…

– Вот дела, – протянула Светка. – У нас и так с деньгами негусто было… Придётся соглашаться на подработку в кабаре. А ты что делать думаешь?

– Не знаю, – я упала на сложенные на столе руки, стараясь не представлять, как буду выживать в ближайший год.