Хозяин теней. 5 (СИ) - Демина Карина - Страница 13

— Ага, верю.

И не отступил бы. И благородство проявил бы. Да только боком бы оно вышло. Может, я и не верю в великую любовь до гробовой доски, но и на голом благородстве много не наживёшь.

Сложно всё.

С людьми.

— Так, значит, Николай Степанович постановил?

— У него есть необходимые знания. А ещё…

— А ещё он умеет молчать и не задаёт неудобных вопросов, — договорил я. — Ну что, заходим?

Женщина лежала, свернувшись клубком, обнимая себя за колени. Перчатки почти истлели, и теперь в прорехи проглядывали тёмные пальцы, словно из дерева выточенные.

Такие же запястья.

И широкие полосы браслетов. Металлических.

А ещё ошейник.

— Она была одарённой, — Мишка присел и очень осторожно убрал прядку, прилипшую к коже. — И довольно молодой… посмотри.

Смотреть не хотелось.

Я повидал прилично мертвецов. Я не боюсь их. Но мне дико не хочется смотреть в это вот лицо, которое и на лицо-то не похоже, скорее уж уродливую деревянную маску, которая ко всему от времени рассохлась и покрылась узкими продольными трещинами.

Возраст? Как он понял?

От платья остались отдельные лоскуты.

— Это форма. Высшие женские курсы. Видишь?

Не вижу. Но киваю, уточнив:

— А что за цепи?

— Блокиратор. Полагаю, чтобы не могла воспользоваться даром. И он тоже.

Следующий мертвец лежал на спине, сложив руки на груди. У него сохранилась и одежда — тёмный добротный костюм с поблескивавшими металлом пуговицами. На руках и шее те же браслеты.

— Ткань изменённая, — Мишка пощупал край штанины. — И ботинки. Обрати внимание.

Обратил.

Тёмная кожа. Каблук. И вид такой, солидный вид. Приличного господина.

— А этот ребенок, — Мишка перешёл к третьему мертвецу. — Видишь?

— Нет, — я покачал головой.

— Он в гимназической форме…

Не знаю, как он понял, что эти зелёные лохмотья — гимназическая форма.

— Они умерли не сразу. Смотри, мальчик пытался выбраться. Возможно, он был худым, надеялся, что сумеет протиснуться через прутья.

Он так и лежал, застряв в них. И…

Чтоб тебе…

Я надеюсь, что хозяйка этого места ведет свой счёт, который и предъявит ублюдку. Я тоже не хочу признавать его отцом, потому что…

— Не понятно, что они делали тут.

— Понятно, — я распрямился. — Как раз это и понятно. Смотри, парень-гимназист, молодая девушка и солидный мужчина в дорогой одежде из изменённых тканей. Полагаю, она с особыми свойствами. К примеру, не страдает от каменной пыли…

— Маг?

— Маг. Тот маг, который должен был сделать работу.

И судя по стеле, он её сделал.

— А…

— А это — его стимул сделать работу быстро и хорошо, — у меня дёрнулась щека, потому что я увидел на месте этой девчушки Татьяну. И Метельку. Он теперь тоже гимназист. И потому представилось очень даже легко. — Он взял в заложники его семью. Одно дело, когда части, но собирая… маг ведь не идиот, он бы понял, что это — что-то запрещённое. Что-то нехорошее… в здешнем мире, в… и там, помнишь? Там тоже были цепи. А значит, был бы тот, кого в этих цепях держали. Нормальный человек отказался бы от такой работы.

— А его заставили.

Мишка буквально почернел.

— Именно. Или… смотри, ту штуку поставили не сразу. Скорее всего. Сперва были бы какие-то пробы, маленькие эксперименты. Никто ж не будет вбухивать столько сил в сугубо теоретическую фиговину. Так что сначала маленькие башни, потом эта здоровая.

Я замолчал, формулируя мысль.

— Она не в один день встала. Но ведь заработала же. Зачем тогда мага держать? Его семью вот? Он ведь держал.

Я огляделся. Теперь, когда я оказался внутри камеры, стали видны детали. Длинные деревянные настилы. Нары? Мусор какой-то на них. Труха. Значит, были матрасы, одеяла.

А вон и стол.

И ведро.

— Пленники — это ещё та морока. Их и кормить надо, убирать надо. Вон, ведро выносить каждый день. Плюс ещё и напасть могут. Даже самый слабый человек напасть может. Или заболеют да помрут. Ну и тени. Для них маги — лакомый кусок, то есть ещё и защищать их приходилось. Зачем?

Мишка поглядел на останки.

— Хотя бы… хотя бы затем, чтобы убедиться, что всё работает, как должно. Смотри, проект и вправду большой. Новый. И пусть даже расчёты проводили… не могли не проводить, но всегда остаётся вероятность ошибки. Или необходимость что-то подправить, усовершенствовать.

А найти того, кто сможет подправить и усовершенствовать не так и просто.

— Вспомни, — Мишка оглядывался. — Банки. Они заполнялись неравномерно. Значит, и потоки энергетически тоже шли неравномерно. А дисбаланс опасен. Он может привести к саморазрушению системы. Любой системы… тонкая же настройка может длится месяцами, если не годами.

— И закончена она, судя по всему, не была.

В противном случае, мертвецов убрали бы.

— Да, — согласился Мишка. — Твой отец… ощущение, что он просто ушёл. Собирался вернуться. Но не вернулся…

И отнюдь не по собственной воле.

Глава 7

Городовой есть блюститель порядка и благочиния и страж, оберегающий личность и собственность каждаго. Чтобы оправдать на деле столь высокое назначение, всякому городовому необходимо:

а) Питая в душе своей непоколебимую преданность ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, исполнять службу ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА по совести, заботясь постоянно о том, чтобы находиться при деле не для виду только, а для действительной пользы.

б) Вести жизнь честную, ни в чем не зазорную, воздерживаться от пьянства, соблюдать опрятность и быть всегда одетым по форме… [1]

Инструкция городовым

Мертвецов мы потащили к выходу. Мишка решительно заявил, что, мол, не дело это, и после смерти воли не давать. А я не стал возражать.

Иногда с братцем лучше было не спорить.

Он, стянув куртку, завернул в неё останки девчонки, и понёс бережно, будто бы ей было уже не всё равно. А может, и не всё равно.

Не знаю.

Я… я осматривался. Я вышел из клетки. Честно, даже мне, даже с открытой настежь дверью в ней было неуютно. Я не мог отделаться от ощущения, что эта дверь того и гляди захлопнется.

И что я сам останусь здесь.

И что буду подыхать так вот, долго, мучительно, понимая, что выхода нет. Они ведь не одновременно умерли. Старик — во сне, уж больно поза расслабленная. Девчонка? Думаю, что вряд ли сильно позже. А может, даже вместе. Уснула и не проснулась. А вот паренек, судя по всему, ушёл последним. Иначе его бы вытащили, помогли бы освободиться.

— Сав, ты как? — Метелька тоже держался стены.

— Да… погано. Знаешь, одно дело, когда просто вот убивать. Мы ведь убивали.

И в поезде.

И в поместье Громовых. И я убивал. Что в том мире, что в нынешнем. И не всегда — защищаясь. Порой вот… случалось. Но ведь это — другое. Совсем другое. Я даже грёбаных революционеров понять могу. У них ведь идея. И движет ими именно эта идея. И ненависть ещё. Да многие вполне себе имеют право ненавидеть, потому что на самом деле всё погано. Но убивать в бою, да даже бомбами убивать — это… это всё одно не так вот, прикрутив живое существо к машине, выкачивая из него силы, чтобы сотворить какую-то хренотень, пусть даже невероятной ценности.

Или семью запереть да бросить.

Сколько они провели тут? Тут ведь людям тяжело. Мир давит. А магов ещё сильнее. А отец их держал. Кормил… я следом за Метелькой отвернулся от клетки, чтобы не видеть.

Вон, полки.

И шкаф, почти не различимый, настолько он со стеной слился. А на полках шкафа — банки. Консервы? Точно. Правда, сталь истончилась, она ведь тонкая на банках. Содержимое и того раньше обратилось в прах.

А вот бутыли с водой уцелели.

Стекло? Ну да, инертный материал. Потом, может, ещё археологи его отыщут. Местные. Через сотни миллионов лет, когда древние люди построят свою цивилизацию. И будут гадать, откуда оно взялось. От этикеток почти ничего не осталось, но я похожие видел.