Тетушка против (СИ) - Алатова Тата - Страница 29

Бартелеми залпом выпил целый кубок, закашлялся до слез и снова потянулся за кувшином.

— Кровавые кувшинки — порождение Пестрого болота, — пробормотал он. — В учебниках написано, что они совершенно безобидны, просто… подвижные. Про клыки там не было ни слова.

— Клыков и не наблюдалось, пока вы не разбили ту склянку с раствором, — напомнила Пруденс. — Это потом кувшинка взбесилась.

— Повезло, — произнес Рауль, наученный горьким опытом, — что взбесилась кувшинка, а не Люка.

— Ну что вы, — с развязной снисходительностью, подпитанной крепленым вином, протянул Бартелеми. — Мертвецы тихие.

— Действительно, — согласился Рауль, которого терзал страх, как бы Люка вслед за Глэдис не вернулся к своим обязанностям. Это будет совершенно из ряда вон.

— Понимаете, — продолжал Бартелеми, — ваше болотце хорошо исследовано. Кристаллы, которые там находят, — всего лишь минерализованная органика…

— Что, простите? — резко перебила его Пруденс, так и замерев с ложкой меда, которым поливала груши.

— Трупы птиц и животных, — пояснил Бартелеми, чей язык начал чуть-чуть заплетаться, — и, может, даже людей…

— Кристаллы? Те самые, которые крестьяне таскают на рынок?

— Известное дело.

Рауль вспомнил пестрые штуковины, небрежно разбросанные в комнате Глэдис, и снова ощутил тошноту.

— Вот как, — поджав губы, чопорно сказала Пруденс, и ее лицо явно выражало неодобрение. — От чего же зависит их цвет?

— Понятно, что от состава… Кристаллизация — сложный и долгий процесс, который занимает десятилетия. Кровь, кварц, медные и железные примеси, растительность, все это влияет… Боже, теперь мне придется возвращаться на болота! — вдруг вскричал Бартелеми, да так неожиданно, что Рауль дернулся. — Вы же истребили мою кувшинку! Как теперь мне восстановить состав раствора, которым укреплял свои стены Кристоф Флери? Вряд ли мастер зачтет мумию вашего гувернера! К счастью, я не ограничен во времени…

Рауль незаметно переглянулся с Пруденс, желая убедиться, что она тоже заметила, как изменилась риторика их гостя. Он больше не собирался нестись с докладом в гильдию, а планировал основательно окопаться в замке, соскребая со стен и столов лаборатории всякие там частицы и обследуя остатки пепла в алхимической печи.

Страшно представить, к каким открытиям все это может привести. Образ отца, безобидного чудака, приобретал все более жуткие очертания. Неужели это он убил и повесил вниз головой Люку? Обошелся с ним, как с одной из туш животных?

В роду Флери никто не брезговал охотой, у них были не бог весть какие богатые на дичь земли, но все же всегда находилось, на кого спустить борзых собак. В юности и сам Рауль садился в седло, чтобы загнать косулю-другую или отправлялся с ружьем к реке, чтобы подстрелить диких уток.

Но он никогда не любил убивать людей, даже если того требовала честь. Кроме той, самой первой дуэли, когда он, пылкий мальчишка, мечтавший прославиться при дворе, застрелил противника, его пули или шпага не наносили больше смертельных ран.

Бартелеми все жаловался и жаловался: на злых учителей, на свою несчастную участь, на невезение, на нежелание снова спускаться к болоту — пока его голова не упала на стол, а из горла не вырвался хриплый храп.

— Какой хлипкий голубчик, — хмыкнула Пруденс, — нынешняя молодежь только и горазда, что ныть и ныть… Все-то им сложно, все-то им трудно!

Рауль пообещал себе, что постарается ныть в ее присутствии как можно реже, чтобы не удостоиться такого же пренебрежительного отношения, и поднялся на ноги. При мысли о том, что ему предстояло сделать, дурнота снова подкатила к горлу.

— Займите чем-нибудь Мюзетту, — попросил он, — пока я не разберусь с Люкой.

— Мюзетта дрыхнет без задних ног в буфетной, — ответила Пруденс, тоже вставая. — Порошок маркизы Теней действует одинаково что на служанок, что на алхимиков. Видите ли, ее я тоже угостила вином.

— Но ведь это… — растерялся Рауль.

— Снотворное, — спокойно закончила за него она.

— Откуда?

— Из личных запасов.

— Вы страдаете бессонницей, Пруденс? — удивился Рауль. По его мнению, она совершенно не похожа была на неврастеничек, которые не могут сомкнуть глаз до рассвета, терзаясь сомнениями и сложностью бытия.

— Ну разумеется, нет, — оскорбленно поджала губы она. — А вот нянюшке Латуш, в ее-то почтенном возрасте и с ее-то несносным характером, порой требуется хорошая доза успокоительного.

С нянюшкой Латуш он был знаком, старушка служила им с Жозефиной наперсницей и нередко приносила надушенные, кокетливые любовные записки.

Сглотнув, Рауль уставился на свой кубок.

— Не переживайте, — утешила его Пруденс, — вам я ничего не подсыпала. У нас впереди множество хлопот, так давайте поторопимся.

Однако он не сдвинулся с места, переводя взгляд с недопитого вина на Бартелеми, а потом и на стоявшую перед ним особу. Как она только осмеливалась принимать подобные решения?

— А своему будущему мужу, начни он путаться у вас под ногами, вы тоже подсыпете какого-нибудь порошка? — беспокойно спросил Рауль.

— Да сдался вам мой будущий муж, — разозлилась она. — Откуда бы ему взяться, скажите мне, наконец! Разве вы не видите, что я не из тех женщин, которые выходят замуж?

По его убеждению, Пруденс как раз относилась к тем женщинам, которые просто обязаны были выйти замуж. Да, временами она по-настоящему пугала, но это был скорее трепет восхищения, а вовсе не желание бежать прочь, сверкая пятками. Ее упорный отказ осчастливить кого-то из претендентов вызывал у него гнев. Что за гордыня! Что за предубеждения!

Оставаясь свободной, Пруденс представляла собой опасность — ведь каждому нормальному мужчине захочется покорить эту полную соблазнов крепость. И сколько глупостей можно натворить, пытаясь снискать ее расположение! Бросить к ее ногам все, что у тебя есть, и раздобыть любыми способами то, чего нет.

— Ваша светлость, — она вдруг, смягчившись, тронула его за рукав, и Рауль едва не выругался от того, как она крутит им, легко и в то же время жестоко. — Пойдемте. У нас лишь несколько часов, чтобы похоронить Люку и навести порядок в лаборатории. Мы же не хотим, чтобы Бартелеми нашел там что-то воистину ужасное. Нам следует позаботиться о репутации вашей семьи.

Он бессильно перехватил ее руку и наклонился, коснувшись ее губами.

— Спасибо, — проговорил едва слышно, не находя больше в себе сил к какому-либо сопротивлению. Да что же Пруденс с ним делает!

Невесомое, но явно неуместное прикосновение губ обожгло, как крапива. Не то чтобы прежде ей не целовали рук, конечно, целовали! Словоохотливый зеленщик, ухажеры Пеппы в надежде задобрить тетушку, а также один очень старый, подслеповатый ловелас, перепутавший ее со своей невесткой.

Никто из этого списка не был так оглушающе красив, как Рауль Флери, никто не обладал его изяществом, не говоря уж о пышной родословной. И, по правде говоря, никогда еще тщеславие Маргарет не подвергалось столь сильному испытанию. Со смущением, вовсе ей не свойственным, она ощутила, что краснеет.

Крайне раздосадованная и собой, и Раулем с его галантными придворными манерами, она торопливо отняла руку и размашисто вышла из гостиной, не оглядываясь и ничего не объясняя. Первым делом Маргарет направилась в комнату алхимика, расположенную в дальнем и пыльном коридоре, где в прежние времена прятали от хозяйских глаз прислугу самого низшего ранга. Не нужно было оглядываться, чтобы понять: Рауль молча следует за ней, не утомляя расспросами.

Лишь когда Маргарет бесцеремонно распотрошила торбу, с которой прибыл Бартелеми Леру, ее слуха коснулось: «Ох, Пруденс…», — тихое и изумленное. Достав несколько пар обитых кожей алхимических перчаток, она молча вручила одну Раулю, вторую заправила за собственный пояс и так же целеустремленно направилась в сторону склепа.