Хозяин теней. 5 (СИ) - Демина Карина - Страница 52

«Дамский вестникъ»

Камера.

Тесная. Крохотная даже. Четыре стены. Какие-то тряпки на полу и солома, которую Роберт Данилович разбрасывает носком ботинка. Он морщится. И я бы поморщился. Запах в камере ещё тот. Может, конечно, нюх у Тьмы обострился. А может, и вправду смердит так, что того и гляди глаза заслезятся.

— Я же говорил, что сначала их надобно вымыть и поместить в нормальные условия, — его раздражение прорывается в голосе. — А уж потом лечить. И питание. Питание должно быть не просто хорошим, а отличным!

Он наступает на край тарелки, которая хрустит и разваливается.

— А вы что? Засунули в этот клоповник. И даёте какие-то помои! Их и свинья жрать не станет!

Девушка забилась в угол. Даже Тьма не сразу замечает её, настолько та тиха. И настолько бесцветна. Она сжалась в комок, прикрыв голову руками. И сердце бьётся через раз. Что с ней делали?

— Не бойся, милая, — Роберт Данилович наклоняется. — Меня вот совершенно точно не надо бояться. Я здесь, чтобы тебе помочь.

Глаза у неё совершенно безумные. А ещё… с ней что-то не так.

Очень сильно не так.

Она будто… будто размыта вся? Или выцветшая, правильнее сказать? Нет, девица материальна, и Тьма воспринимает её как живую, но в то же время и не воспринимает. Будто жизни в ней не осталось.

Почти.

— Сейчас я поделюсь с тобой силами. Потом мы умоемся. Стынь. Есть чем умыться?

— Да Малашка должна была помыть. Опять она… — Стынь ворчит что-то про какую-то Малашку, которой поставлено за девками смотреть. А она не смотрит. И небось, снова объедки им носит, а говорит, что кашу мясную и сметану.

— Сметану как лишнее. Слишком тяжёлая пища. А вот бульон крепкий — самое оно будет, — Роберт Данилович заставляет девушку встать. Он заглядывает в глаза, открывает рот, в который светит лампой, и та подчиняется. Она, стоило ей коснуться целителя, будто теряет остатки воли к сопротивлению.

Не человек — кукла.

С виду целая. Запаха крови Тьма не чувствует. Синяков на теле — а девица голая — не наблюдаю. Но что-то же делали. Что-то очень страшное, если от человека осталась фактически оболочка.

— В общем, зелье я оставлю. Два. Общеукрепляющее. Каждые два часа по пять капель. С едой. С нормальной едой. А второе дадите за полчаса до… выпуска, — он завершает осмотр и, обхватив голову девчонки, щедро вливает силу. И та даже дышать начинает иначе, глубже, тяжелей. — Только, Стынь, если её не покормить, то зелье не сработает. Её вычерпали до дна.

— И… чего?

— Господи, дай мне силы.

Надеюсь, даст. Потом. При личной встрече, на которую я этого Роберта отправлю весьма скоро. И эти силы ему очень пригодятся.

— Я же сказал. Её надо накормить. Сейчас. Еда сытная, но не тяжёлая. Её желудок не примет ни сала, ни копчёностей, ни сметаны. Что за дурь вообще… бульон. Мясной или рыбный. Подойдёт уха, но не острая. Потом каша. Кормить начинать сейчас и понемногу, каждые полчаса-час по пару ложек. Сперва можно заставлять, но не бить, а потом сама поймет. Здесь — убраться. Принести нормальное тёплое одеяло. Одежду. И да, сперва искупать. Укрепляющий настой тоже оставлю. Собрание уже завтра. Если всё сделаете верно, то к завтрашнему вечеру мы уже будем выглядеть вполне здоровою… а там и зелье… и получите свою красавицу бодрой и готовой воевать.

Роберт Данилович отёр руки платочком.

— Я её погружу в полусон, но… если не сделаете, как говорю, то с меня никакого спроса. Ясно?

Стынь гудит что-то неразборчивое.

— Сколько их вообще?

Стынь поднимает руку, загнув один палец. И молча указывает на вторую камеру. Всё повторяется, только на сей раз в камере двое. И одна из девчонок не шевелится.

Чтоб вас всех…

— Чтоб вас всех! — повторяет мои мысли Роберт Данилович. И долго, муторно, возится, вливая в лежащую силы. — Да у неё пневмония! И мне теперь тратиться? Я сколько раз говорил, что если они вам так нужны, то позаботьтесь. Их возвращают в ослабленном состоянии, так вы, вместо того, чтоб поддержать, и добиваете… подвалы эти…

Девушку окутывало зеленоватое свечение. Вот только зелень эта была какой-то плешивою, что ли?

— … зачем? Они всё равно не способны не то, что бегать, ходить долго. Отведите им нормальную комнату. Накормите. Оденьте тепло. Дайте пару дней отдыха и не понадобится никакой магии…

— Ты… это… не болтай.

— Но нет, вместо этого сперва гробите, а потом мне надо себя вычёрпывать, чтобы как-то…

Он отряхнул руки и поднялся.

— Если четвёртая в таком же состоянии, то…

— Не. Эта бойкая, — Стынь мотнул башкой. — Вчера вон цапнула, как привезли. Но не боись, доктор, ежели чего, то я туточки…

— Я не боюсь, — Роберт Данилович одёрнул полы костюмчика. — Давай уже. А то всю ночь провозимся.

Камера.

И снова, как те. Даже топчана какого нет. Прелая солома, тряпьё. Запах тоски и отчаяния, если те могут пахнуть. Но я ощущал его, как и Тьма.

— А кто у нас тут прячется… — Роберт Данилович снова преображается, натягивая маску доброго доктора. И ступает мягко, крадучись. — Не стоит, милая, я не причиню тебе зла…

— Только добро? — раздаётся усталый, но ехидный голос.

Чтоб…

Знакомый голос. До того знакомый, что я застываю.

И Роберт Данилович, поднимая лампу выше, невольно делает шаг назад.

— Вы… вы тут что, совсем подурели? — он сипит, будто горло вдруг перехватило. — Вы… вы понимаете, кого притащили⁈

— Лечи, давай.

А я смотрю на девушку. Она выглядит совсем не так, как в ту нашу, единственную встречу. Хотя тогда я тоже смотрел на неё вовсе не глазами. И наверное, встреть её на улице, не узнал бы. Как и она меня. Но вот сила, огонёк которой ещё теплится внутри, знакома.

Цветом? У зеленого великое множество оттенков. Или теплом? Или всем сразу? Я ощущал действие этой силы на себе. И потому, наверное, узнал сразу.

И голос.

Голос её ничуть не изменился.

— Это же… это же…

— Одоецкая, — с насмешкой подсказывает пленница. — Татьяна Васильевна…

Фрейлина из свиты Её Императорского Высочества, сестры государя. И внучка уважаемого лейб-медика. Какого, собственно, хрена она тут делает?

— Что-то не так? — она чуть склоняет голову и щурится. И взгляд её направлен за спину Роберта Даниловича. И тот оборачивается, взмахивает нелепо руками, а потом, вдруг смирившись, делает шаг.

— Я вам помогу, — теперь это звучит фальшиво. А я…

Я пытаюсь понять, что мне делать.

И не понимаю.

Нет, убить эту парочку легко. Тьма готова и даже ждёт разрешения. И дальше? Лезть в подвал и вытаскивать? Татьяну? А остальных? Я не смогу их бросить. Вместе же мы недалеко уйдём. Они и вправду еле на ногах держатся.

Ладно, допустим, из подвала я их как-то выведу, но это ж мелочи. Вяземка кругом. А четыре голых девицы, которые едва передвигают ноги — это не про быстроту и незаметность.

Чтоб…

— Не стоит сопротивляться, — Роберт Данилович протягивает руку. — Вы ведь ослабли. А это нам не нужно.

— На выкуп надеетесь?

— Несомненно. Не знаю, что с вами происходило, но я немедля уведомлю человека… который ведет местные дела о том, кто вы. И думаю, он найдёт способ договориться с вашими родственниками…

— Знаете, будь у меня больше сил, я бы сделала вид, что верю. Я бы даже подыграла… какая мерзкая у вас сила. Что вы с собой делаете?

— Зачем мне врать? — притворно оскорбляется Роберт Данилович. — Да, встреча несколько неожиданная. И моя репутация пострадает, если вы кому-то скажете, где мы встретились. Но вы ведь не скажете, поскольку тогда пострадает и ваша репутация.

Думай, Савка.

Эмоции надо придушить. От них пользы нет. Это молодой организм геройствовать желает. А вот мозги категорически против.

Тут ведь дело не в подвалах даже.

И не в этих двоих.

Скорее в том, что народу под рукой Короля не один Стынь. Тогда как? Бежать к Карпу Евстратовичу? Чтоб он поднимал жандармов? Поднимет… или нет? Жандармы сюда соваться опасаются. И пока соберет, пока… согласует?