Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав - Страница 9

Он вышел, слегка покашливая, как все каменотесы, вечно глотающие пыль на работе. Кериза не собиралась тут же браться за шитье. Мгновение она стояла неподвижно, в глубокой задумчивости, но, чувствуя потребность поделиться с кем-то своей тревогой, выбежала из комнаты и поднялась этажом выше, к подруге Этибель. Ее отец, пекарь, работал по ночам и, верно, уже ушел, мать была почти глухой и не мешала разговорам, так что девушки могли свободно поверяться друг другу. К тому же с самого верхнего этажа вид был еще краше и просторнее, чем из жилища Макасса. Было видно даже море.

Как раз всходила луна, прокладывая по его спокойной глади сияющую, приковывающую взгляд дорожку.

— Добрая ночь для плавания, — сказала Этибель, выслушав рассказ подруги. — Если этот твой Кадмос не забыл перед отплытием принести жертву Мелькарту, с ним ничего не случится. Хотя, постой, сегодня же полнолуние. А мне как-то говорила сестра матери, очень набожная, все время в храмах просиживает, что в такие ночи над всеми властвует Танит. Она ведь богиня луны. Так, может, ей нужно было принести жертву? Но ведь они отплывали еще днем, так что все-таки бог моря и повелитель мореходов властен над ними. Ох, как тут разберешься. Но я все же думаю, что Танит, Астарта, Анаит, Милитта, Тирата — под сколькими именами ее почитают — она важнее, а значит, ей в первую очередь и нужно приносить жертвы. Понимаешь? Ты ведь знаешь, что девственная богиня…

Заметив, что Кериза засмотрелась на далекое сияние и, верно, даже не слышит ее слов, она придвинулась еще ближе и, хихикая, зашептала:

— Хорош парень, этот твой Кадмос. А глаза-то какие! Когда он посмотрел на меня, пока я мимо вас на лестнице проходила, будто съесть меня хотел. А ведь он шел с тобой и, наверное, только о тебе и думал. Мне даже жарко стало. Говорят, моряки в любви страшны. Вернется такой из дальнего плавания и… Кери, рассказывай, рассказывай все. Я ведь тебе тоже все честно рассказала, как было в роще богини, в священную ночь, а потом с этим Номасом… Ну, ты же знаешь. Представь себе, этот негодяй приревновал меня к Рискону, что так дивно пел… Но уже извинился, и снова… ну, ты знаешь… Рассказывай, Кери, милая, рассказывай все.

— О чем мне рассказывать? — Кериза очнулась от своих раздумий, подсознательно чувствуя, что в такую ночь богиня непременно явит свою милость и ничего дурного ни с кем случиться не может.

— Ох, о Кадмосе. Не притворяйся. Каков… каков Кадмос в любви? Вы ведь… На лодке можно уплыть куда угодно. Ах, какой он загорелый! Я бы не смогла полюбить мужчину с бледной кожей.

Она резко сдернула тунику, обнажая плечо, и при свете луны испытующе оглядела свою кожу. Как и большинство карфагенянок, она была черноволосой, со смуглой кожей, но в лунном сиянии казалась белой.

Нервно хихикнув, она поправила одежду.

— Как красиво смотрится светлое женское тело рядом с темным мужским. Твой Кадмос и загорелый, и рослый, и плечи у него могучие. Как у того Электа, солдата из обслуги тяжелых машин… Нет-нет, ты его не знаешь. Ох, рассказывай, все рассказывай!

— Но я правда не знаю, о чем мне говорить.

— Ты притворяешься, Кери, неужели не знаешь? Так значит, вы с Кадмосом… ничего? Совсем ничего?

— Но он ведь пока только мой жених, а не муж. И то со вчерашнего дня. И я… ты же знаешь… я никогда…

— Знаю… — Этибель немного отступила, говоря тоном разочарованным, словно с укором: — Знаю, о тебе разное болтают. Но помни, мужчинам нравится, когда их девушка пользуется успехом. Они могут и притворяться, что сердятся, даже побить, но им это нравится. А ты… ну, как хочешь. Молодость коротка. Впрочем, разве я знаю… Танит — девственница, ее жрицы должны быть девственницами, а жрецы — евнухами, так что, может, она и покровительствует таким, как ты… Но ведь при храме есть эти гедешотим, а в священную ночь, ну, ты знаешь… заслуга и милость богини нисходят на женщин, которые приходят в рощу. О, это точно. Значит, Астарта покровительствует и очень горячей любви. И так, и эдак. Не знаю, не знаю… Если богиня дала тебе такого мужчину, а ты бережешь свою девственность, то, может, ты этим оскорбляешь покровительницу любви? Знаешь, я тебе все же советую — принеси жертву Астарте.

— Я всегда обращаюсь к Танит, — смущенно прошептала Кериза.

— Когда говоришь о любви, нужно называть богиню именем Астарта. Принеси жертву, говорю тебе.

— Какую? Мы небогаты, а жрецы неохотно принимают что-то меньше телицы.

— Я и не думаю о телице. Ха-ха-ха! Она краснеет. Ой, Кериза, какая же ты странная. А что до бедности, так твой отец сам виноват. Стратоника говорила, что если бы Макасс поговорил с… ну, хотя бы с достопочтенным Сихарбом, если не с самим суффетом Гасдрубалом, то у него было бы много заказов, и очень, очень хорошо оплачиваемых. Было бы у него и несколько рабов, а он бы только за работой присматривал…

— С Сихарбом? — Кериза вдруг вспомнила негодование Гасдрубала-военачальника. — Отец не хочет иметь дел со сторонниками Рима. А заказов и работы у него и так хватает.

Этибель внимательно посмотрела на подругу и пожала плечами.

— Не хочешь слушать моих советов — смотри на луну и вздыхай по своему любимому. Может, в эту самую минуту и он делает то же самое.

Этибель ошиблась. Кадмос не смотрел на луну и не чувствовал очарования ночи. Он покинул порт внезапно, быстрее, чем ожидал, и сам был этим немного удивлен. Но Абдмелькарт, выслушав его предложение, принял решение с быстротой, внушающей уважение.

Месторождение раковин, дающих пурпур? Превосходно. Ему как раз нужно нечто подобное. Сам он плыть не может, но у него есть человек, который в этом отлично разбирается. Терон, грек-вольноотпущенник, как раз собирается выходить в море на лучшей биреме. Он должен был плыть на Балеарские острова, но это не к спеху. Так что пусть трое друзей садятся на этот корабль, а Терон сперва направится к Керкине, все осмотрит, изучит, а затем доставит счастливых первооткрывателей в Карт Хадашт, и здесь они заключат сделку. Еще никто не жаловался на Абдмелькарта, кто ему доверился.

Бирема, готовая к отплытию, и вправду стояла в порту; богач о чем-то пошептался в стороне с Тероном, огромным, угрюмым бородачом, и галера тут же отчалила, хотя Кадмос и заметил, что какие-то огромные, тщательно обвязанные и упакованные пифосы, приготовленные на набережной, так там и остались.

Терон был хорошим моряком: он вывел бирему из порта умело и смело, вовремя приказал поднять парус, командовал людьми по-деловому. Видимо, указания, полученные от хозяина, были не слишком ясными, потому что он раз-другой покосился на рыбаков и неуверенно пробормотал:

— Могли бы и помочь с парусом…

— Вовсе нет! — возразил Идибаал. — Мы плывем не как твоя команда. Мы лишь заключаем сделку с твоим господином, а ты должен нас отвезти, оценить товар и доставить обратно в город.

— Ну, но помните, что от моей оценки зависит вся сделка.

— Помним. Но твой господин даст тебе мало или ничего. А мы будем помнить, что от твоей оценки зависело все, — вставил Кадмос.

— Пожалуй, ты говоришь мудро.

— У нас тут есть кое-что получше, по крайней мере на сегодня. — Зарксас поднял многообещающе булькающий бурдюк и подмигнул. — Из Тумугади. Лучшее вино!

Терон счел нужным проворчать, что единственное вино, достойное того, чтобы его пить, привозят лишь с острова Хиос, но тут же, не раздумывая, крикнул какому-то Такуру, велев ему следить за кораблем, а сам кивнул новым знакомым и направился в свою каюту на корме галеры.

Спускаясь, Кадмос еще раз взглянул на море и небо.

— Ну, сейчас плыть легко. Ветер попутный, умеренный, волна покорная. Но когда минем мыс Меркурия, все изменится. Придется поворачивать на юг, а к вечеру ветер стихнет.

— О? Такой ты знаток?

— Увидишь. Я больше тысячи раз ходил этим путем.

— А я три тысячи раз! Молод ты еще. И вот что я тебе скажу: нельзя предсказать, когда ветер переменится. Молись лучше, чтобы не подул самум. В это время года он любит налетать внезапно.