Гнездо неприкаянных - Медведева Марина - Страница 12

Родители жили на Галактической улице. Когда-то, еще во времена Советского Союза, в Новинске построили целый микрорайон и всем улицам дали космические «имена». По одну сторону Галактической высились стройные свечки многоэтажек, по другую – грузно сидели пятиэтажки. Костя родился на этой улице, здесь же в школу ходил и в хоккейный кружок, а по вечерам носился с пацанами по длинным рядам гаражных крыш, тайком от родителей курил первые сигареты и пил купленную вскладчину водку. Те дворовые пацаны выросли, разметало всех по необъятным просторам родной страны. Из всей компании в Новинске один Костя остался. Первое время после школы еще созванивались, а потом как отрезало – новая жизнь, семьи, работа, затянуло, засосало, вырвало с корнем. И счастливые детские годы постепенно таяли, растворялись в памяти, расходились кругами по воде, оставляя в душе лишь тоску, что все кончилось и никогда больше не повторится.

Костя поднялся на старом, скрипучем лифте на четвертый этаж, прошел узким коридором и осторожно постучал в дверь. Там, за дверью, негромко скрипнул паркет, что-то хлопнуло, зашуршали тапки, и, наконец, ему открыли.

– Костенька, сыночек! – мама прижалась к Костиной груди, подняла на него счастливые глаза. Она видела все хуже и хуже, но упорно отказывалась носить очки. Перестала читать книги с мелким шрифтом и смотреть телевизор. Костя заглянул в мамины глаза, голубые, как у него и почувствовал, как отступает тревога, а в груди разливается родное тепло.

– Сын, какими судьбами? – стройный, подтянутый отец протянул руку. Костя тепло пожал ее.

– Решил заехать навестить вас. Давно не было, – он стыдливо вздохнул.

– Почему не предупредил? Я бы пирог испекла. С картошкой и мясом, твой любимый. Сыночек, проходи, у нас с отцом на обед борщ и гуляш с пюре. Ты, верно, голодный?

Нет ничего вкуснее еды с маминого стола. Сколько Костя объездил стран, в каких только ресторанах не побывал, лучше его мамы никто не готовил. Ее пироги – самые пышные, с тонкой корочкой и сочной начинкой. А какие она пекла блины! Тонкие, кружевные, поджаристые. А торт «Наполеон», в котором непременно должно быть двенадцать коржей, густо пропитанных заварным кремом. Нигде Костя не ел таких ароматных, хрустящих соленых грибов и варенья из земляники, аромат которой сводил с ума.

Ангелина Викторовна с улыбкой наблюдала, как сын уплетает уже вторую тарелку борща и жадно глядит на гуляш с густой подливой на пышном облаке картофельного пюре. Костик всегда любил поесть, а в последнее время так похудел. Неужели Венера его не кормит? Сейчас модно заказывать готовую еду, вредную и безвкусную. Так и здоровье испортить недолго. А Ника что кушает? Ребенок такой худенький.

– Костя, может, я буду приезжать к вам, пока Венера на работе, готовить обед? – беспокоилась мать.

– Мама, ну, что ты! Венерка готовит.

– Она же целыми днями работает. Когда ей нормально готовить. Ника приходит из школы и сидит голодная. Деточка так похудела. И ты, Костя, плохо выглядишь. Ты здоров?

– Здоров, мама, – с набитым ртом ответил Костя. Он придвинул к себе тарелку со вторым блюдом и сосредоточенно начал жевать.

– Тебе бы спортом заняться, сынок, – на кухню вошел отец. В спортивном костюме, в руках лыжные палки. Костя подарил отцу роликовые лыжи и Олег Степанович теперь каждый день наматывал круги на стадионе. – Спорт дает здоровье и улучшает настроение. На собственном опыте убедился.

– Некогда, папа, – ответил Костя и подтянул чашку домашнего компота из сухофруктов. – На фирме проблемы. Не знаю, где раздобыть новые заказы.

– Ты же участвовал в тендере на ремонт детского сада, – напомнил отец.

– Да, но еще неизвестно, кого выберут: меня или Славку Елохина. У него цены ниже.

– Он же из дерьмовых материалов делает. Весь город знает, – возмутился отец.

– Зато у него сестра замглавы, – хмуро ответил Костя. – Он у меня уже несколько контрактов перехватил.

– Рано или поздно поймут, что лучше переплатить за качество, чем потом огрехи Елохина исправлять, – заключил отец, подхватил лыжи и палки и отправился на стадион.

– А теперь, Костя, скажи мне, что у тебя происходит. Я же вижу, что-то тебя тревожит, мучает.

Ангелина Викторовна села напротив, облокотилась о столешницу и с любовью глядела на сына.

– Запутался я, мама, – вздохнул Костя. – Изменил Венерке.

– Да ты что! – возмутилась мать. – Вы же столько лет вместе. У вас дочь.

– Знаю я, мама, все прекрасно знаю. Но не могу иначе. Полюбил Асю.

– Будешь разводиться? – спросила мать. Ее глаза с болью глядели на сына. – А как же Ника? Венера в суд подаст. Будешь с дочерью только по выходным встречаться.

– Что ты, мама? Я не хочу разводиться. Понимаешь, я и Венерку еще люблю. Знаю, что это неправильно, так не бывает. Но у меня так. Пока я с Асей – думаю, что лишь она одна на свете, никого больше не хочу. Возвращаюсь к жене – и понимаю, что ее тоже люблю. Со мной что-то неладно?

Ангелина Викторовна встала, подошла к Косте и прижала его голову к себе, погладила по волосам, вздохнула – у Кости на макушке уже вырисовывалась лысинка. Она наклонилась и поцеловала это место. Как быстро вырос ее мальчик. Уже сорок. Вроде, недавно она водила его в детский сад, лечила простуды и заставляла по вечерам пить теплое молоко. Нике уже пятнадцать. Девочка скоро школу окончит.

– Все хорошо, сынок. Ты разберешься. Если любишь Венеру, расстанься с той женщиной поскорее. Жена-то еще не знает?

– Нет, слава богу!

–Тогда не все еще потеряно. Расстанься с Асей и живи с Венерой.

– Мама, я должен рассказать Венере об Асе, а я не могу. Приходится врать.

– Не рассказывай, не надо. Венера – женщина гордая, она тебя не простит. Расскажешь – будет страдать, мучиться. Со своей души камень снимешь – на нее положишь. Измену нелегко забыть, сынок.

Костя вышел от мамы спокойный, умиротворенный. Родительский дом чудесным образом лечил его душу, избавлял от сомнений, страхов, дарил уверенность и силу.

Вечером, когда Костя возвращался домой, он заметил на скамейке возле подъезда мужскую фигуру в серой куртке и джинсах, с зажженной сигаретой в руке. Юрка Горев.

– Хочешь покурить? – Горев протянул Косте пачку «ЛМ».

– У меня свои, – Костя вынул из кармана «Честер», выбил сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся. – Воздухом дышишь?

– Неохота домой идти. Кто меня там ждет? Стены пустые? Сижу вот, думаю.

К вечеру небо прояснилось, и мягкое солнце лизнуло пятна луж, и мокрую траву, и желтые листья деревьев. И настроение у Кости улучшилось. Он уже решил, как поступит, сделал выбор, и от этой определенности чувствовал себя спокойно и уверенно.

– О чем думаешь, товарищ следователь? – спросил Костя и сел на скамейку рядом с Горевым.

– Да все о Рудольфе, будь он неладен, – сплюнул Горев. – Дело отправили в архив к остальным висякам, а мне все неймется. Будто он другом мне был или кем-то родным.

– И, правда, почему смерть Рудольфа так тебя зацепила? – спросил Костя и выдохнул серый дым, который тут же растворился в осенней прохладе.

– Понимаешь, Костик, мне его смерть покоя не дает. От того, что убили-то его явно не сгоряча, случайно. Подготовился наш убийца. В нашем доме сложно укрыться – Эльвира вечно на лестнице торчит, Сашка целыми днями дома. Опять же Юлька Первихина. Но как-то убийце удалось невидимкой проникнуть к Рудольфу и так же выбраться. И никто ничего не заметил. Я же всех опросил.

– Что даже Эльвира не видела? – усмехнулся Костя. Он выбросил окурок в урну и закурил новую сигарету. – Ни за что не поверю, что старая ведьма не знала, кто ходит к Рудольфу.

– И я не верю. Но расколоть ее не сумел, – хмыкнул Горев. – Уперлась, что ничего не видела. Слушай, друг, поговори с Венеркой, может, она к Эльвире подкатит. Эльвира в нашем доме из баб только ее уважает да еще новенькую Асю.

Сказал и насупился. Костя подозрительно глянул – что это с ним? Прознал, что они с Аськой встречаются? Сторонник крепких семейных уз? Да быть того не может. Он знал, что Горев давно развелся.