Красная земля (СИ) - Волков Тим - Страница 10

Заскрипели под ногами ступеньки…

Ах, Анютка, Анютка… Теперь ясно, зачем тебе глицерин с желатином… А излишняя конспирация когда-нибудь большевиков и погубит! Не партия, а секта какая-то. Товарищ Артем сам по себе… Так же сам по себе и Пронин. Разные ячейки, понятно. Однако, перемудрили!

Повезло, за прилавком оказался Андрюшка.

— Иван Павлович, тут офицер…

— Знаю. Дай как сушек и сдобу… Ага… — расплатившись, доктор понизил голос. — Слушай, Андрей… не в службу, а в дружбу. Беги сейчас к Прониным. Так, огородами, незаметно. Скажешь — пускай срочно прячут гектограф и листовки. Хоть в печь, хоть в выгребную яму. Все понял?

— Ага! Да вы не беспокойтесь, Иван Палыч, сделаю! Токмо слово бы мудреное не забыть.

Художник и друг художников Лев Фролыч Кулигин заявился в Зарное на казенном авто. Привез с собой картины и двух рабочих — картины развешивать. Иван Палыч, исполняя указание начальства, встретил Кулигина на школьном дворе. Там же уже находился и Гладилин, поставленный в известность о необходимости «содействовать культурному просвещению народа».

Познакомив художника с учителем, доктор, как общественный деятель, лично сопроводил Льва Фролыча в школу.

— Говорите, в коридоре? — обернулся Кулигин. — В учебных классах нельзя? У вас же их два по-моему.

Сергей Сергеевич покачал головою:

— Думаю, картины будут отвлекать детей от учебы. Впрочем, в одном классе можно — все равно второго учителя нет. Но, ежели таковой найдется…

— Понял, понял, понял! — тряхнув бородой, замахал руками Лев Фролыч. — Ну, что ж, в коридоре, так в коридоре… Эй, парни! Давайте уже приступать.

Рабочие споро внесли картины, упакованные в оберточную бумагу, Кулигин лично развернул каждую…

Доктор с Гладилиным с любопытством вытянули шеи. Картины, как картины… пусть даже несколько аляповатые. Пейзаж… почему-то с зеленым небом, маковое поле, несколько напоминавшее знаменитую картину Моне, но как будто написанная ребенком. Разбитная молочница с квадратным лицом, согбенный старик, бегущие краем моря дети… Все такое, словно бы рисовали ученики обычной школы, даже никакой не художественной.

— Черт-те что намалевано, — улучив момент, прошептал товарищ Артем. — Хотя, в Париже я много такого видел. Новые веяния!

— Вот-вот.

Иван Палыч кивнул и подошел к художнику:

— Лев Фролыч, открытие назначено на двенадцать часов. Как вы и просили. Я именно к этому времени и подойду. А вы пока размещайте картины… Если что, Сергей Сергеевич вам во всем поможет.

Откланявшись, доктор направился в больницу. Нужно было проверить журналы, помочь Аглае с диагнозами, да прикинуть, что еще нужно заказать из лекарств. И да, в больницу должен был зайти телеграфист Викентий с фурункулом на правой руке. Заодно обещал принести газеты, свежие или нет — Бог весь, поезда нынче ходили очень плохо, редко и вообще — не пойми, как.

Телеграфист — длинный нескладный мужчина в форменной синей тужурке — уже дожидался на крыльце. Рядом виднелся прислоненный к забору велосипед.

— А-а, Викентий Андреевич! — поздоровался доктор. — Ну, проходите, проходите, поглядим…

— Я вот-с… газетки… Вчера поезд остановился, с солдатами… Все полупьяные, пенсии орали! Представляет, самовольно ушли с фронта, заняли эшелон. Уголь у них по пути кончился, так они дровами. Представляете? Остановятся где-нибудь лесу, да дровишек напилят…

— А вдруг — встречный поезд? — Иван Палыч передернул плечами. — Это же катастрофа.

— А мы, телеграфисты, на что? Обходчики, стрелочники? — тряхнув шевелюрой, рассмеялся Викентий. — Мы-то свое дело знаем! Где какой поезд на перегоне — по всем станциям сообщения идут. Правда, поезда черт те как… Похоже, правительство-то — того… Совсем никакого порядка не стало!

А вот это — точно! Раз уж даже мелкие служащие критиковать не стесняются…

Осмотрев фурункул, Иван Палыч прописал мазь на основе березового дегтя и велел заглянуть денька через три. Телеграфист ушел… вернее, уехал на своем велосипеде, доктор же зашуршал газетами… оказавшимися довольно свежими.

— Чего пишут, Иван Палыч? — Аглая как раз закончила утренний обход и пришла в смотровую заполнить журналы.

— Пишут — в Петрограде теперь все продукты по карточкам… На фронте волнения — подвоз плохой.

— Ну, это понятно! — погладила животик заведующая. — В больших-то городах продуктов много надо! А попробуй, привези. Поезда-то нынче — сами знаете.

— Та-ак… — доктор взял другую газету — правительственную «Речь». — Ого! Одна-ако…

— Что? Что такое? Война кончилась?

— Хуже! Антиправительственный мятеж! «Главнокомандующий, генерал Корнилов отказался повиноваться правительству и ведет войска на Петроград!» — вслух зачитал Иван Палыч. — «Переговоры при посредничестве представителя правительства, господина Савинкова, успеха не принесли!»

— Господи, господи! — Аглая перекрестилась. — Хорошо хоть мы-то до Петрограда далеко!

Да, наверное, это было и не худо, — подумал про себя доктор. Тоже, конечно, бардак, но, по крайней мере, с продуктами получше.

Вернувшись в школу к двенадцати часам, доктор увидел собравшихся во дворе людей, человек, наверное, двадцать. В основном пришли старик да подростки — кого отпустили родители. Многих не отпустили, потому как — страда! В хозяйстве и детские руки не лишние.

— Здрасьте, Иван Павлович! А, правда, в школе теперь музей?

— Не музей. Анюта, а художественная выставка.

Анютка Пронина нарядилась ради такого случая в синий сарафан и белую льняную сорочку. Кроме всего прочего, волосы ее на этот раз не были заплетены в косички, а красиво уложены локонами и перевязаны широкой шелковой лентой, от чего девчушка выглядела гораздо взрослее. Настоящая модная дама! Гм… Хорошо, что Андрюшка тогда успел. Интересно, куда они дели гектограф? Наверно, надежно спрятали, раз Верховцев не нашел.

— Ну, что же, друзья! — вышел на крыльцо Кулигин. Вальяжный, с густой окладистой бородою, он чем-то напоминал обычного сельского батюшку.

Батюшка, отец Николай, кстати, тоже пришел и заранее расположился у самого крыльца с фотоаппаратом. Камера стояла на треноге, вызывая неумное любопытство детишек.

— Я рад, рад, что вы пришли! Что вы это увидите… Что у вас в школе…

Малое количество собравшихся, по всей видимости, художника ничуть не смутило, да и открытие он не затягивал. Сказав еще пару фраз, Лев Фролыч пригладил бороду и пригласил всех… как он выразился — «в салон»!

Особого впечатления картины на собравшихся не произвели, а некоторые даже вызвали смех, на что господин Кулигин не обратил совершенно никакого внимания. Благосклонно улыбнувшись фотографу-батюшке, художник отвел учителя в сторонку:

— Серей Сергеевич… Я бы вас попросил назначить кого-то ответственным за сохранность картин. Какую-нибудь интеллигентную трудолюбивую девочку…

— Понял вас!

Гладилин обвел взглядом ребят… и улыбнулся в усы:

— Анюта! Пронина! А ну-ка подойди…

Рассматривая картины, Иван Палыч выжидал, когда можно будет сообщить учителю недобрую новость. Наконец, выбрал момент…

— Сергей Сергеевич. В армии — мятеж! Генерал Корнилов ведет войска на Петроград.

— Так-та-ак, — озабоченно протянул Гладилин. — Значит, военная диктатура! Это угроза, Иван Палыч. Это большая угроза! Что ж, следовало ожидать… Как бы и у нас здесь что-то подобное не вышло! Вот что… мне надо бы в город и срочно. Если попроситься с художником? Подвезет?

— Думаю, да. А школа?

Товарищ Артем улыбнулся:

— А у меня теперь есть заместитель! Ответственная за музей. Ну, и сторож имеется…

Договорившись с Кулигиным насчет Гладилина, доктор вышел во двор. К школе как раз подъезжал велосипедист — все тот же телеграфист со станции.

Доктор приподнял шляпу:

— И снова здравствуйте, Викентий Андреевич! Тоже решили на картины взглянуть?

— Вас ищу, Иван Палыч! В больнице сказали — здесь… Телеграмма вам… срочная. Вот!