Красная земля (СИ) - Волков Тим - Страница 32

— Ты помнишь алгоритм, Леонид? — сухо спросил доктор, протирая спиртом руки до красноты.

— Помню, Иван Павлович. Соблюдаем предосторожность. Делаем вакцину. Повязка, не туго. И записать в журнал, — отчеканил Лебедев.

— Верно. Начинаем со старосты и его семьи.

Их появление на улицах села было встречено мертвой, гробовой тишиной. Из-за ставен на них смотрели испуганные глаза. Люди боялись не уколов, а самой болезни, которая пришла в их дом незваной, невидимой гостьей.

Первым был дом старосты. Старик, мрачный и серьезный, молча закатал рукав рубахи и подставил руку.

— Коли, доктор. Делай, что должен. Уж тебе то я доверяю!

— Готово, — сказал Иван, накладывая легкую повязку из марли. — Мытья три дня. Следить за местом укола. Если будет сильное покраснение, жар — сразу ко мне. Это нормальная реакция.

Так они обошли полсела. Шли от дома к дому, под пронзительным, настороженным молчанием. Лебедев с каждым разом действовал увереннее, его движения становились автоматическими. Иван лишь кивал, проверял, иногда поправлял повязку.

В одном из дворов их ждала старуха, чуть ли не последняя знахарка в селе — та самая Марфа. Она посмотрела на них исподлобья, ворчливо.

— Зелье свое колете… Бог накажет за эти штуки…

— Бог накажет за грязь и заразу, мать, — спокойно парировал Иван. — Это не зелье. Это защита. Протяните руку.

Старуха, ворча, но покорная общему страху, подчинилась.

К полудню они дошли до крайних, самых бедных изб, где жили большие семьи. Дети, испуганные видом медицинских инструментов, плакали, их уговаривали, иногда приходилось держать. Лебедев, весь в поту, но собранный, работал не покладая рук. Иван видел, как он сглатывает комок в горле, глядя на испуганные лица малышей, но не сбивается.

— Молодец, Леонид, — тихо сказал Иван, когда они, наконец, закончили с последней семьей и вышли на околицу. — Справились.

Лебедев только кивнул, вытирая лоб тыльной стороной запястья. Он был бледен, как полотно.

— Страшно, Иван Павлович. А если не сработает? Если мы…

— Сработает, — перебил его Иван с железной уверенностью, которой сам не чувствовал. — Должно сработать. Это все, что мы можем. Теперь, — глубоко вздохнул Иван, — теперь мы ждем. И дезинфицируем. И молимся. Идем, Леонид. Впереди еще много работы. Остались еще те, кто уже заболел.

В больнице было тихо.

Доктор увидел Романа Романыча, который помогал Аглае разносить воду. Студент выглядел совершенно разбитым.

— Роман, — окликнул его доктор, отходя в сторону и снимая маску. — Ты ходил с экспедицией на вызволение людей?

Тот кивнул.

— Что там в лагере? Всех вывезли?

Роман вздрогнул и подошел, потирая переносицу.

— Почти всех, Иван Павлович. Мы… мы нашли бараке Василия. Брата Михаила. — Голос его дрогнул. — Он уже был мертв. Лежал на койке… а на шее… — Роман сглотнул, с трудом подбирая слова. — Язва была огромная, черная. Он умер один.

Иван Павлович молча кивнул. Он почти не сомневался в этом исходе. Жаль человека. Еще одна жертва безумия его брата.

— И еще… — чуть помолчав, добавил Роман. — Силяя не нашли.

— Сбежал?

— Видимо да. И ящик с золото прихватил, тот самый, который работники нашли. Помните?

— Ага, мечту исполнить свою хочет, с мельницей, — нахмурился доктор. — Это плохо. Я не про мечту. И даже не про воровство, хотя это тоже плохо. А про то, что Силяй зараженные монеты утащил. Разнесет теперь по всей области. Найти его надо. И как можно скорее.

Пришла телеграмма — ответ на донесение доктора о беглеце и опасных монетах. Иван Павлович читал скупые строчки донесения Петракова, и по спине у него пробежал холодок. Третий день борьбы с эпидемией, третьи сутки на ногах, а казалось, что прошла целая вечность.

«…по полученной от Вас информации и описанию искали Селяя по окрестностям. Не обнаружили. Но пришла сводка от городской милиции Зареченска — нашли Селяя убитым в гостиничном номере. Из улик обнаружили только зеленый вязанный шарф. Сундука с золотом не обнаружили…»

Доктор медленно опустил листок на крышку пустого ящика из-под вакцины, которую они с Леонидовым уже почти всю израсходовали. Шум во дворе — кашель, приглушенные разговоры, звон посуды — на мгновение отступил, заглушенный громким стуком собственного сердца.

Зеленый вязанный шарф…

Он представил это с кристальной ясностью. Силяю, конечно же само золото было не нужно. Ну что он с ним сделал бы? Выплавил бы себе золотую корону? Нет, ему важны были деньги, вырученные за это золото. Он пошел туда, где знал, что найдет покупателя. В Зареченск. Где и нашел нужно, как ему казалось, человека…

Силяй, наивный и жадный деревенский парень, решил, что может обвести вокруг пальца опытного афериста. И отыскал Рябинина. Того самого, который скупал золотые монеты у артельщика Михаила. Логика Силяя была понятна — зачем искать кого-то нового, если есть старый вариант, уже проверенный?

Только вот Силяй не знал так хорошо Рябинина, как его знал Иван Павлович.

Видимо договорились о встрече в гостинице. Дешевый номер, укромное место, никто не видит…

Силяй торжественно предъявил свой клад, уже, наверное, мечтая, как будет строить собственную мельницу. И в этот момент Рябинин, этот «интеллигент в очках», показал свое истинное лицо. Зачем платить, если можно просто забрать? Удар ножом, умелый и точный, чтобы не шуметь. Или просто удавил веревкой. Или шарфом… Быстро, тихо, эффективно.

Иван Павлович сжал кулаки. Он почти физически ощущал холодную, расчетливую жестокость этого поступка. Тут же решил дать ответ — предупредить Петракова.

'Тов. Петракову.

Городская милиция, Зареченск.

Получил Ваше донесение. Ситуация крайне тревожная.

В качестве основного подозреваемого в убийстве Селяя прошу рассматривать Степана Григорьевича Рябинина, он же — «Николай Николаевич», известный аферист и мошенник. Он заинтересован в скупке краденых ценностей, именно он являлся заказчиком и вдохновителем незаконных раскопок на кладбище. Вероятнее всего убийство его рук дело.

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНО: Весь клад, все золотые монеты и предметы, добытые из зараженной земли, являются крайне опасными носителями спор сибирской язвы. Любой, кто к ним прикоснется — скупщик, перевозчик, сам Рябинин — неминуемо заразится. Заражение может произойти через малейшую царапину или при вдыхании пыли с этих предметов.

Прошу немедленно оповестить все посты и довести эту информацию до всех сотрудников. Обнаруженные ценности подлежат строжайшему карантину и дезинфекции силами эпидемиологов. Прикасаться к ним без специальной защиты — СМЕРТЕЛЬНО.

В случае появления Рябинина — немедленно задержать, но соблюдать максимальные меры предосторожности. Он может быть уже заражен и представлять опасность для окружающих.

Доктор Петров.

Село Зарное.'

Он перечитал написанное, сунул листок в конверт и выскочи из кабинета.

— Кто-нибудь до станции скачет? Срочно в Зареченск, товарищу Петракову! — его голос прозвучал металлически-резко, заставив всех встревоженно обернуться.

Теперь оставалось ждать. И надеяться, что предупреждение дойдет вовремя. Что очередная жертва проклятого золота — будь то жадный скупщик или невежественный милиционер — не добавится к длинному списку погибших от сибирской язвы.

Все смешалось в памяти — и память прошлого тела, и воспоминания настоящего.

Доктору снились родители, Павел Никанорович и Александра Авдеевна. Они проступали сквозь дымку сна, как на старой фотографии. Папа, в черном сюртуке, с небольшой бородкой и лихо закрученными усами. Мама в платье с кринолином и модной шляпке. Красивые, молодые… И с ним рядом — дети: две девочки — сестры — Аграфена и Катерина, и младший — Ванечка. Было ему тогда лет пять. Вообще, в те времена маленьких детей для семейных фотографий снимать не любили — детская смертность была высока, так чтоб не бередить потом душу. Но его сфотографировали тогда, специально ездили в город. Павел Никанорович, выходец из среды провинциального дворянства любил, чтобы все было «как у людей».