Шейх. Добыча Жестокого - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 12

– Но я не жестокая. – продолжила она голосом, сладким как цианистый калий. – Поэтому дам тебе последний шанс. Сейчас же, при всех, встань на колени и попроси прощения за свою дерзость.

Я почувствовала, как все взгляды впились в меня, словно раскаленные иглы. Света ухмылялась, наслаждаясь моим унижением. Амира смотрела с ужасом и сочувствием. Остальные – с любопытством палачей, как смотрят на жертву перед казнью.

В голове проносились мысли со скоростью света. Я могла встать на колени. Попросить прощения. Смириться. И тогда, возможно, меня оставили бы в покое. На время.

Но что-то внутри меня взорвалось. Может быть, это была глупость. Может быть, самоубийство. Но я поняла – если сдамся сейчас, то сдамся навсегда.

– Нет. – сказала я тихо, но ясно.

– Что? – Самира не поверила своим ушам.

– Я сказала – нет. Не встану на колени.

Воцарилась мертвая тишина. Даже журчание фонтана казалось оглушительным.

– Ну что ж. – проговорила Самира после долгой паузы. – Тогда посмотрим, как долго продержится твоя дурацкая гордость.

Она развернулась и направилась к выходу, но у дверей остановилась.

– Кстати, дорогая. Сегодня вечером господин захочет видеть тебя в своих покоях. Для… особой беседы.

Последнее слово она произнесла с такой зловещей интонацией, что у меня мурашки побежали по коже ледяными лапками.

Когда Самира ушла, все женщины разом выдохнули.

– Ты сошла с ума. – прошептала Амира. – Совсем сошла с ума.

– Согласна. – кивнула Света. – Зачем было связываться с Самирой? Она теперь тебя уничтожит.

– Пусть попробует. – ответила я, хотя внутри все дрожало от дикого страха.

– Попробует? – Света рассмеялась истерически. – Дорогая, она уже это сделала. Ты же слышала – сегодня вечером тебя вызовет господин. И после разговора с Самирой, думаешь, он будет с тобой нежен?

Света была права. Самира не просто рассказала шейху о моей дерзости – она подготовила почву для моего жестокого наказания.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – продолжила Света, наслаждаясь моим страхом. – То, что ты до сих пор не понимаешь, где находишься.

Она встала и обошла меня кругом, как хищница.

– Ты думаешь, что здесь можно сохранить свою гордость? Свои принципы? – Света засмеялась. – Дорогая моя, через неделю ты будешь ползать перед господином на коленях и молить его о пощаде. И знаешь что? Мне будет приятно на это смотреть.

Ее слова били по нервам как кнут. Каждое попадание отдавалось болью где-то в области сердца.

– А знаешь, что я сделаю, пока ты будешь страдать? – Света наклонилась к моему уху. – Я буду очаровывать господина. Показывать ему, какой должна быть настоящая наложница. Покорной, благодарной, умеющей доставлять удовольствие.

– Ты отвратительна. – прошептала я.

– Нет, дорогая. Я умна. – Света выпрямилась. – И пока ты будешь биться головой о стену, я стану его любимицей.

Но самое ужасное – я чувствовала, как что-то темное и предательское шевелится во мне. Ожидание встречи с шейхом пугало и… возбуждало одновременно. И это открытие ужасало меня больше всего.

Утреннее солнце заливало молельный зал гарема янтарным светом, просачиваясь сквозь резные окна с цветными стеклами. В другой ситуации я, возможно, залюбовалась бы этой игрой света на мраморном полу, но не сегодня. Сегодня внутри меня бушевала настоящая буря.

Три недели. Три проклятые недели в этой золотой клетке. Три недели притворства, подчинения, попыток выжить. Каждый день – новое унижение, каждый час – напоминание о том, что теперь я чья-то собственность. И с каждым днем внутри меня нарастало сопротивление, копилась ярость, которая требовала выхода.

Самира выстроила наложниц в ряд для утренней молитвы. Меня поставили в конец, как самую новую и неопытную. Ненавижу эту церемонию. Ненавижу эту показную набожность, за которой скрывается рабство и унижение.

– Пора приветствовать новый день и вознести хвалу Аллаху. – произнесла Самира, обходя ряд женщин с чашей благовоний. – И помолиться за благополучие нашего господина.

Я смотрела на нее, не скрывая презрения. За благополучие "господина"? Человека, который покупает женщин на аукционе, как породистых лошадей? Человека, который держит нас взаперти, чтобы использовать для своего извращенного удовольствия?

Справа от меня стояла Света, с таким благочестивым видом, словно всю жизнь только и делала, что молилась арабским богам. Она бросила на меня короткий взгляд и чуть заметно улыбнулась, словно говоря: "Смирись, так легче". Но я не хотела смиряться. Я не могла. Что-то внутри меня восставало против этой мысли.

Самира остановилась передо мной, протягивая чашу с тлеющими благовониями. Запах сандала и мускуса ударил в ноздри – слишком сильный, слишком навязчивый. Как всё в этом месте – чрезмерное, показное, лишенное истинной красоты.

– Возьми благовония и поклонись перед святыней. – приказала Самира.

Я посмотрела на нее, и внезапно вся абсурдность моего положения обрушилась на меня, как лавина. Я, Злата Северова, дочь проповедника, стою в гареме арабского шейха и должна молиться чужому богу. Меня купили, как вещь, привезли в золотую клетку и теперь ожидают, что я буду благодарна?

– Нет. – слово вырвалось само собой, громче, чем я ожидала.

Самира замерла, её глаза расширились от удивления.

– Что ты сказала? – переспросила она тихо, словно давая мне шанс исправиться.

Но внутри меня словно прорвало плотину. Вся боль, всё унижение, весь страх последних недель превратились в ярость, которая хлынула через край.

– Я сказала – нет. – мой голос звенел в тишине зала. – Это не моя вера. Я не буду кланяться вашему богу и молиться за благополучие человека, который купил меня, как вещь.

Наложницы ахнули в унисон. Лицо Самиры исказилось от гнева и шока.

– Ты оскорбляешь святыню. – прошипела она. – Ты оскорбляешь нашего господина.

– Господина? – я рассмеялась, и мой смех звучал пронзительно в гробовой тишине зала. – Он мне не господин. Я никогда не покорюсь вашему шейху, никогда.

Я шагнула вперед, к Самире, с вызовом глядя ей в глаза. На её лице читался животный страх – она не привыкла к сопротивлению, к тому, что кто-то осмеливается бросать вызов установленному порядку.

– Ты поплатишься за свои слова. – прошептала она.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. – ответила я, цитируя фразу, которую часто повторял мой отец.

В порыве эмоций я взмахнула рукой, и моя ладонь задела чашу с благовониями. Я не хотела этого делать, это был случайный жест, но результат оказался катастрофическим. Чаша взлетела в воздух, описала дугу и с грохотом упала на мраморный пол, рассыпая тлеющие угли и ароматические травы. Несколько углей попали на край молитвенного ковра, и тонкая шерсть начала тлеть, испуская сизый дымок.

– Пожар. – закричала кто-то из наложниц.

– Она осквернила святыню. – вторила другая.

Самира смотрела на меня глазами, полными ненависти.

– Ты заплатишь за это, русская дрянь.

Я замерла, глядя на тлеющий ковер. Я не хотела этого. Я хотела лишь отстоять свое право не участвовать в ритуале, но теперь я перешла черту, за которой не было возврата.

Я перевела взгляд на Свету. Она единственная не выглядела испуганной или возмущенной. В её глазах читалось… удовлетворение? Она поймала мой взгляд и едва заметно улыбнулась, словно радуясь моему падению.

Двери зала распахнулись, и вбежали двое евнухов, привлеченные шумом.

– Что здесь происходит? – спросил старший из них, оглядывая сцену разгрома.

– Она осквернила святыню. – закричала Самира, указывая на меня дрожащим пальцем. – Она оскорбила нашего господина и отказалась молиться за него.

Евнухи переглянулись. Старший кивнул младшему, и тот быстро вышел из зала.