Шурик 1970 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 25

— Это вам. От меня. Я вчера у кассирши в клинике все такие рубли выгреб. Все тридцать штук. Новенькие, только с монетного двора. Увидел, чуть не расплакался. Помнят нас, помнят ветеранов. Лучший подарок нам, фронтовикам. Леониду Ильичу спасибо, не забыл нас. Сам — фронтовик, ранен был. Понимает. Рубли на площади нашим раздам, кто придет. На память. Что останется — девушкам красивым. Люблю я, Шурочка, красивых девушек.

Я вернулся в комнату. Зина была еще в ванной. Постучавшись, я сообщил ей через дверь:

— Зина, я за машиной. Как соберешься — выходи.

Я вспомнил про продавщиц, выбрал из вазы десяток тюльпанов, подумал, прибавил к ним еще пяток, завернул букет в газетку. Проверил переключатель-предохранитель в кармане. Пошел на выход.

Прав был Шпак. Действительно, прекрасное, теплое майское утро. Птички щебечут. Я шел в сторону овощного павильона и радовался жизни.

Горбатый стоял на месте, из-под крыши в павильоне к нему тянулись провода. Я открыл капот, отключил зарядное устройство. Потом открыл дверь, вкрутил на место переключатель, проверил зарядку. 100%! Отлично! Как доктор прописал!

Я зашел в павильон и сразу вручил дамам букет. Настюха, с суровым видом засыпавшая в кошелку какого-то мужика вялую картошку, вся зарделась, тут же принялась искать банку под цветы. А Оксанка приняла букет, сделала мне глазки и шепнула, что к вечеру могут подвезти виноград.

— Вам оставить?

Поблагодарив за заботу, я попросил оставить пару кило.

Выходя из магазина, обернулся. Желтые тюльпаны с вкраплением красных ярким пятном выделялись на фоне убогой плодовоовощной продукции. Но, кажется, весь магазин от этого пятна стал светлее. Но какая-то бабка в картофельной очереди посмотрела на цветы, потом на аппетитную Оксанку и прошипела: «Проститутка»…

Я подъехал к подъезду, Зина меня уже ждала в красном платье в крупный черный горох. Аккурат под цвет авто. Бабки, сидевшие на лавках, взирали на нее, как на сошедшую с небес богиню. Вот как? А я думал, что подобные бабки должны все молодых и красивых женщин считать проститутками.

Зина уселась в кресло авто, снова скрестила свои прекрасные ножки. Я заметил, что обручальное кольцо у нее на правильном месте — на безымянном пальце правой руки.

— Ну, как у тебя прошло с докладом? — спросила Зина.

Я удивился. Почему-то мне казалось, что супруга совершенно не интересуется делами Шурика. А она, оказывается, помнит про доклад.

— Нормально, Лопуху понравилось, — ответил я, решив не расстраивать супругу трагическими подробностями конференции. — Только по комсомольской линии поручение дали. Отправляют на завод.

— На завод? — почему-то испугалась Зина. — Но там же пьют. Шурик, поклянись мне, что ни-ни! Ни капли! Ни по какому поводу. Даже пива! Поклянись немедленно!

Что было делать? Я поклялся. Хотя и так становиться алкашом или абсолютным трезвенником в мои планы не входило. Видно, у Шурика после «Кавказской пленницы» реально с этим делом были большие проблемы. Ну да, сколько тогда местные в него винища влили. Такое бесследно не проходит. Надо бы выяснить потихоньку — в какой именно мере были проблемы.

Я припарковался у театра Сатиры, прямо у кормы длинного «Форда» и вдруг увидел у машины лысого мужика с букетом. С неудовольствием узнал в нем того самого, что подвозил Зину и лапал ее под нашими окнами. И что делать? Набить ему морду? Вызвать на дуэль?

— Пан Збышек! Как я рада вас видеть! — взвизгнула Зина, выйдя из машины. Букет приняла и протянула ручку для поцелуя.

— Пани Катаринка, — сказал поляк тут же прижался к тонким пальчикам губами.

Ну вот, опять Катаринка. Почему Катаринка-то? Она же Зина, Зинаида. Ну, в крайнем случае — Лида. Я передумал уезжать, вышел, оперся о крышу «Запора», сказал не без сарказма:

— Зинаида, опомнись, при живом-то муже.

— Шурик, езжай, — махнула она рукой. — Я же говорила. Так нужно. Для семьи.

Ну, успокоила. Я посмотрел, как поляк под ручку ведет мою жену к театру, открывает перед ней дверь. Дайте срок, я еще с этим Збышеком разберусь. А Зина… Надо бы для нее ключи заказать. А то ходит без ключей, растеряха.

Я приехал домой. Итак, сегодня суббота — выходной. А что делают в выходной нормальные люди? Я задумался и попробовал вспомнить свои выходные. С неудовольствием отметил, что таковых у меня по сути не было. По крайней мере, последние пять лет с тех пор, как я придумал «Блюз-Такси». Ни одного дня. Субботнее похмелье после пятничной «питницы» не в счет. Просто традиция бывшего офисного планктона бухать по пятницам. По субботам поправлялся по утрам крепким кофе и снова брался за работу. Считал, чертил, паял и клеил. К обеду ребята начинали подъезжать, вся наша дружная команда, пять лет назад поверившая мне на слово. И до ночи мозговые штурмы, споры и раздирание вяленых лещей под пенное. Суббота у нас была пивным днем. Интересно, как там с проектом вообще сейчас обстоят дела?

Ладно, если мое тело лежит в больнице, подсоединенное к датчикам — еще полбеды. Какой с коматозника спрос? А если там в меня вселился Шурик? И что он со своим убогим объемом знаний из прошлого века скажет моим ребятам на утренней планерке? Не сдали бы его, то есть меня — в дурку.

Что-то настроение у меня испортилось. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Привет. Ты как? — спросил Дуб.

— Намана.

— Слушай, тут Эдик, ну, который с изостудии, портрет заказчика в красках исполнил со слов пойманного злодея. Злодей сказал, что очень похож. Посмотреть не хочешь?

Я понял, что за заказчик, хотел было сказать: «Скинь мне на почту», но вовремя прикусил язык.

— Хочу.

— Тогда в парке, на крайней лавке. Когда подъедешь?

— Буду через полчаса, — сказал я и принялся собираться. При этом думал, что надо бы потом еще в гараж заехать, там, в ящике я заметил несколько электромоторов и прочего, при умелом подходе весьма полезного. Для начала еще пару божьих коровок сваять. На зарплату в сто двадцать рэ здесь особо не разгуляешься.

Встретились в парке, как раз у той лавочки, где сидели битломаны. Дуб пожал мне руку, вжикнул молнией папки, показал портрет. Выполнено гуашью, но очень качественно. Правда, немного смахивало на шарж. Видно, Эдик на Арбате рисованием портретов подрабатывает. Или это уже позже началось?

Я рассмотрел портрет. Узнал, но особо не удивился. Это был телефонный мастер. Коротко стриженный, без баков, но с усами. Густыми и пшеничными, как у певца Николаева.

— Что там, в вузе? — кивнул я в сторону институтских корпусов, возвращая портрет.

— Оставь себе, — сказал Дуб. — А в институте… Да что в институте… только и разговоров, что про тебя… да про тебя… Народ в ауте, шепчутся, что все верно сказал, но… Сам понимаешь, что за «но». Студенты вон собираются коллективное письмо в твою защиту писать, малолетние идиоты. А начальство… хотели партком собрать, да ждут, что сверху скажут. Все твои темы запросили с первого отдела. Хорошо, что Лопух тебя на завод сплавил, а то бы затаскали. Слушай, Шурик, я помню, конечно, про долг, но мне бы это… трешечку.

Попробуй тут, откажи. Зеленой трешки в кошельке не оказалось. Я дал синюю пятерку и поехал в гараж.

В гаражах все было по-старому. Степаныч сидел в своей будке, пацаны — около моечного гидранта. Только народу явно больше. Ну да, выходной, праздник. Народ на природу разъезжается, на дачи, у кого есть. Я поставил Букашку около соседнего гаража, принялся открывать калитку своего. Пришлось повозиться. Мимо прошел артист Мягков с замотанным шарфом горлом. Видимо, опять нырял в бассейн к больному тюленю и подхватил очередной бронхит.

Интересно, откуда у Шурика этот гараж, думал я, стараясь нащупать хитрым ключом хитрую задвижку за дверью.

Наконец, я справился с замком, открыл калитку и ловко загнал «Букашечку» в гараж. Включил батареи на подзарядку. Стрелка была в «зеленой зоне», но запас не повредит.

Действительно, в ящике «с разными железками» оказалось много интересного. Я сначала отобрал два комплекта для будущих пылесосов, потом случайно наткнулся на старый квартирный звонок и прямоугольный конденсатор. Кажется, от древнего телевизора. Там же нашел катушку индуктивности. А если к ней прибавить пару батареек от карманного фонаря... Какие здесь нынче в моде? Чешские «Крона»? Но найденные в гараже батарейки были круглые, без этикеток. Какие-то самодельные. Ладно, попробуем.