Исключительное право Адель Фабер - Арниева Юлия - Страница 8

– Сундуки, миледи? – она удивленно посмотрела на меня.

– Да, те самые дорожные сундуки. И попроси Бети помочь тебе.

Когда горничная ушла выполнять поручение, я подошла к секретеру, достала ключ, спрятанный в потайном ящичке, и открыла верхний шкафчик. Там, за стопкой писчей бумаги, лежал небольшой атласный мешочек. Развязав его, я высыпала на ладонь содержимое – несколько золотых монет, два небольших бриллианта и рубиновое кольцо. Приданое Адель, которое она тайно хранила на случай крайней нужды.

Я задумчиво перебирала драгоценности. В моем мире их стоимость была бы достаточна для покупки хорошей квартиры или дорогого автомобиля. Здесь же это было состояние, способное обеспечить достойное существование в лучшем случае на год. Но вместе с деньгами, которые обязан был выплатить муж по нашему соглашению, я могла начать новую жизнь. Без зависимости и без унижений.

Но сначала нужно дождаться отъезда Этьена. Неделя – не такой большой срок. Я смогу выдержать.

Следующие дни потекли в странном, почти сонном ритме. Утренние завтраки, дневные прогулки в саду, вечерние беседы у камина – дом словно вернулся к той жизни, которую вел до моего пробуждения в теле Адель. Все это казалось мне театральной постановкой, где каждый исполнял свою роль с отточенным годами мастерством.

Этьен проводил со мной больше времени, чем с отцом – он искал в матери поддержку своим научным амбициям, которыми Себастьян, судя по всему, не слишком интересовался. И чем больше я узнавала Этьена, тем сильнее ощущала эту странную, не принадлежащую мне любовь.

Она возникала будто из ниоткуда – когда я замечала, как он хмурит брови, сосредоточенно рассматривая листок растения; как теребит манжету рубашки, рассказывая о своих открытиях; как украдкой вытирает испачканные чернилами пальцы о штаны, когда думает, что никто не видит. Маленькие, неосознанные жесты, создающие его образ, неуловимо напоминающий и мать, и отца, но бесконечно более искренний, чем они оба.

На третий день после возвращения Этьена мы обедали в малой столовой – только я с сыном и мадам Мелва. Себастьян отсутствовал, отправившись на встречу с поверенным, и атмосфера без него казалась легче и свободнее, словно все невольно выдохнули.

– И тогда профессор Дюран сказал, что если я смогу систематизировать все образцы до конца семестра, он представит мою работу Академии Наук! – с горящими глазами рассказывал Этьен, отрезая кусочек запеченной рыбы с хрустящей золотистой корочкой. – Ты представляешь, мама? Академия Наук!

– Это большая честь, – улыбнулась я, наблюдая за его воодушевлением. Щеки Этьена слегка раскраснелись, а глаза, серые, как у отца, но более теплые и живые, буквально сияли восторгом. – И ответственность. Профессор Дюран, должно быть, высоко ценит твои способности.

– О, я все успею! – он махнул вилкой с такой уверенностью, что капля сливочного соуса упала на безупречно белую скатерть, оставив миниатюрное желтоватое пятно. – У меня уже готов план каталогизации. Нужно только завершить зарисовки и описания. Знаешь, там есть совершенно удивительный вид морской звезды с восемью лучами вместо пяти! Профессор говорит, это может быть новый вид!

– Этьен, дорогой, – произнесла мадам Мелва своим обычным непререкаемым тоном, поправляя кружевную салфетку, – не забывай о хороших манерах за столом. Ученый муж тоже должен уметь держать вилку, не разбрасывая соус. Что скажут о тебе на научном собрании, если ты испачкаешь их бумаги?

– Простите, бабушка, – смущенно пробормотал парень, опустив глаза и немедленно сгорбившись, как будто хотел стать меньше и незаметнее. На некоторое время за столом воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов в углу да негромким звоном посуды.

– Все в порядке, – я подмигнула сыну, стоило свекрови отвернуться, подзывая лакея для смены блюд. – Энтузиазм иногда берет верх над этикетом. К тому же, – добавила я тише, – если бы ты видел, как некоторые титулованные особы ведут себя на приемах после третьего бокала вина, то понял бы, что твоя капля соуса – сущий пустяк.

Этьен благодарно улыбнулся, выпрямляя спину, и я снова почувствовала этот странный прилив нежности, как теплую волну, поднимающуюся откуда-то из глубины. Что-то подсказывало мне, что Адель часто защищала сына от чрезмерной строгости бабушки и отца, становясь его тихой гаванью в шторме аристократических условностей.

– Я заметила, что ты начала собирать вещи, – вдруг произнесла мадам Мелва, когда лакей удалился, подав десерт – воздушный яблочный пирог с корицей, украшенный тончайшей карамельной сеточкой. – Планируешь путешествие?

Вопрос прозвучал невинно, но глаза свекрови были прищурены, а на тонких губах застыла лукавая улыбка. Этьен тотчас вскинул голову, удивленно на меня посмотрев своими широко распахнутыми глазами, в которых промелькнуло беспокойство. Я же мысленно прокляла любопытных горничных, разнесших новость по всему дому.

– Просто разбираю гардероб, – спокойно ответила я, отламывая кусочек пирога, хруст корочки эхом разнесся по комнате. – После болезни многие платья стали мне велики.

– В самом деле? – мадам Мелва приподняла тонкую седую бровь, ее взгляд, острый как лезвие, скользнул по моей фигуре. – И куда же ты планируешь отправить эти платья? Благотворительность сейчас так модна среди знати.

– Кстати, о вещах, – я поспешила сменить тему, почувствовав, как напрягся Этьен рядом со мной. – Мне кажется, тебе пора обновить гардероб, Этьен. Ты вырос на добрых три дюйма за последние месяцы. Твои манжеты едва достают до запястий. Может быть, сходим завтра к портному?

– Терпеть не могу эти примерки, – он скривил губы, и на мгновение снова стал мальчишкой, несмотря на высокий рост и серьезность научных амбиций. – Часами стоять столбом, пока мсье Лерой тыкает в тебя булавками и причитает о моде на узкие лацканы.

– Увы, это часть взросления, – я мягко улыбнулась, наблюдая за его мученическим выражением лица. – Зато после мы могли бы заглянуть в книжную лавку мсье Дюпона. Я слышала, привезли новую партию научных трактатов из Амевера. Кажется, там есть работа профессора Ленуара о морской фауне.

– Правда? – лицо Этьена тотчас просветлело, а глаза загорелись тем же энтузиазмом, что и при разговоре о своих исследованиях. – Я давно искал его труды! Тогда я готов вытерпеть даже мсье Лероя с его булавками и болтовней о новых фасонах жилетов!

– Значит, договорились, – я кивнула, бросив мимолетный взгляд на свекровь, сидевшую во главе стола, прямую как струна, несмотря на годы. Мадам Мелва наблюдала за нашим обменом репликами с непроницаемым выражением лица, но в уголках её тонких губ таилась едва заметная улыбка, а в глазах промелькнуло что-то похожее на одобрение.

– Что ж, – наконец произнесла она, складывая салфетку аккуратным треугольником и поднимаясь из-за стола с грацией, удивительной для женщины её лет. – Мне пора на дневной отдых. А вам двоим советую пройтись по саду. День чудесный, грех сидеть в четырех стенах. А также же, – добавила она, направляясь к дверям, шурша пышными юбками, – свежий воздух полезен как для растущего организма, так и для выздоравливающего.

Мы с Этьеном не стали возражать и послушно вышли в сад, где провели несколько приятных часов, гуляя по тенистым аллеям. Этьен показывал мне своё любимое место для чтения – укромную беседку, увитую диким виноградом, чьи лозы образовывали природный полог, скрывая от посторонних глаз.

– Здесь я прочел «Естественную историю» Бюффона, – с гордостью сообщил он, проводя рукой по деревянной скамье, отполированной годами использования. – И здесь же решил, что хочу стать натуралистом, как он.

Он рассказывал о книгах, которые прочел за последние месяцы, от скучных учебников по юриспруденции, которые требовал изучать отец, до захватывающих трактатов о неизведанных землях и их флоре и фауне. Делился планами на будущее – об экспедициях, открытиях, научных статьях. О том, как однажды его имя будет выгравировано на мемориальной доске Академии Наук. Его глаза сияли, руки порхали в воздухе, иллюстрируя рассказ, а голос то понижался до заговорщического шепота, то возвышался в моменты особого волнения.