Черный Лотос. Воскрешенный любовью - Иман Кальби - Страница 5

Это еще сильнее заводит.

– Я все равно тебя раздену, малышка… И так ты станцуешь… Только для меня…

Она не шелохнулась.

– Заплачу…– слова сипнут до низких вибраций.

– Унизительно… Я хочу уйти…– вдруг произносит. Какой сладкий, медовый голос. Унизительно ей? Прийти и играть роль Клеопатры- соблазнительницы перед кучей мужиков- не унизительно, а сейчас- унизительно? Только для меня?

Дергаю на себя. Вдыхаю сладкий аромат. И терпкий. Сложный запах.

– Не хочешь снимать тряпки, тогда раздевай душу, красотка. Я все равно ее увижу…

Я чувствовала, как он ведет меня, будто трофей – в глубины клуба, в потаенную комнату, где стены слышали стоны, клятвы, предательства. Он был жесткий, горячий, жадный. Дыхание пахло виски, сигарами и властью.

Я стояла у стены, вуаль все еще скрывала мое лицо. Легкая ткань черного цвета колыхалась от моего дыхания, от жара, который поднялся между нами. Он смотрел на меня с жаждой. Мужчина перед лицом загадки, которую не может купить, сломать, приручить.

– Не хочешь снимать тряпки, тогда раздевай душу, красотка. Я все равно ее увижу… – выдохнул он и все же отпустил. Сел в кресло, как на трон. Повелительно… Властно… Он решил поиграть со мной. Понаблюдать…

Хорошо… Мы поиграем.

– Цезарь? – прошептала я, усмехаясь.

Он вскинул бровь.

– Ты сравниваешь меня с ним? Нет, девочка. Цезарь слишком благороден для меня…

– А мне всегда казалось, что только благородный осмелился бы возжелать саму Клеопатру, – я обошла его. Медленно. Давая почувствовать аромат кожи, золота, бахура…

Я присела на край стола и склонилась к нему.

– Клеопатра выбрала Антония. Солдафона с грубыми манерами. Потому что он не боялся сгореть в ее огне.

Я провела пальцем по его груди.

– А ты боишься?

Он рассмеялся, чуть хрипло, хищно.

– Давненько меня не спрашивали, чего я боюсь… да и вообще, спрашивали ли…

– Все бывает в первый раз…

Я сделала шаг вперед. Золотые украшения звякнули на бедрах – не просто звук, а ритуал. Движение бедра – медленное, как песок в песочных часах.

Я не танцевала. Я заклинала. Он затаил дыхание.

– Скажи… – его голос был напряжен, как струна, – кто ты, черт тебя возьми?

Я улыбнулась, не отвечая. Подошла ближе. Скользнула пальцами по резной спинке кресла, обвила его плечи, наклонилась к уху.

– Ты хочешь знать имя? Или вкус? – прошептала. -Но предупреждаю…Имена в Египте давали богам и проклятиям. Сегодня я буду твоей Клеопатрой…

Он вскинул на меня глаза.

– Предложишь выпить? Для храбрости… Как ты понял, в таких местах я не частый гость… – прищурилась. Он потянулся к бутылке, к хрустальным бокалам.

– А где тогда частый?

«В музеях и библиотеках»,– чуть не вырвалось из меня, но я лишь хмыкнула. Мое лицо все еще скрывала повязка. Нельзя допустить, чтобы он увидел меня…

– В преисподней…

– Теперь Лилит?– вскинул бровь,– женщина, из-за которой Каин убил Авеля (знаменитая библейская легенда о первом убийстве человека).

– Клеопатра… Думаешь, после всего, что она сделала, ей есть место в раю? Клеопатра говорила, что она воплощение Исиды. Той, кто не побоялся спуститься во тьму…

Черный хмыкнул.

А я невольно поймала край татуировки на его груди в расстегнутый вырез рубашки. Это Исида… Древнеегипетская богиня… Хм… Интересно… Оккультизм? Что там Ира говорила? И как это так у меня получается? Я словно бы играю экспромтом, а удивительным образом попадаю в его ноты. Какой-то мактуб, правое слово. Арабское проведение, как любят говорить в Египте.

– Так что пусть лучше принесут горячий чай.

Хмыкнул.

–Ты сейчас серьезно?

– Совершенно,– пожала плечами,-Черный. Как ночь в Дельте Нила.

Даже не представляешь, насколько…План, который созрел у меня в голове, будоражил и отбивал адреналиновую чечетку по вискам…

Чуть помедлив, махнул кому-то из охраны. И вскоре в комнату внесли серебряный поднос. На нем – иссиня-черный чайник, дымящийся, с пряным ароматом.

Я наливала чай неторопливо, как в храме. Он следил за каждым движением.

– Почему черный лотос? – спросил он, глядя на мою спину, где проступала татуировка. Я взглянула на него через плечо.

– Потому что белый цветет на солнце, а черный – ночью. Черный лотос цветет только ночью. В тех водах, где отражение неба темнее дна. Этот цветок ядовит.

– И красив.

– И смертелен, если вдохнешь слишком глубоко. Клеопатра знала, как пахнет смерть. И как она возбуждает.

Я налила ему в чашку. Поднесла к его губам – и вдруг убрала.

Он ухмыльнулся.

– Ты – чистое искушение.

– А ты – просто мужчина. Один из многих, мечтающий владеть тем, что невозможно удержать.

Мои самонадеянные слова его сильно позабавили, потому что Черный в этот момент раскатисто засмеялся.

– Очень вкусная девочка… Что хочешь? Я даже готов поиграть в джентльмена и предложить нечто большее, чем одна ночь… ты ведь зачем-то пришла ко мне… Жить негде? Нужно кого-то убить или испугать? Говори, красавица. Понятно же, что твой цветочек- это прямой путь обратить мое внимание на себя…

Забавно, если он так думает…

– Нет, мой Даниилий…– усмехнулась теперь я,– мне мало этого всего… Всегда будет мало, что бы ты ни предложил. Я согласна только на одно- твою душу… Именно ее мы просим, там, в преисподней…

Он резко встал. Его лицо исказилось гневом и похотью.

Его рука – быстрая, грубая, на моей талии. Он потянул меня к себе, хотел сорвать вуаль. Хотел взять. Здесь и сейчас.

Но когда его лицо приблизилось – я медленно, молча взяла чайник. Взяла его за взгляд.

И вылила кипяток ему прямо на пах.

Он заорал – голос глухой, хриплый, как проклятье. Отшатнулся. Руки – на брюки. Боль, пар, ярость.

– Так случается с теми, кто путает Клеопатру с рабыней. А еще с неверными мужьями, которых ждет жар преисподней за их смертные грехи…

Быстро развернулась и устремилась к двери, бросив на него последний взгляд. Теперь счет на секунды.

Не дверь – портал. Не шаг – исчезновение. До гримерки пара метров!

А он остался – в дыму, во власти жара и с привкусом женщины, которая никогда не станет его.

Завтра, в день праздника и обручения, Ира предстанет перед будущим мужем в откровенном платье с нарисованной татуировкой черного лотоса. Он поймет. Он не сможет после этого сбрасывать ее со счетов, как нечто незначительное и тривиальное…

Сегодня, в глазах Черного я видела, как зарождаются языки страсти и одержимости…

Пусть она поможет Ире стать не просто тенью, а пламенем в его жизни…

Любовь к роскоши у моего отца тоже была родом из девяностых.

Это ощущалось во всем, чем он владел- в помпезных залах с лепниной и хрусталем в гостиных его домов, в выборе им одежды, в тюнинге его машин, в тюнинге его женщин…

Вот, смотришь на Марго- и сразу понимаешь- она тоже родом из девяностых, из грез шальных мужчин, которые привыкли зарабатывать деньги на кураже и опасности, любили азарт и совсем не боялись смерти… Меха, бриллианты, силикон в губах и грудях, ботокс на лбу, чтобы ни одна эмоция, кроме высокомерия и превосходства не отразилась на этом каменном лице богини…

Интересно, сестра тоже рано или поздно примет правила игры этого мира? Пока она была совершенно очаровательной, натуральной и крайне искренней красоткой… Немного угловатой в платье, к которому не привыкла кардинально, но… на драйве. Ее все еще не отпускало наше вчерашнее приключение и потому притуплялось чувство страха перед гневом отца за рисковый внешний вид…

Если Ира еще двигалась на адреналине, то меня по пробуждении сразу накрыло с головой… Образ загадочного, странного мужчины, чьи глаза даже сейчас были передо мной, как в настоящем, стоило только подумать о нем, сначала долго не давал заснуть, а потом и вовсе- пришел в мое сновидение…