Попав в Рим (ЛП) - Адамс Сара - Страница 50

Я выкидываю из головы навязчивые картинки: Джеймс, объясняющий Амелии, как готовить деревенский соус, используя бабушкину сковороду. Клянусь, если он обнимал ее, пока показывал, как размешивать муку в молоке и беконном жире, я придушу его. Я никогда не был агрессивным, но никогда не поздно измениться.

— Ты просто обязан это попробовать, – говорит Джеймс, совершенно не замечая моей новой ненависти к нему. Он подходит к тарелке, накрытой фольгой, и ещё до того, как он поднимает её, я уже знаю, что под ней. По высоте и запаху я понимаю – это то же самое, что витало у меня дома последние несколько дней.

Панкейки.

Очень дерьмовые панкейки.

Я чувствую, как Джеймс пристально наблюдает за мной, ожидая какой-то реакции, поэтому сохраняю нейтральное выражение лица. Медленно киваю, слегка опустив уголки губ.

— Панкейки.

— И это всё, что ты скажешь?

— А что ещё ты хотел услышать?

Джеймс ставит пиво и скрещивает руки.

— Я хочу, чтобы ты объяснил, каким магическим эффектом обладает этот завтрак? Эта женщина одержимо пекла их целый час и не позволила мне дать ни единого совета. Практически не смотрела на меня, не отвечала на вопросы – только пробовала их и злилась, что они не такие, как его.

Он снова изучает моё лицо в поисках хоть какой-то реакции, но я не поддаюсь – тренируюсь. Понимаю, это ещё цветочки по сравнению с тем, что начнётся, когда придут мои любопытные сёстры. И если я не хочу, чтобы кто-то узнал о вчерашнем происшествии на озере, мне нужно оставаться невозмутимым, как никогда.

Я пожимаю плечами и поворачиваюсь к холодильнику в поисках пива. Нахожу, открываю и подавляю желание подойти и рассмотреть каждый её панкейк. Проверить, приблизилась ли она к разгадке. Они выглядят не такими подгоревшими, как в прошлый раз, так что, думаю, она хотя бы поняла, что не нужно смазывать сковороду маслом перед каждой новой порцией теста.

— Ей нравятся панкейки. Вот и всё.

Я не рассказываю Джеймсу про список Амелии, потому что, честно говоря, не хочу, чтобы он знал. Он провёл с ней весь день и, возможно, уже успел узнать об Амелии то, чего я никогда не узнаю. От этой мысли меня тошнит от ревности, и теперь мне хочется просто из принципа не делиться с ним ничем.

— Ей понравилась ферма? – спрашиваю я тем же тоном, каким кто-то мог бы спросить: Ты так и не удалил ту подозрительную родинку?

Но этот парень – мой лучший друг с самого рождения. Любое моё «покерное лицо» для него прозрачно. Он усмехается.

— Просто спроси, мелкий засранец.

— Спросить что?

Он слегка поднимает подбородок.

— Спроси, нравится ли она мне.

— Нет. – Я делаю ещё глоток.

— Спроси, флиртовала ли она со мной сегодня.

Я стискиваю зубы и опускаю взгляд, сглатывая ком в горле.

— Нет.

Он громко и театрально стонет, запрокидывая голову к потолку.

— Ты невыносим со своей стоической миной. Ты этого не заслуживаешь, но знаешь что? Я всё равно скажу, потому что надеюсь, что однажды, когда я буду мучиться от любви, какой-нибудь бедный идиот избавит меня от страданий.

Я не знаю, что он сейчас скажет, но сердце начинает биться чаще. Кажется, я даже слегка подаюсь вперёд. К счастью, он не замечает, потому что помешивает соус – иначе точно бы прокомментировал.

— Она мне не нравится, потому что, во-первых, я хороший друг и с первого дня видел, что ты к ней не равнодушен. А во-вторых, я должен быть полным дураком, чтобы соревноваться с тобой, после того как она сегодня упомянула твоё имя раз тысячу.

Я прикусываю язык, чтобы не улыбнуться.

— Она говорила обо мне?

Он закатывает глаза.

— Да. Каждое её слово было комментарием о том, что, по её мнению, ты сказал бы в тот или иной момент. Интересовалась, помогал ли ты мне на ферме. Сколько лет мы знакомы. «Разве Ной не посчитал бы это смешным?» Всё, абсолютно всё, было связано с Ноем Уокером. Так что теперь я хочу знать, что ты к ней чувствуешь, потому что начинаю думать, что у неё серьёзные чувства к тебе.

Я делаю глоток пива и готовлю ложь.

— Думаю, она в городе всего неделю и не может испытывать ко мне чувства так быстро.

— Чушь.

— Думаю, она – сплошные проблемы.

— Двойная чушь.

Я вздыхаю и смотрю на стопку панкейков.

— Думаю, у меня проблемы.

— Бинго. Вот оно. Так как, думаешь, вы двое сможете... – Что бы Джеймс ни собирался спросить, его прерывает Амелия, которая врывается в дверь, слегка запыхавшаяся, и несётся на кухню.

— Я забыла достать печенье! – хлопает дверцей духовки, её волосы разлетаются по плечам, а щёки розовеют от спринта, который она, видимо, устроила от моего дома обратно сюда. Её глаза загораются при виде печенья. — Выходите, мои маленькие печеньки-ангелочки. Вы слишком прекрасны, чтобы сгореть, как ваши злобные кузены-пайкейки вон там.

Амелия оглядывается на меня с озорной ухмылкой.

— И да, я испортила ещё одну партию панкейков, и мне не нужны комментарии от высокомерных зрителей, окей? Я могу выступать на сцене в пятидюймовых каблуках три часа подряд, одновременно танцуя и распевая перед тысячами людей, но не могу сделать чёртовы панкейки. Абсурд. Непростительно, правда. Но ничего, потому что теперь я сделаю ПЕЧЕНЬКИ И ГРАВИ! – Она улыбается во весь рот. — Я теперь так глубоко в ковбойской эстетике, что в голове слышу не свой голос, а Риз Уизерспун и Долли Партон.

Она продолжает болтать сама с собой, как я уже заметил, часто бывает, но я не особо слушаю. Я сосредоточен на том, что она снова в моём худи. На том, что никакая другая женщина в этом худи не сравнится с тем, как оно сидит на Амелии. Она точно должна забрать его с собой, когда уйдёт. Или мне придётся сжечь его. Устроить похороны по-викингски и отправить его в плавание по озеру в огне.

Когда я наконец поднимаю взгляд, Джеймс смотрит на меня с самодовольной ухмылкой. Он проводит большим пальцем по горлу – универсальный знак «ты труп».

Амелия

— Да перестаньте, не так уж всё плохо! – Я уперлась локтями в стол и направила в сторону Мэдисон пустую вилку.

Мэдисон, откусив кусок блинчиков, которые я приготовила, схватилась за горло, делая вид, что задыхается. Она беззвучно прошептала «вода», будто провела тридцать пять лет в пустыне Сахара. Я схватила несъеденную булочку и швырнула ей в голову.

Она подобрала её с колен и откусила большой кусок.

— Булочки вкусные. А вот твои блины несъедобны. — Её лицо расплылось в ухмылке, несмотря на полный рот.

— Это потому что булочки были из банки, – «помог» нам Джеймс с другого конца стола.

Я притворно возмутилась и бросила на него убийственный взгляд.

— Нельзя вот так вот разоблачать мои булочки!

Эмили рассмеялась.

— Не хочу разрушать твои иллюзии, но все мы откусили по кусочку и сразу поняли, что ты их не готовила.

— Какая грубость! Энни, скажи им, что мои блины были не так уж плохи.

Моя милая Энни сжала губы, виновато улыбаясь. Она промолчала. Я опустила голову в ладони, смеясь и чувствуя, как пылают мои щёки. Я выпила два бокала красного вина, а оно всегда вызывает у меня румянец. Ну, или это всё из-за того, что меня тут поджаривают за столом. Но мне это нравится. Мы сидим на заднем крыльце дома Джеймса, едим и пьём. Здесь, в окружении этих людей, я чувствую себя свободной и непривязанной. Весь день мне хочется петь – чего я не испытывала уже очень давно.

Солнце зашло час назад, раскрасив небо в розово-оранжевые сумеречные тона, а теперь тёплый свет гирлянд по краям застеклённой веранды создаёт уютную атмосферу. За этим крыльцом простираются сотни акров овощных полей, амбаров и теплиц. Я знаю, потому что Джеймс устроил мне экскурсию – и хотя я бы предпочла провести день с Ноем, мне безумно понравилось каждое мгновение нашего нового дружеского общения.