Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р. - Страница 11

Запись в дневнике Сомерсет-Парк,

1 марта 1845 года

Дружочек,

и снова смерть заглянула в Сомерсет-Парк. Отца глубоко потрясла гибель мистера Саттерли. Кузнец долгие годы служил в наших фамильных конюшнях. Отец отметил, каким верным и искусным мастером тот был, как тяжело будет его заменить. Но потом добавил, мол, настоящая трагедия заключается в том, что после кузнеца остался сын, всего на несколько лет старше меня. А самое худшее вот что: в наследство мальчику остались лишь долги отца.

Сплетни среди слуг ходят самые разные. Говорят, мистер Саттерли имел пагубное пристрастие к азартным играм, и, хотя приходский констебль постановил, что смерть наступила в результате сердечного приступа, по общему мнению (пусть они и не разбираются в этом), кузнеца убили из-за денег, которые тот задолжал.

Я в ужасе помчалась к отцу. Когда я спросила его, нет ли среди нас убийцы, он погладил меня по голове и велел не тревожиться. И сказал, что заверил мистера Саттерли: если с кузнецом что-то случится, отец о его отпрыске позаботится. А поскольку ребенок еще слишком мал, чтобы справляться самостоятельно, отец стал его официальным опекуном и со следующей недели мальчик будет жить у нас.

Я чуть не упала на месте! Отец поинтересовался, не против ли я, что показалось мне весьма лестным. Разумеется, я ответила, что мы должны сделать все от нас зависящее, дабы помочь сироте. Но в глубине души меня завораживала мысль заполучить приятеля моего возраста.

Я доверяю тебе, Дружочек, но товарищ по играм из плоти и крови пришелся бы очень кстати. Я всегда мечтала о сестре или брате. Тогда тайна Линвуда стала бы еще интереснее. Я даже начала возлагать надежды на этого сиротку. Боже мой, я только сейчас поняла, что даже не знаю его имени!

Из-за ненастья мы с отцом не поехали верхом и провели день в библиотеке, наслаждаясь сладким пирогом и горячим чаем, пока ветер и дождь хлестали в окна. За нами с привычно суровым видом наблюдал портрет дедушки. Раньше, в детстве, он пугал меня: его глаза следили за мной по всей комнате.

Деда я помню смутно: слишком мала была, когда тот умер. Но вот что странно. Глядя на его нарисованное лицо, я четко представляю, каким он был. Что-то копошится в глубине памяти, что-то живое. Но когда я задерживаюсь на этой мысли, пытаясь ухватиться за нее и вспомнить больше, на сердце наваливается тяжесть и нет сил сделать вдох.

Дождь продолжается, даже когда я пишу эти строки. А вдруг я не понравлюсь этому мальчику? Вдруг он окажется злым и станет подкладывать змей в мою постель? Вдруг отец в итоге полюбит его сильнее меня? Я часто слышу о том, как изменилось бы наше будущее, родись я мальчиком, тогда нам не пришлось бы тревожиться о Сомерсете.

Вот в чем все дело, Дружочек. Вот она, жестокая правда. В моем распоряжении все жизненные блага, и, если не считать горечи утраты, я должна быть счастлива. Я люблю отца, но он не умеет выражать свою любовь. Ходят слухи, что дедушка был весьма холоден. Я начинаю думать, что детей нужно учить любви так же, как счету и игре на фортепиано, — даже тех, кто не станет наследником. Особенно тех, кто не станет наследником.

Прошу прощения. Сегодня моя душа полнится страданиями, а не благодарностью. Такое трагическое чтение. Но кто, интересно, будет все это читать? Уж точно не тот, кто надеется на счастливый конец. Как странно, что я это написала... Неужели я уже потеряла надежду? Ведь мне нет и четырнадцати.

Понадобится чудо, чтобы избавить меня от этого отчаяния.

Когда мы вошли в кабинет, мистер Пембертон, сидевший за столом, поднял на нас раздраженный взгляд. Затем встал и слегка одернул жилет.

Я попыталась сопоставить этого джентльмена с тем, кого встретила накануне ночью. Исчезли грязные сапоги, волосы стали не такими взъерошенными. Теперь на нем была белая рубашка, туго повязанный галстук и приталенный сюртук. Но гордая осанка и жесткие очертания губ остались прежними. Однако глаза были более яркими, чем мне запомнилось.

Я заметила, что на мизинце он по-прежнему носит золотое кольцо. Золотые кольца легко стащить и припрятать, к тому же за них обычно дают хорошую цену. Должно быть, оно вдвое дороже тех серебряных канделябров, которые я пыталась прихватить вчера ночью. Наверняка перстень имеет для него большое значение. Но для спиритического сеанса драгоценности придется снять.

— Разрешите представить вам мисс Тиммонс, — откашлявшись, сказал мистер Локхарт.

Я шагнула вперед, отчасти для того, чтобы отвлечь внимание от недуга мистера Локхарта.

— Лорд Чедвик, полагаю, — сказала я, не сводя взгляда с хозяина Сомерсета.

Тот отрывисто кивнул.

— А вы медиум, которого привели в мой дом без моего на то согласия, — отозвался он, и его спесивый тон был столь же резок, как и вчера.

Шея вспыхнула жаром — после столкновения с Уильямом я была готова дать отпор. Я расправила плечи.

— Если мое присутствие так сильно вас огорчает, я немедленно покину ваш дом. Уверена, у вас найдется хорошая лошадь, которую вы могли бы мне одолжить. — Я не сумела сдержаться и швырнула ему в лицо ответную угрозу. Довольно опрометчиво, учитывая, что мистер Пембертон мог в любую минуту передумать и все же вызвать полицию.

Мистер Локхарт нервически хохотнул.

— Уверен, мисс Тиммонс подразумевала иное: конечно, она надеется, что с ее приездом в Сомерсет-Парк здесь воцарится покой. — Старик покосился на меня в замешательстве.

Моя дерзость не особенно смутила мистера Пембертона. Он указал на стулья, и все мы сели.

— Возможно, в Лондоне вы иной раз подвергались неприятному обращению, мисс Тиммонс, — сказал он, — но мы здесь, в провинции, более гостеприимны.

— В Лондоне мисс Тиммонс пользуется большим успехом, — подхватил мистер Локхарт, надеясь исправить ущерб, который я причинила своей неуважительной выходкой. — Как я уже говорил вам вчера, лишь немногие обладают таким даром. Даже лучшие семейства прибегали к ее услугам.

Ложь мистера Локхарта была такой вопиющей, что я не смела даже посмотреть на него. Хозяин Сомерсета безмолвствовал, слушая фальшивый перечень моих достижений, и все время покручивал перстень на мизинце. Жест был таким незаметным, что я задумалась, знает ли он сам об этом. Как далеко можно уехать на поезде на вырученные за подобное кольцо деньги? Сколько месяцев аренды оплатить? Я представила, как сбегаю посреди ночи с саквояжем, набитым канделябрами, и этим перстнем на пальце. Скорее всего, у меня будет не больше часа, прежде чем пропажу заметят.

Господин Пембертон поднял руку, прерывая мистера Локхарта.

— Да, вы уже огласили мне длинный список ее довольных клиентов. — Последнее слово он произнес с явным отвращением.

— Клиентов? — Я возвысила голос. — Милорд, мистер Локхарт может сколько угодно рассказывать о моих успехах, но даже обычный человек, не провидец, легко догадается, что вы сомневаетесь в моих способностях. Я в растерянности — не представляю, как вас убедить. И все же в одном я уверена твердо: если дух вашей невесты пожелает поговорить с вами, сделать это он сможет только через меня.

Выпалив очередную дерзость, я подумала, что теперь-то мистер Локхарт окончательно задохнется от кашля. Но оба джентльмена не произнесли ни слова. Маленькая победа.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал мистер Пембертон.

В кабинет вошел Бромуэлл, дворецкий, элегантный и чопорный, как всегда. Любопытно, он и спит стоя?

— Прошу меня извинить, милорд, но прибыл доктор Барнаби.

— Неужели? — возмутился мистер Локхарт и уставился на хозяина взглядом человека, которого предали.

Мистер Пембертон поднялся.

— Я настаиваю. Ради меня вам пришлось весь день ехать в карете под дождем, и самое меньшее, что я могу для вас сделать, это отплатить вам заботой и столь необходимым медицинским осмотром. — Он подал поверенному руку, чтобы помочь ему встать, но старик отмахнулся.