Варлорд. Политика войны (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 15

— Вот если бы нам король дал землю… — вздохнул скуластый парень в красном берете.

— Короля у нас пока нет, — оборвал его узколицый очкарик.

— Пока вы ждете, землю может дать Республика, — вбросил я.

Баски, монархисты до мозга костей, поморщились.

— Бороться за возвращение короля всяко лучше с землей, чем без нее.

— Мы — баски! — не очень понятно возразил очкарик.

— И что? Хосе Агирре, лидер Баскской националистической партии, поддерживает Республику из тактических соображений.

Такие или примерно такие заходы мы практиковали во множестве. Нет, перетянуть наваррских карлистов на свою сторону вряд ли удастся, а вот внести некоторый разлад или откусить хоть немножко голосов — почему бы и нет? Король неизвестно где, а земля-то вот она, лежит у грандов впусте. И если возникнет шанс получить ее если не в собственность, то в пользование, крестьянское начало всегда проголосует за землю, а не за короля.

Мадрид в феврале оделся в шубу из листовок, наклеенных на стены в несколько слоев. Левые срывали листовки правых и клеили поверх свои, правые срывали листовки левых…

На углах весело и задорно мутузились мальчишки-расклейщики, в их драки порой встревали ребята постарше, а за ними и взрослые — в точности, как тогда, на вокзале в Берлине бились рот-фронтовцы и штурмовики.

Цоколь углового дома у Пуэрто-де-Алькала на высоту человеческого роста залепили ярко-желтые плакаты в стиле ар-деко. Я тронул водителя за плечо:

— Останови!

На переднем сиденье недовольно завозился, выбираясь наружу, Ларри — плечо у него еще не полностью зажило, и он носил руку на перевязи.

Я пошел вдоль дома, прямо ощущая спиной его неодобрение: опасные нынче времена, дадут по башке и отыграют свое, гори оно огнем! Но вряд ли кто устроит покушение в центре Мадрида, в двух шагах от министерства обороны и полицейского участка Риколетес, тем более, что предвидеть мою остановку никто не мог.

При ближайшем рассмотрении на плакатах обнаружился лозунг «Женщины, Народный фронт даст вам свободу, вашим мужьям — работу, вашим детям — образование!». Желтую гамму разбавляли плакатики черно-белые, с «историями успеха» женщин из партий фронта.

Виктория Кент, адвокат, Республиканская левая партия.

Мария Замбрано, писательница, Либерально-республиканская партия.

Мария Нелкен, журналистка, Социалистическая партия.

И тут я словно на стену налетел: на меня смотрели ее глаза.

Габриэла Уберно, директор школы, Левые республиканцы Каталонии.

Сердце пропустило удар, сзади топтался Ларри, а я все смотрел на хреновенькую офсетную фотографию и думал, какого хрена я занимаюсь деньгами, политикой, войной, если рядом нет любимой женщины?

Вдохнул, выдохнул, закрыл глаза, досчитал до двадцати и встряхнулся. У мужчины в жизни должны быть три опоры: его друзья, его семья и главная — его дело. У меня имелись все три, вот и делай, не раскисай.

Поднявшаяся волна здоровой рабочей злости нашла себе выход, когда Хиль-Роблес, съезжавший из кабинета военного министра, заикнулся о спонсировании правых.

— У вас и генерала Франко имелась отличная возможность не зависеть от внешнего финансирования, — намекнул я на откаты.

— Но это досрочные выборы, никто не ожидал!

— Ожидать надо всегда! Мы могли бы заработать, продав Эфиопии пушки, но вы отказались, сославшись на политику.

— У нас есть союзники!

Ага, Муссолини. Видал я в гробу таких союзников.

— Союзники и политика это ваше дело, занимайтесь им, а я буду заниматься бизнесом и давайте не смешивать эти занятия!

Ушел, без малого хлопнув дверью, терять-то больше нечего. Если левые выиграют, то видал я Роблеса в гробу, если проиграют… Если проиграют, никакого мятежа летом не будет.

Работу над ошибками левые провели обстоятельную, сделав основной упор на агитацию шести миллионов женщин с правом голоса и на соглашение с анархистами. Наверное, впервые со дня основания CNT выступила за участие в выборах — полмиллиона человек, а если с членами семей, то весь миллион запросто.

Не знаю, сколько Народный фронт напечатал листовок, плакатов и газет-однодневок, но Эренбург и Панчо с моей подачи одних только статей со скрытой агитацией запустили больше трех десятков, их за мелкий прайс охотно брали и печатали вполне респектабельные газеты. Радио «Овьедо» рассказывало о всех партиях, но странным образом получалось, что положительную оценку комментаторов получали только меры, совпадавшие с программой Народного фронта.

Вал прямой, скрытой и косвенной пропаганды накрыл испанского избирателя, и результат не замедлил: выборы правые проиграли. Не с таким треском, как левые три года тому назад, но с весьма солидной разницей. Из тринадцати миллионов избирателей проголосовало десять, при раскладе пять с половиной на четыре с половиной. А при мажоритарной системе это означало, что большинство в Кортесах будет за Народным фронтом.

Сразу после объявления результатов начались стихийные праздники в Андалусии, Каталонии, Эстремадуре, Валенсии, Астурии, Галисии, Стране Басков… А в традиционно консервативных Леоне-Кастилии, Арагоне и Ла-Манче царило уныние.

Правые во главе с Хиль-Роблесом кинулись к президенту с требованием аннулировать результаты, но… слишком уж очевидными были цифры. Франко прозондировал почву насчет объявления военного положения (при этом власть переходила к армии), но… большинство генералов не рискнуло.

Алькала Самора, не дожидаясь окончательно подсчета голосов (там могли сыграть плюс-минус сто тысяч, что никак не влияло на результат) поручил коалиции победителей формировать новое правительство.

Премьером снова стал Асанья, по заранее утвержденному Народным фронтом плану он включил в кабинет только членов своей партии (ага, страусов коммунистами и социалистами не пугать — пол бетонный!) и двух генералов-республиканцев на посты военного министра и министра внутренних дел, что успокоило армию.

Из штаб-квартиры Республиканской левой мешками выносили мгновенно устаревшие агитационные материалы. Свежеиспеченный премьер флегматично собирал вещи в своем кабинетике для переезда в более просторные апартаменты.

— Поздравляю, дон Мануэль! — встряхнул я руку Асанье. — Это большая победа, но она не окончательная!

— Да, есть еще генеральская фронда, — вяло согласился Асанья.

— Что думаете с ней делать?

— Скорее всего, отправим их подальше от ключевых постов.

— Кого куда?

— Франко на Канары, Годеда на Балеарские острова, генерала Молу в Памплону…

— Нет-нет-нет! — горячо запротестовал я. — Молу давайте мне, в Овьедо. А Франко… А Франко я бы вообще наградил.

К тому, что я везде появлялся с охраной, попривыкли уже давно, а после наезда фалангистов даже хмыкать перестали, и караульные офицеры во дворце Мирафлорес, занятом под Генеральный штаб, пропустили нас без вопросов.

Вопросы возникли у генерала Франко, когда двое охранников внесли к нему в кабинет плоский высокий ящик и поставили у стены.

— Это вам, — ответил я на немой вопрос, — по случаю назначения.

Начальник Генерального штаба дивизионный генерал Франсиско Франко расплылся в улыбке и добродушно смотрел, как охранники принесенным инструментом вскрывают ящик. Отодрали сосновый брусок, второй, посыпалась на пол длинная стружка, в кабинете запахло смолистым деревом, а из ящика появился большой плоский пакет в бумаге, перевязанной шпагатом.

Упаковку вспороли ножом и глазам хозяина предстала картина «Битва за Тетуан» в роскошной раме.

— Я же правильно запомнил, что вы восхищались маршалом О’Доннелом* и его марокканской кампанией?

— О да! — Франко подошел к картине. — Это мой герой, искренне признателен, но я не могу принять такой дорогой подарок!

— Не беспокойтесь, я еще не настолько зарвался, чтобы лишать музеи национального достояния, это всего лишь очень хорошая копия.