Круассаны… и парочка убийств - Клэр Энн - Страница 15

День 4, воскресенье. Сегодня мы прощаемся с побережьем и отправляемся на нагретые солнцем равнины. Нас ждет ярчайшее полотно виноградников, садов и средневековых деревушек на холмах.

Сегодняшний день должен был пройти совсем не так. Второй этап, когда мы направляемся вглубь страны, к средневековым замкам, шумным рынкам и потрясающим горным пейзажам.

Новая версия второго этапа? У меня на одного велосипедиста меньше, и я совсем не знаю, что делать.

С появлением первых лучей солнца я решила, что больше не буду пытаться уснуть. Я столько раз перевернулась с одного бока на другой, что, наверное, намотала несколько километров. Когда я все-таки ненадолго уснула, меня встретили ночные кошмары.

Обдаю лицо водой, надеваю «нормальную» одежду (то есть не спандекс) и спускаюсь не в скрипучем древнем лифте, а по лестнице. Жутковатая тишина обволакивает отель, словно ночью все вышли из него на цыпочках и ничего мне не сказали. Мягкий звон кастрюль на первом этаже все же дает мне понять, что я здесь не одна. Но для завтрака еще слишком рано, как и – увы – для кофе. Путь к бару, который по утрам функционирует как лаундж для завтраков, перекрыт красной бархатной веревкой. Заглядываю внутрь, отчасти ожидая увидеть Джудит на ее прежнем месте.

Поздно вечером она позволила мне проводить ее в номер – после того как я составила компанию ей и невероятно терпеливому бармену, чтобы «пропустить стаканчик перед сном». Мы попили сладкого баньюля. Я за нее заплатила, всучила по-американски вульгарные чаевые бармену и увела Джудит в ее номер.

Она сказала, что пока так и не поплакала.

Это шок, сказала я, и она с этим согласилась.

Прохожу через пустое лобби. Небо снаружи нежно розовеет, словно наносит румяна, а океан спокоен и неподвижен, как стекло. Скоро начнут открываться пекарни, но кофе найти можно далеко не в каждой. Это моя жалоба экспата, к которой совершенно равнодушны друзья на родине.

Ох, так ты вынуждена ходить в пекарни, а потом – в кафе, пока разъезжаешь по очаровательным французским деревушкам? Самая маленькая скрипка в мире, Сэйди![25]

Да-да, бедняжка я, но сегодня утром мне отчаянно нужны кофеин и ясность, которую он приносит.

Придется довольствоваться пляжем, восходом и спокойным морем. К середине утра пляж уже заполнится туристами. Даже сейчас я тут не одна. Человек на байдарке проплывает по водяной глади. Пожилой мужчина в соломенной шляпе выгуливает тявкающего пуделя. Человек сидит на песке в позе лотоса. Это Лекси. Узнаю ее по хвостику и идеальной осанке.

Не хочется ей мешать, но мне нужно узнать, как себя чувствует Лэнс. Возможно, она знает это лучше, чем он сам.

Зову ее издалека. Она поднимается из позы идеально ровно, как балерина.

– О, Сэйди, – говорит она и инициирует объятия. – Как ты?

Бормочу, что все нормально, но слезы предательски выступают на глазах. Очень мило, что она спросила, как я. Мы с Лекси всегда общались дружелюбно. Друзья ли мы? Пожалуй, да. Мы познакомились в пятом классе, когда Лекси была новенькой, и мы с Джем позвали ее пообедать с нами в столовой. Она быстро возвысилась над нами на социальной лестнице. Теперь, во взрослой жизни, мы с удовольствием общаемся, когда сталкиваемся, обычно – через Лэнса. Мы всегда говорим, что обязательно надо встретиться и выпить кофе, но сделали мы это только во Франции.

Она выпускает меня из объятий. Мы обе смахиваем слезы, продолжая врать, что все у нас нормально.

– А Лэнс? – спрашиваю я. – Как он себя чувствует?

Лекси печально качает головой.

– Вчера вечером я заставила его со мной пройтись. Когда стемнело, стало так тихо и мирно. Мы посидели у воды, глядя на отражения. Знаешь, тут так красиво.

О да, я знаю. Я давно думала, что Лэнсу и Лекси понравилась бы романтическая прогулка здесь.

Она водит сандалией по песку.

– Лэнсу тяжело из-за их последнего разговора с Домом. Я ему сказала: «Дом толкал тебя к новым вершинам, потому что он очень сильно тебя любил!» Я же это знаю. Пожив в коттедже, я увидела, какой Дом прекрасный отец! – Она стерла свой песчаный рисунок. – Каким он был.

– Это правда, – соглашаюсь я. – Он учил нас с Лэнсом ездить на велосипеде. – То, что он нанял инструктором школьницу, я опускаю.

Лекси шмыгает.

– В этом весь Дом!

Да. Так и было. И жизнь изменит, и аутсортингом воспользуется. Чувствую, как предательски щиплет глаза.

– Я найду, где вам остановиться, – выпаливаю я. – Съемный домик или отель, что вам больше нравится.

Лекси хмурится. И ее можно понять. Я и так уже испортила все, что только можно.

– Разве мы сегодня не едем в шато? – ее хвостик подпрыгивает, когда она вопросительно склоняет голову.

Я почти поправляю ее. Это «ма», загородная резиденция. Только я уверена, что Джудит и Лэнс не захотят продолжать тур.

Говорю:

– Ну, я подберу тихое местечко для Лэнса и Джудит. И для тебя. Им нужно будет организовать, э-э, транспортировку Дома на родину. Их ждет бумажная волокита. Я помогу.

Лекси даже не догадывается об ужасах французской бюрократии и документации. О французских нотариусах слагают легенды и пишут книги.

– О, – говорит Лекси. – Да. Хорошо.

Я продолжаю:

– Детектив сказал, что у него, скорее всего, появятся новые вопросы. И он что-то сказал о судмедэксперте. Я вчера сказала Джудит, что, думаю, они будут работать так быстро, как только могут.

В этом я, конечно, не уверена, но смерть американца в очень популярном туристическом месте должна заставить их действовать быстро.

Лекси хмурится.

– Но это ведь был ужасный несчастный случай, да? Что еще нужно знать детективам?

Качаю головой, будто я сама в шоке, а в это время думаю о том проводе.

Вдруг Лекси ахает:

– Тот угрожающий знак! – Она хватает меня за левое плечо и сжимает его. – Который Лэнс прочел, про смерть. Ты же не думаешь, что это как-то связано?

– Надеюсь, нет, – говорю я. Господи, как же я надеюсь, что нет. Если это дело рук вандала, то это я виновата, что подвергла моих гостей опасности.

Лекси переводит взгляд куда-то за мое плечо. Поднимает руку и машет.

Разворачиваюсь. Наш отель, нежно-желтый с затворками шалфейного цвета, отделен от пляжа небольшим сквером с пальмовыми деревьями. Джудит стоит на ступенях в очередной легкой цветочной тунике. Ничего черного она, наверное, не взяла в летнюю поездку на юг Франции.

Мы идем по направлению друг к другу и встречаемся у сквера. Из-под туники Джудит выглядывают легинсы-капри. На ней черные солнечные очки. В руках она держит велосипедный шлем. С очками понятно – защитить полные горя глаза от яркого солнца. Но шлем?

– Джудит, – говорю я, надеясь, что мой тон передает тепло, скорбь и поддержку одновременно.

– Сэйди, дорогая! – Она заключает меня в объятия.

Я благодарно обнимаю ее в ответ, вдыхая хорошо знакомый парфюм. Она не изгнала меня! Пока что.

– Я рада, что нашла тебя, – говорит Джудит. – Мне нужен мой велосипед. Юноша на стойке регистрации сказал, что никому нельзя трогать велосипеды, кроме тебя. Во всяком случае, мне кажется, что он сказал это. Он много качал пальцем и говорил: «но-но-но, мадам». Я попыталась сказать ему, что все в порядке, что я подруга хозяйки. Но он меня не понял.

Я тоже не уверена, что понимаю.

– А зачем тебе нужен велосипед?

Она смотрит на меня, как бы говоря: ну-ну, милая. Как будто это она жалеет меня.

– Сэйди, милая, если кто-то и может это понять, так это ты. Разве ты не для этого во Франции? Чтобы уезжать от боли на двух колесах?

Она когда-то сказала «убегать от боли», когда пыталась убедить меня остаться.