Мёртвые души. Книга 1 и Книга 2 (СИ) - Аверьянов Евгений - Страница 21

Я зажимаю зубы, чтобы не завыть.

Снова эта перестройка, ломка, ощущение, будто кто-то руками тянет мои кости в разные стороны.

Ждёт весёлый вечер.

Передышка кончается.

Я слышу топот.

Где-то далеко, но приближается.

Они всё ещё идут. Эти твари.

Они не думают.

Не помнят.

И не учатся.

Но теперь… что-то изменилось.

Они идут медленнее.

Передышки стали длиннее. Некоторые из них, кажется, начинают разворачиваться — как будто инстинкт самосохранения всё-таки где-то остался.

Или, может, дело в баррикаде из мёртвых.

Им просто тяжело пробраться к мне.

Я уже не должен был быть живым. Не должен.

Но всё ещё здесь.

С каждым новым уровнем внутри растёт нечто холодное и тяжёлое. Не ярость. Не отвага.

Уверенность.

Суровая. Безрадостная.

Я справлюсь.

Очередной — мелкий, но быстрый — прорывается через груду тел. Прыжок.

Я встречаю его ударом копья — даже не в голову. Просто в грудь, между ребрами. Он падает и бьётся, разрывая собственные кишки, пока я добиваю его ножом.

Нет звука.

Нет сигнала от системы.

Я замираю.

Следующий. Ещё один. Медленный, широкий. Удар по щиту. Я чувствую отдачу через всё тело, но устоял. Ответное движение — режу под нижнюю челюсть. Он захлёбывается собственной кровью.

Снова — тишина.

Нет единицы. Ноль.

Я понял.

Эти — уже не в счёт.

Мелочь. Пушечное мясо.

Слишком слабы, чтобы система сочла их достойными.

Слишком ничтожны, чтобы укрепить моё тело.

А значит…

Скоро мне придётся искать сильных.

Их будет меньше, но и битва — на грани.

Я смотрю вперёд, за груду тел. Там, где ещё могут появиться новые.

И почти с сожалением думаю — пора отсюда уходить.

Или добивать то, что осталось.

Пока я ещё дышу.

Щит треснул по центру, сквозная трещина идёт от верхнего края до самого ремня. Если ударят туда — развалится. Но другого нет. Я приматываю его обрывками кожаного ремня к предплечью, как могу. Он держится — этого пока хватит. Левая рука гудит от боли, но не сломана. Значит — ещё в бою.

Копьё — стёртое, лезвие зазубрено, древко в крови. Чужой и своей. Я снова сжимаю его.

— Пошли, — говорю себе. — Пошли, раз всё ещё жив.

Внизу что-то ворочается — очередная. На этот раз крупная, с двумя парами рук и наростами на плечах. Похож на того, что дал мне первую шестёрку. Тогда я еле стоял на ногах после боя.

Теперь…

Теперь я уже почти не стою. Но техника — чётче.

Рывок.

Удар щитом — отвод вбок.

Копьё вперёд — прямо в основание шеи. Тварь извивается, но я уже научился, как гасить эти подёргивания. Давлю телом сверху, вырываю клинок с хрустом.

— Получена 1 единица энергии тела.

Одна.

За такого, раньше — минимум пять. Иногда даже шесть.

Теперь — одна.

Я уже не матерюсь вслух. Просто вытираю лезвие о шершавую кожу твари.

И иду дальше.

Следующий выходит из бокового ущелья — тёмный, узкий череп, длинные когти. Слишком быстрый. Меня задевает, рассекает плечо, щит не спас. Но в следующий миг я срезаю ему колено, добиваю в прыжке — прямое попадание в темя.

— Получена 2 единицы энергии тела.

Ха. Всё-таки бывает.

Но как же всё медленно.

Кажется, я начинаю понимать тех, кто срывается — кто ест мёртвых.

Голод — не просто урчит. Он царапает горло, сушит губы.

И пахнет…

Пахнет едой.

Твари, что лежат внизу, распоротые, дымящиеся кишками — они пахнут… съедобно.

Или это я уже теряю человечность?

Я отгоняю мысль. Но она не уходит.

Бой продолжается.

Слабые — бесполезны. Но не можешь не драться. Иначе тебя затопчут.

Я убиваю ещё троих. Один из них сопротивлялся особенно яростно — и всё равно дал только одну единицу.

Где-то после пятого боя, где я ничего не получил, я почувствовал, как щёлкает внутри.

Не ярость. Не злоба.

Отстранение.

Если нет смысла убивать — лучше бежать. Или искать тех, в ком есть вес.

Я спускаюсь чуть ниже, обходя скальный выступ, где трупы завалили проход.

Воздух тут гуще.

Гниение сильнее.

Голод обостряется.

Я пробую достать один из фруктов, что собрал утром, — но рука дрожит. Сжимаю зубы. Надо доесть всё, что осталось. Потом — охотиться.

На сильных. Только на сильных.

Я вытираю кровь со лба — липкая, чужая, своя. Всё смешалось.

Впереди слышен рёв. Значит, кто-то по-настоящему живой. Не мясо, не щепки. Сила.

Я снова поднимаю копьё.

Готов.

Монстры закончились. Или просто ушли.

Я стою посреди завала из тел. Твари — вповалку, навалены друг на друга, истекают вязкой жидкостью, смердят. Некоторые ещё подёргиваются — рефлексы. Или умирают медленно. Мне уже всё равно.

Я не чувствую победы. Только… онемение. Глубокое, вязкое, как холодная глина.

Всё тело болит. Щит — теперь просто грубая пластина, трещина пошла до самого ремня. Броня — в дырах, исполосована, под ней гудит каждая мышца. Копьё я несу в руке по инерции, пальцы сведены судорогой.

Темнеет.

Далеко за горизонтом пылает закат — даже не алый, а буро-кровавый. Цвет боли. На фоне рваных скал и чёрных тварей — почти красиво.

Почти.

Я поднимаюсь чуть выше, на выступ над расщелиной, где могу хоть немного прилечь и не бояться удара сзади. Обломками сбрасываю с края тела, чтобы освободить место. Камень тёплый от крови. Но уже остывает.

Сажусь. Медленно. Плечо ноет. Левая ладонь — в мозолях, сдиралась до мяса. Щека опухла от удара, губа порвана.

Я чувствую, как по позвоночнику прокатывается дрожь. Не холод, не страх — изнеможение.

Я выуживаю последний фрукт. Мягкий, перемятый, но не гнилой. Жую медленно, стараясь не думать, что завтра, возможно, будет только камень и голод. Глотать тяжело — всё внутри сжалось.

Открываю флягу. Остался один глоток.

Я пью.

И сразу накрывает пустота.

Не голод, а голодное сознание. Как будто мозг — это язык, и он пробует всё вокруг на вкус.