Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 34

— Берегись там, Егорушка.

Я кивнул, накинул кафтан и вышел во двор. Утро было свежим, но уже чувствовалось, что день будет тёплым.

Я неспешно шёл по улице, здороваясь с встречными крестьянами. Все они кланялись мне с уважением.

Вот и дом Прасковьи. Я зашёл во двор, поднялся на крыльцо, осторожно открыл дверь. Прежде чем войти, я на мгновение задержался, привыкая к полумраку избы после яркого солнечного света.

Заглянул внутрь и увидел Аксинью. Она полусидя лежала на лавке, укрытая до подбородка старым лоскутным одеялом. Лицо её было бледным, но я с удовлетворением отметил, что щёки немного уже подрумянились. Значит, отвар ивовой коры начал действовать.

Рядом с Аксиньей хлопотала Прасковья. Она меняла компресс на лбу дочери, что-то тихо приговаривая.

— Значит, так, — сказал я, привлекая внимание обеих женщин. — Прасковья, светёлку-то проветри, ставни открой.

Прасковья вздрогнула, не заметив моего прихода, но тут же закивала, соглашаясь.

— Сейчас, Егор Андреевич, сейчас всё сделаю, — засуетилась она, направляясь к окну.

— Печь протопи, чтоб тепло было, — продолжал я, осматриваясь в избе, — и проветривай каждый час, чтоб свежий воздух был. Нечего тут болячки разводить.

Прасковья открыла ставни, и в избу хлынул свет и свежий воздух. Сразу стало легче дышать, да и общая атмосфера в комнате немного оживилась.

Я подошёл к Аксинье, наклонился и потрогал рукой её лоб. Он показался чуть тёплым, но не горячим. Это был хороший знак.

— Нет, жара нету, — произнёс я с облегчением. — Может, слегка температура, но жара нету.

Аксинья слабо улыбнулась, глядя на меня благодарными глазами.

— Спасибо вам, Егор Андреевич, — прошептала она слабым голосом. — Мне уже лучше. Как выпила ваше лекарство, так жар и спал.

Я кивнул, довольный результатом. Ивовая кора действительно была эффективным средством от жара, и я был рад, что вспомнил о ней.

— Значит, так, смотри, Прасковья, — обратился я к матери девушки, которая стояла рядом, внимательно слушая мои указания. — Следи за температурой. Если жар будет подыматься, дашь ещё полстакана отвара, но не раньше, чем после обеда. Часто давать нельзя.

Прасковья кивала на каждое моё слово, запоминая инструкции. Она была хорошей матерью и готова была сделать всё, чтобы её дочь поправилась.

— Всё запомнила? — уточнил я, глядя ей прямо в глаза.

— Да, батюшка, всё запомнила, — поспешно ответила она. — Полстакана после обеда, если жар будет.

— И ещё, — добавил я, вспомнив важную деталь. — Пить нужно как можно больше. Заварите чай с липой и пусть пьёт вместо воды. Липа тоже хворь выгонять будет.

— Всё сделаю, как вы велите, Егор Андреевич, — заверила меня Прасковья, низко кланяясь. — Спаси вас Господь за вашу доброту и науку.

Я смущённо махнул рукой — не любил я эти излишние проявления благодарности.

— Вечером придёшь, скажешь, как дела, — сказал я, направляясь к выходу. — И не забудь про свежий воздух — это главное лекарство.

— Хорошо, Егор Андреевич. Как скажете, так и будет, — ответила Прасковья, провожая меня до двери.

— Выздоравливай, Аксинья, — сказал я на прощание, оборачиваясь к больной. — Скоро будешь бегать, как прежде.

— Спасибо, барин, — тихо ответила девушка, слабо улыбаясь.

— Поправляйтесь, — добавил я и вышел во двор, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух.

Солнце уже поднялось высоко, и день обещал быть погожим.

Вот и мой дом. Я поднялся на крыльцо, вглядываясь в серое небо. Дождь уже прекратился, но тучи всё ещё затягивали небосвод, лишь кое-где позволяя пробиться слабым лучам солнца. Воздух был свежим, пахло мокрой землёй и травой. В такую погоду хорошо бы остаться дома, но дела требовали внимания.

Заметив Митяя, который направлялся к колодцу с ведром в руке, я окликнул его:

— Митяй!

Тот остановился, обернулся и, увидев меня, поспешил к крыльцу, на ходу отряхивая с сапог налипшую грязь.

— Чего изволите, Егор Андреевич? — спросил он, поднявшись на пару ступенек.

— Нужно проверить, как там дела на лесопилке после вчерашнего ливня, — сказал я, опираясь на перила крыльца. — Бог знает что там творится.

Митяй понимающе кивнул, почесав затылок.

— Ну так я мигом сбегаю, гляну, — предложил он.

— Пешком не стоит, — покачал я головой. — Дорога раскисла совсем. Дуй к Захару или к Степану, возьми лошадь и доедь до Быстрянки. Посмотри, как там дела. Что там с колесом? Какой уровень воды? Потом вернёшься, доложишься.

— Сделаю, Егор Андреевич, — ответил Митяй и, развернувшись, побежал одеваться, по пути расплескивая воду из ведра, которое всё ещё держал в руке.

Я проводил его взглядом, а потом, тяжело вздохнув, поднялся к себе домой. В горнице было тепло и пахло травами.

Машенька выбежала навстречу, вытирая руки о передник. Её глаза тревожно блестели, а на лбу залегла морщинка беспокойства.

— Ну что, как там Аксинья? — спросила она, заглядывая мне в лицо.

— Сбилась температура, нет жара, — ответил я, снимая сапоги. — К вечеру, думаю, совсем полегчает. Отвар должен помочь.

— Слава Богу, — перекрестилась Машенька, и её лицо просветлело. — Какой же ты у меня умный, Егорушка. Откуда только всё знаешь? Как лечить, как строить, как хозяйство вести. Прямо диву даёшься!

— Ай, — отмахнулся я рукой, чувствуя лёгкое смущение от её похвалы. Хоть и привык уже к своей роли «умного барина», но всё равно иногда становилось неловко — ведь мои знания были не заслугой, а просто удачей. Оказавшись в прошлом, я просто использовал то, что знал из своего времени.

Машенька прильнула ко мне и крепко-крепко обняла, уткнувшись лицом в грудь. Я тоже её обнял, вдыхая запах её волос. Поцеловал в макушку, ощущая тепло и благодарность за то, что судьба подарила мне такую жену — понимающую, любящую и заботливую.

А потом услышал, что кто-то заходит во двор, шлёпая по лужам. Осторожно отстранив Машеньку, я выглянул в окошко. По двору, перепрыгивая через лужи и оскальзываясь на мокрой земле, шёл Илья. Его сапоги и штаны были заляпаны грязью до колен, а кафтан промок от росы.

— Илья пришёл, — сказал я.

Я пошел к нему в сени навстречу, сам же шепнул Машке, чтобы чай липовый сделала да мёда в плошку налила. Она понимающе кивнула и скрылась в горнице.

Илья снял шапку, встряхнул её, стряхивая капли воды, и поклонился.

— С добрым утром, Егор Андреевич, — поздоровался он. — Вот, решил зайти, доложиться.

— Проходи, Илья, грейся, — пригласил я его в горницу. — Погодка сегодня не ахти, а тебе пришлось по такой грязи топать.

Илья прошёл, стараясь не наследить, и сел на лавку у печи. Он потёр руки, согревая их теплом, исходящим от печных изразцов.

— Реторта всю ночь обжигалась, — доложился он, — сейчас остывает, к завтрашнему дню должна быть готова.

— Ну и отлично, — кивнул я, довольный его отчётом. — Как там дела вообще? Дождь-то сильный был, ничего не порушил?

— В деревне нет, всё хорошо, — ответил Илья, разминая затёкшие плечи. — Курятники целы, лошади тоже нормально стояли. Правда, один угол у сарая Федота протёк, но он уже чинит. Свиньям так вообще раздолье, — усмехнулся он, — вся земля в болото превратилась. Они там в грязи валяются, радуются.

Я улыбнулся, представив эту картину. Действительно, свиньям сейчас раздолье — грязи хоть отбавляй.

— А как там Семён? — спросил я, вспомнив о нашем стекольщике. — Он же вчера собирался бутылки делать, да не успел из-за дождя.

— Семён всё на лесопилку порывается, — ответил Илья, качая головой. — Как рассвело, так уже собрался идти. Еле отговорил — куда, мол, в такую грязь. Да и вода в реке всё ещё высокая.

— Скажи, пусть не спешит, — распорядился я. — Пусть дождётся, пока дорога немного подсохнет. Да и вода пусть спадёт. А то мало ли…

— Почему? — спросил Илья, но не успел я ответить, как в горницу вошла Машенька.

Она несла поднос, на котором стояли две кружки чая, плошка с мёдом, пара кусков хлеба и две небольшие деревянные ложечки. От чая поднимался ароматный пар, наполняя комнату запахом липового цвета.