Инвестиго, затерянные в песках (СИ) - Рэд Илья - Страница 56

— Просто он у тебя дурной.

— Согласен, — кивнул маг, салютуя бокалом в честь Гильермо, и опять отвлёкся на накрытый стол.

— В Карраре никто никого не выдаёт, — как бы между прочим заметил Гильермо. — Надеюсь, вы как гость не против такого подхода? — поинтересовался наместник у Дитиса.

— Никаких возражений, — ответил аристократ и погладил свою трость по «голове», точнее по литому набалдашнику в форме бурундука. — А вот и наш шедевр, не терпится его увидеть, столько слышал о нём от вашего батюшки.

Лекарь Илай на пару с новым чернокожим охранником занесли в зал пыльный прямоугольный чехол, в котором хранилась картина. Пока возились с треногой и установкой, Дитис, как истинный эстет, попытался вызвать хоть немного эмоций у владельца картины, чтобы тот разделил его восторг, но Гильермо, как и до этого говорил, оставался безразличен к искусству.

— Её нарисовал один неизвестный молодой художник лет двадцать назад, сейчас откроют, и скажу, она или не она, — покачал пальцем коллекционер, и, как только холст упал, он мелко-мелко захлопал в ладоши, как маленький ребёнок. — Да это она, господин наместник, вы даже не представляете…

С холста грустным взглядом смотрела совсем юная девочка в белом кружевном платьице. Казалось, её вот-вот унесёт в небеса лёгкий ветерок. Лицо — само воплощение невинности: большие ясные глаза, будто вобрали в себя всю синеву неба, а длинные шелковистые ресницы отбрасывали лёгкие тени на чуть розовеющие щёки.

Прозрачно-фарфоровая кожа с едва заметным румянцем притягивала взгляд, а губы мягкие, нежно-розовые, слегка приоткрытые замерли, как перед тихим смехом или просьбой. Еë светлые волосы струились по плечам до самой поясницы и колыхались в невидимом танце с воздухом.

Блики прятались в складках её платья, как если бы оно само излучало мягкий свет. Всё настолько детально и по-настоящему, что захватывало дух. Протяни руку, и юная дева сойдёт с холста.

— Настолько идеально переданную красоту должно было оттенить уродство. Обратите внимание на фон, — Дитис указал набалдашником на разлившееся мертвенно-чёрное пятно за её спиной. — Ещё чуть-чуть и бедняжку охватит тьма, только приглядитесь.

— Ага, — зевнул в кулак Гильермо.

— В создании этой картины участвовали трое: отец, сын и дочь.

— И что же они, по очереди, что ли, рисовали, семья художников?

— Нет, — Дитис облизнул губы, — рисовал сын, а отец в это время…

Крижен так громко стукнул бутылкой по столу, когда её ставил, что на пол упало два бокала и разбилось. Гильермо кинул на него сердитый взгляд, но, заинтересованный историей, снова повернулся к гостю.

— Что там с отцом?

— Этот гений рубил топором позирующую дочь, пока та не испустила дух. Затем он взялся за сына и под страхом смерти заставил рисовать.

— И зачем он это сделал?

Сзади Крижен встал и шаркающим шагом направился к выходу.

— Чтобы другая крайность красоты, уродство этой жизни, впиталась в его кровь, чтобы получился недостижимый идеал, картина, после которой ты либо сходишь с ума, либо превращаешься в чудовище, — благоговейно выдыхая каждое слово, закончил Дитис.

— И за неё ты готов отдать двести тысяч? — хмыкнул Гильермо.

— За неё я готов… — аристократ вовремя остановился, понимая, что неуместно бравировать ценой в собственную жизнь в присутствии психопата — чего доброго, тот заберёт эту плату. — Да, за неё я готов отдать двести тысяч фалеров. Наш друг ушёл спать?

— Кажется, он был чем-то расстроен.

Дитис ждал свои деньги из королевства Сорк и потому часто захаживал к наместнику в гости. Его рожа раздражала Крижена до невозможности. Каждый раз, как они встречались, он еле сдерживал себя, чтобы не придушить «бурундука». Тот даже порывался посмотреть на готовность портрета, но был немедленно выдворен взашей. Впрочем, такого скользкого типа сложно оскорбить грубым поведением, особенно когда он чуял запах денег. Огромных денег и славы.

Кэтрин достала то самое снотворное, которое позволит усыпить Гильермо и вывести к докам, но Праст почему-то не выходил на связь. Крижен специально ошивался вечером в самых дешёвых кабаках, но всё без толку. Возможно, потому, что за ним была слежка? Да, он знал о ней, но можно же хотя бы записку передать или какой другой знак?

Ничего не происходило — глухо. Он пятый день рисовал портрет стареющей аристократки и выслушивал дурацкие истории Дитиса во время совместных ужинов. Гильермо находил это забавным. Они собирались как бутафорская семья и развлекали его, но на шестой день наместник пропал.

— Ты теряешь контроль над ситуацией, — прошептал Крижен своей сообщнице, когда им удалось остаться наедине в мастерской. — Ещё чуть-чуть и тебе будут не рады здесь. Шевелись, я не знаю, вытащи его куда-то сама.

— Думаешь, я не вижу? Мы только и делаем, что трахаемся, он не хочет выходить со мной в свет из-за того, что я рилганка, понимаешь?

— Нужно заставить его сожрать твою отраву.

— Вот и придумай, умник, как это сделать. Я подставляться не хочу. Лекаришка проверяет всю его еду, а чуть что очищает, как собачка за ним по пятам ходит, — зашипела Соммула.

— Так, нам надо успокоиться, — примирительно поднял руки Крижен. — Этот параноик — его мамочка-сиделка. Если придумать, как отослать его подальше, то сможешь подсыпать в выпивку снотворное. А вообще расскажи, чем Гильермо интересуется? На какие темы он больше всего любит говорить? Может, я что-то упускаю…

— Плачется каждый вечер, как жестоко с ним обошёлся папочка…

— Да это хрень, что ему нравится? — перебил её Крижен.

Кэтрин потёрла ладонью лоб, смотря перед собой. Интрижка, что она позволила себе после бегства из Рилгана, изначально никуда не вела, и она это понимала. Однако… Если бы не художник с нужной ей информацией, кто знает… Может, удалось бы приручить бешеного льва.

По крайней мере, она тешила себя этой надеждой. Дворянство-то ведь ей и её сыну он уже дал, даже отправил Крайса в престижную академию на юге. Жизнь только наладилась, а прошлое опять её догнало.

Был вариант донести Гильермо и пытками вызнать у Крижена про Марту, но художник ничего не расскажет, назло унесёт тайну в могилу. Жаль его приёмная дочь так не вовремя сбежала, было бы на что надавить. Кэтрин оставалось только действовать сообща против сильнейшего мага в городе.

Соммула прикусила губу. Ничего из того, что она знала об инвестиго, нельзя было использовать…

— Что там за шум? — спросил Крижен, вставая со стула.

Женщина непонимающе покачала головой и прислушалась. Внезапно весь дом содрогнулся от удара, и с потолка посыпался песок. Они выбежали из мастерской. Бьющие по ушам звуки скрежета, непонятные крики и грохот. На всякий случай оба включили эф-слой, прежде чем войти в залу. Крижен выглянул первым.

Одна из стен была обвалена, и в воздухе повисло облако пыли.

— Успокойся, Гильермо, дай мне подойти, и я мигом всё исправлю, — мягкий голос лекаря Илая пытался успокоить разбушевавшегося мага, а его фигура медленно приближалась к инвестиго.

— Четыре угла — три греха, четыре угла — три греха, но где же четвёртый? Илай, Илай мне холодно. В прошлый раз он знаешь, что мне сказал? Сказал: «Кипятись, сынок, кипятись» А я и кипячусь, разве не видно?

— Конечно, я горжусь тобой, Гильермо. Ты стараешься, ты большой молодец.

— Илай, где ты? Где ты, я ничего не вижу. Мне холодно!

Вокруг инвестиго на большой скорости носились обломки камней, а сам он в центре кутался оторванной металлической дверью как одеялом.

— Я здесь! Сейчас подойду, — лекарь под эф-слоем внимательно следил за происходящим, не похоже было, что он боялся.

Шаг за шагом Илай приближался и, когда надо, отталкивал вращающиеся каменные глыбы. Металлический скрежет усилился.

— Ты так себе навредишь, не нагревай её, — строго предупредил Илай, когда увидел, что «одеяло» скукожилось вокруг наместника ещё сильней и снаружи раскалилось в нескольких местах.