Гнев Безумного Бога (ЛП) - Фейст Раймонд Е. - Страница 11

— Возможно, моим самым тяжким грехом была ложь. В те времена… — Он отвел взгляд, словно глядя в болезненное воспоминание, и вздохнул. — Это было так много лет назад, друзья. Я был высокомерным человеком, который не доверял другим настолько, чтобы сказать простую — или не очень простую — правду и позволить им самим решить, как поступить.

— Я манипулировал людьми с помощью лжи, чтобы гарантировать… — Он покачал головой. — Другим грехом было тщеславие, признаю. Я был так уверен тогда… когда был молодым, когда был человеком. — Он сделал неопределенный жест рукой. — Этот опыт смирил меня, Паг. — Макрос посмотрел на Магнуса. — У меня есть взрослый внук, и я пропустил каждый день его жизни.

— У тебя их двое, — сказал Магнус. — У меня есть младший брат.

— Калеб, — произнес Макрос. — Я знаю.

Паг всё ещё не мог смириться с новой реальностью — его разум отказывался принять то, что видели его глаза. Но даже преодолев это потрясение, он столкнулся с другой проблемой: перед ним сидел Макрос Чёрный, отец его жены.

Тот самый человек, который только что открыто признался, что использовал людей как инструменты и без стыда лгал ради выгоды. Он подвергал других опасности без их согласия, принимал решения, которые приносили боль, страдания и смерть. Доверять ему было невероятно сложно.

И всё же… Паг видел, как Макрос погиб, защищая других от Маарга, Короля Демонов. Это была высшая жертва, которая почти наверняка спасла Мидкемию от ужасов, перед которыми Змеиные Войны показались бы лишь лёгким прологом. Маарг уничтожил бы весь мир, будь у него достаточно времени.

Макрос заговорил спокойно:

— Время лжи прошло.

Он посмотрел на Магнуса и протянул руку, мягко коснувшись его лица:

— В этом теле я моложе тебя, — горько улыбнулся он. — Несмотря на сотни лет воспоминаний, по меркам дасати мне всего тридцать.

Он убрал руку:

— У тебя её глаза.

Магнус слегка кивнул. Взгляд Макроса перешёл от внука к Накору, затем к Пагу.

— Начни с самого начала, — попросил Паг.

Макрос рассмеялся:

— Для этой истории начало стало моим концом. Как я уже говорил, я погиб от рук Маарга.

Он устремил взгляд вдаль, сосредоточившись на воспоминаниях:

— Когда я умер… — Макрос закрыл глаза. — Это трудно вспомнить… Чем дольше я живу как дасати, тем… туманнее становятся человеческие воспоминания. Особенно чувства, Паг.

Он посмотрел на Магнуса:

— Прости, мальчик мой, но родственных уз, которые я должен испытывать, просто нет. — Макрос опустил глаза. — Я даже не спросил о твоей матери, да?

— Вообще-то, спросил, — ответил Магнус.

Макрос кивнул:

— Тогда боюсь, моя память угасает стремительно. Ирония в том, что человек, проживший девятьсот лет, по всей видимости, умирает.

Потрясение Пага было очевидным:

— Умираешь?

— Болезнь, редкая среди дасати, но не беспрецедентная. Если кто-то вне нашего круга заподозрит… меня убьют без раздумий за слабость. Человеческие недуги старости чужды дасати. Если слабеет зрение или память — больного устраняют мгновенно.

— Можно ли что-то… — начал Магнус.

— Нет, ничего, — оборвал Макрос. — Эта культура основана на смерти, не на жизни. Наруин говорила, что Ведьмы Крови в своём анклаве могли бы помочь, но это на другом континенте, а время критически важно. — Он усмехнулся. — Кроме того, если ты уже умирал однажды, смерть не кажется такой уж страшной, верно? Мне интересно, что боги приготовили мне на этот раз. — Он поморщился, меняя позу. — Нет, смерть — это легко. Трудно именно умирать. — Оглядев присутствующих, продолжил: — Итак, как я говорил, память подводит, поэтому я изложу вам необходимые сведения, а затем посмотрим, сможем ли мы служить общему делу.

Взглянув на Накора, Макрос оживился:

— Игрок! Тот самый, что меня надул! Вот теперь я вспомнил.

Накор улыбнулся:

— Я рассказывал тебе об этом, когда ты возродился после попытки стать богом.

— Да… ты подсунул мне холодную колоду! — В глазах Макроса мелькнуло веселье при этом воспоминании. Затем его взгляд стал пристальным, он внимательнее изучил Накора. — Ты не тот, за кого себя выдаёшь, мой друг. — Он указал большим пальцем в сторону дома Мартуха: — Как и твой юный приятель. В нём есть нечто… опасное. Очень опасное.

— Знаю, — сказал Накор. — Я думаю, в Ралане Беке заключён крошечный фрагмент Безымянного.

Макрос задумался, затем произнёс:

— В моих сделках с богами и богинями я кое-что понял об их возможностях и ограничениях. Что вам известно?

Накор взглянул на Пага.

— Мы полагаем, что боги — природные существа, во многом определяемые человеческими верованиями. Если мы представляем бога огня как воина с факелами, он становится таким, — ответил Паг.

— Именно, — согласился Макрос. — Но если другой народ видит это существо как женщину с огненными волосами, божество принимает и эту форму. — Он обвёл взглядом присутствующих. — В древние времена у дасати были боги и богини практически для каждого аспекта природы. Были главные божества: огня, смерти, воздуха, природы и прочие — даже бог и богиня любви, или, по крайней мере, фундаментального мужского и женского стремления продолжить род. Но существовало и столько второстепенных богов, что у учёного голова разболелась бы от одной попытки их каталогизировать.

— Была богиня домашнего очага, бог деревьев, а бог воды имел под своим началом бога морей, другого — рек, богиню волн и ещё одного — дождя, — продолжал Макрос. — Существовал бог путешественников, другой — строителей, третий — тех, кто трудился под землёй в шахтах. Насколько я понимаю, святилища стояли на каждом углу и вдоль дорог, а набожные жители усердно оставляли на них подношения, посещали предписанные богослужения, фестивали и обряды посвящения.

Он глубоко вздохнул:

— Дасати были расой верующих, чьё чувство долга могло бы посрамить даже цуранийскую храмовую жрицу. Они создали пантеон из тысяч богов и богинь, и у каждого был свой день почитания, даже если он заключался лишь в возложении цветка на алтарь или поднятии стакана в таверне во имя божества.

— Важно помнить, — подчеркнул Макрос, — что эти боги и богини были столь же реальны, как и те, с кем вы сталкивались в Мидкемии, пусть даже сферы их влияния были ничтожны. В них была искра божественного, даже если их миссия ограничивалась лишь обеспечением красивого цветения полей весной.

Он повернулся к Пагу:

— Что ты узнал о Войнах Хаоса с нашей последней встречи?

— Немного, — ответил Паг. — У Томаса появилось несколько новых воспоминаний Ашен-Шугара, и я нашёл пару странных томов мифов и легенд. Но ничего существенного.

— Тогда слушай, — сказал Макрос, пристально глядя на Накора. — Правду.

Накор кивнул один раз, выразительно, но ничего не сказал.

Макрос начал повествование:

— До появления человечества на Мидкемии существовали древние расы. О некоторых вы знаете — например, о валкеру, правителях того мира и повелителях драконов и эльфов. Но были и другие расы, чьи имена и сущность канули в Лету ещё до зарождения человеческой памяти.

— Была раса летунов, паривших над высочайшими вершинами, и раса существ, обитавших в океанских глубинах. Мирные они были или воинственные — мы никогда не узнаем, ибо валкеру уничтожили их.

— Но над всеми возвышались двое: Ратар, Владыка Порядка, и Митар, Владыка Хаоса. Это были два Слепых Бога Начала. Сама ткань мироздания была их владением: Ратар сплетал нити пространства и времени в упорядоченный узор, а Митар разрывал их, чтобы Ратар вновь и вновь воссоздавал порядок.

— В те эпохи Мидкемия была миром равновесия, центром той области пространства-времени, и всё было… более-менее благополучно.

Накор усмехнулся:

— Если ты, конечно, был существом невероятной силы.

— Да, — согласился Макрос. — Слабые не выживали, ибо правил закон силы без намёка на справедливость или милосердие. Валкеру были скорее порождением той эпохи, чем воплощением зла; можно даже сказать, что понятия добра и зла в те времена попросту не существовали.