Рыжая катастрофа драконьего принца - Милованова Анастасия - Страница 3

Оборачиваюсь к зеркалу, у которого провела уже добрую половину утра. Руки сами собой тянутся к губам. Кажется, они до сих пор припухшие, хотя, скорее, я просто себя обманываю. Перед глазами моментально вспыхивают события прошедшей ночи, а особенно – ощущения. Будоражащие объятия, сильные руки на моих бёдрах. И поцелуй, который отключил разум и пробудил какую-то странную сторону меня. Ту, чьи желания заставляют меня краснеть и смущаться. Боги, да у меня от одних воспоминаний тело дрожит, а что будет, если я снова с Армом столкнусь? И ведь столкнусь же, он так и не сказал, какое желание я должна буду выполнить. А драконий принц не из тех, кто прощает должки.

Вздрагиваю и отшатываюсь от своего отражения, когда дверь в спальню распахивается. На пороге появляется моя беловолосая соседка и лучшая подруга по совместительству.

– Ты чего такая взъерошенная с утра? – сложив руки на пышной груди, интересуется Юна. – Это же Полери Валейт, последний альбом! Знала бы ты, чего мне стоило достать копию записи!

– Я знаю, кто это, – оборачиваюсь, упирая руки в бока. – К твоему сведению, Лери – лучшая подруга моей сестры.

– Бе-бе-бе, – гримасничает Юна. – А мой папа – канцлер Конклава! Чем покроешь?

– Ой, всё! – Закатываю глаза, снова оборачиваясь к зеркалу.

Не вижу смысла продолжать наши препирательства. О том, что мой отец – первый советник Владыки Алерата, сестра замужем за ближайшим другом принца Армониана, а в дальних знакомых у меня сама императрица Демастата, Юна знает и без моих дополнительных напоминаний. Я никогда не кичилась собственными связями, потому что для меня вес человека в обществе задают его поступки и достижения. А у меня с этим пока не густо.

Так что вместо пустого сотрясания воздуха, я возвращаюсь к своему занятию, а именно к придирчивому разглядыванию отражающейся в зеркальной глади девушки. Пять лет меня совершенно не заботило, как я выгляжу. Носила форму, положенную иностранным ученикам, и в ус не дула, как говорит бабуля. А сегодня всё наперекосяк. Рубашка мятая, юбка чересчур короткая, и галстук не завязывается. Ещё и проклятые форменные чулки так и норовят сползти!

Внимательно приглядываюсь к собственному отражению. Моя огненная копна, как всегда, ведёт себя непослушно, и проще оставить её в покое, чем попытаться хотя бы в хвост собрать. Кожа после бессонной ночи особенно бледная. Не альва, а пугало! А ещё сегодня меня особенно сильно бесят уши. Их острые кончики, будто издеваясь, краснеют каждый раз, когда я вспоминаю об Арме. Это что за подстава такая?!

– Да ладно? – Склоняюсь над зеркальной гладью и разве что не взвываю от отчаяния. – Ну почему именно сегодня? Сейчас?

– Что там? – обеспокоенно спрашивает Юна и, наконец-то приглушив музыку, вваливается в мою спальню.

– Ничего, – спешу заверить её, а потом резко выдохнув, спрашиваю: – Есть маскирующий крем?

– Тебе зачем? – Юна в недоумении склоняет голову.

– Веснушки. Повылазили так, что я на крапчатку похожа.

– Да брось ты. – Подруга улыбается, разворачивая меня к себе. – Ты красива и с ними. Это твои изюминки.

– Ага, – с сарказмом выдыхаю я. – Ещё скажи, что я с этими изюминками настоящий кексик.

– И скажу. – Юна хитро подмигивает. – Кексик, на который половина курса слюной капает.

– Ой, иди ты. – Смущённо пихаю её в плечо и чувствую, как заливаюсь краской.

Оборотница хихикает, а потом резко становится серьёзной.

– Рика, а что случилось? – Она обводит мой образ руками, а в её серых глазах появляется тревога. – Что за парадный вид? Рика! – она вскрикивает в искреннем испуге. – Тебя всё-таки отчисляют? Это Ратмир, да? Всё-таки нажаловался?

– Успокойся. – Я морщусь, вспоминая, как не сдержала дар и заставила бедолагу Кокура обратиться в зверя. – Ничего твой жених мне не сделал. Это ваш куратор как-то узнала о происшествии и накатала докладную.

– Пресвятые пассатижи! – Юна всплёскивает руками. – Я напишу папе! Он решит этот вопрос. Ты ведь ни в чём не виновата. Ратмир действительно перешёл все грани дозволенного…

Она стремительно разворачивается и уже делает шаг к выходу, когда я хватаю её за запястье.

– Не надо никому ничего писать, – тихо прошу я. – Всё уже решено.

– Как решено? Кем решено? – в недоумении спрашивает Юна. – Рика, что ты уже натворила? Опять самодеятельность?

– Ну… – Стыдливо опускаю глаза и пытаюсь придумать что-то убедительное.

И быть мне отчитанной, да громкий грохот в общей комнате и последующий жалобный вопль с пискливыми причитаниями заставляет нас с подругой вдвоём рвануть вперёд.

– Вот же гадство! – вскрикивает Юна, первой вылетев из спальни. – Рика, я когда‑нибудь его на опыты пущу, честное слово!

– Не надо на опыты, – примирительно прошу я, разглядывая погром, устроенный Клацем. – Ты же знаешь, он у меня уже того, опытнутый.

Беспорядок и впрямь эпичный. Наша маленькая кухонька, занимающая большую часть общей комнаты, перевёрнута вверх дном. Стол и стоящая на ней компактная плита валяются в разных углах. Шкаф, в котором мы храним посуду, висит на одной петле, а вся утварь разбросана где попало. Но завершающим штрихом ко всей этой картине служат брызги бордового и бежевых цветов, жирными кляксами украшающие ковёр и стены комнаты.

– Знаю, – выдыхает Юна, принимаясь собирать чашки-кружки. – Кто он у тебя сегодня? Алхимик Клацио?

– Скорее, тётушка Клацерия, – хохотнув, отвечаю я.

Взглядом нахожу испуганно выглядывающего из-под хладошкафа Клаца и маню его к себе. Малыш выползает, настороженно шевеля ушками. Судя по цветастому переднику и маленькой шапочке, я права. Передо мной тётушка Клацерия, любительница вязания и экспериментальной готовки.

– Слушай, а ты не пыталась как-то исправить его особенности? – спрашивает Юна. Закончив с посудой, она проходит к комоду, где у нас лежат бытовые артефакты, и принимается в нём копаться. – С твоим-то даром это не должно быть проблемой.

– Мой дар и стал причиной появления этих особенностей, как ты говоришь, – отзываюсь я, подсаживая Клацерию себе на плечо. – Я потому и перестала экспериментировать с силой. Не дай Охотник, вылезет что-то более страшное, чем размножение личности. А я ведь просто хотела получить универсального помощника с высоким уровнем интеллекта. Хорошо, что хоть переключать эти личности научилась. – Тычу в кулончик хомячка на его ошейнике. – А то мы каждый день с тобой получали бы новый вид Клаца.

– Ну, в какой-то мере твой эксперимент удался. Помощник у тебя что надо, – хихикает Юна и, обернувшись, бросает мне портативный чистильщик. – А мы уже все его личности видели?

– Да кто ж знает. – Пожимаю плечами и, перехватив артефакт, принимаюсь за удаление пятен. – С основными мы уже с тобой знакомы. Но случается проявление новых.

– Они все такие же дружелюбные, как наш Клацюша? – как бы невзначай интересуется Юна, приступая к уборке другой стороны комнаты.

Хоть подруга и выглядит спокойной, но чувствуется в ней напряжение. И я её прекрасно понимаю. Здесь, в Конклаве оборотней, мой дар альвы Охотника вызывает если не страх, то настороженность. И ведь на другое отношение сложно рассчитывать. Вряд ли кто-то из оборотней хочет, чтобы какая-то пигалица взяла под контроль его зверя. Ещё когда я только поступала в Ворви-Уш, ректор мне строго-настрого запретил применение дара.

И именно поэтому докладная куратора Когтистого дивизиона могла закончить мою артефакторную карьеру.

– Личности Клаца относятся к окружающим так же, как и я, – спешу заверить подругу. – Даже если вдруг Клац переключится на какого-нибудь хомячьего маньяка, тебя он не укусит. Потому что я тебя люблю.

– О-о-о-о, как это мило, – приторно елейным голоском тянет Юна и, увернувшись от тряпки, добавляет: – Я тоже тебя люблю, Катастрофа.

– Да хорош уже! – в наигранной обиде возмущаюсь я. – Всего однажды разнесла лабораторию…

– Зато как эффектно. Алхимический терем до сих пор восстановить не могут, – уже откровенно ржёт Юна.