Под осенней звездой - Гамсун Кнут - Страница 10

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая

Он все записал. Таких деловых хозяев мне еще не доводилось видеть.

А вечером, когда я поужинал и ушел во флигель, меня кликнула хозяйка. Она стояла на дворе, под не освещенными окнами кухни, и пошла мне навстречу.

– Мой муж обратил внимание… он заметил, что вы слишком легко одеты, – сказала она. – Может быть, вы… возьмете вот это?

Она сунула мне в руки костюм.

Я, запинаясь, бормотал слова благодарности. Ведь я и сам смогу скоро купить себе костюм, это не к спеху, мне вовсе не надо…

– Да, конечно, я знаю, что вы можете сами купить, но ваш друг так хорошо одет, а вы… да берите же, бе рите.

Она поспешно ушла в дом, совсем как наивная девушка, которая испугалась, что ее сочтут слишком доб рой. Я крикнул ей вслед слова благодарности.

На другой вечер капитан привез мне валы и колеса, и я воспользовался случаем поблагодарить его.

– Ах да, – сказал он. – Это все моя жена, ей взду малось… Ну как, костюм вам впору?

– Да, как раз впору.

– Вот и прекрасно. Это все жена… Но вот вам ко леса. И инструменты. Спокойной ночи.

Должно быть, оба они любили делать людям добро. А сделав добро, каждый кивал н а другого. Это такая су пружеская чета, какая была явлена лишь в откровениях.

Листья в лесу облетели, птичье пение смолкло, толь ко вороны начинают каркать ни свет ни заря и порхают над голой землей. Мы с Фалькенбергом всякий день видим их, когда идем в лес, – годовалые птенцы, кото рые еще не знают страха перед человеком, прыгают по тр o пе у самых наших ног.

Попадается нам и зяблик, этот лесной воробушек. Он уже побывал в лесу и теперь возвращается к людям, близ которых любит жить, потому что он очень любопытен. Милый маленький зяблик! От природы он – перелетная птица, но родители научили его зимовать на севере; а он научит своих детей, что только на севере надо зимовать. Но в нем течет кровь перелетных бродяг, он все такой же непоседа. В один прекрасный день он вместе со всеми своими сородичами соберется в стаю, и они улетят далеко, к новым людям, на которых тоже любопытно взглянуть, и тогда в осиннике станет пусто. Пройдет, быть может, целая неделя, прежде чем другая стая этих крикливых птичек сядет на ветки осин… Господи, сколько раз приходил я поглядеть на зябликов, и как это было интересно!

Однажды Фалькенберг сказал мне, что тоска его прошла. За зиму он скопит сотню крон, работая лесорубом и настройщиком, а потом помирится с Эммой. Да и мне хватит вздыхать по благородным дамам, надо искать себе ровню, таково его мнение.

И он был прав.

В субботний вечер мы кончаем работу раньше обычного и идем в лавку. Нам нужно купить рубашки, та бак и вино.

В лавке я увидел швейную шкатулочку, отделанную ракушками, вроде тех, какие в старину моряки приво зили из Амстердама своим подружкам; теперь их делают в Германии целыми тысячами. Я купил шкатулку, чтобы отломать одну ракушку и сделать ноготь для трубки.

– На что тебе шкатулка? – спросил Фалькенберг. – Хочешь подарить Эмме?

В нем пробудилась ревность, и он, не желая отстать от меня, купил для Эммы шелковую косынку.

По дороге домой мы не раз прикладывались к бутылке и болтали; ревность Фалькенберга все еще не остыла. Я выбрал подходящую ракушку, отломал ее и отдал шкатулку Фалькенбергу. На этом мы поми рились.

Стало смеркаться, вечер был безлунный. Из дома на пригорке донеслись звуки гармоники, и мы поняли, что там затеяли танцы: в окнах мелькали тени, и свет мер цал, словно на маяке.

– Давай зайдем, – сказал Фалькенберг,

Мы с ним развеселились.

Во дворе стояли парни и девушки, они вышли осве житься и подышать воздухом; Эмма тоже была среди них,

– Гляди-ка, и Эмма здесь! – добродушно восклик нул Фалькенберг; он нисколько не рассердился, что Эмма пришла без него. – Поди сюда, Эмма, я купил тебе подарок.

Он воображал, что стоит только ему сказать ей ласковое слово, и все уладится; но Эмма отвернулась и ушла в дом. Фалькенберг хотел пойти за ней, но пар ни заслонили дверь и сказали, что ему нечего там де лать.

– Да ведь там Эмма. Пускай она выйдет.

– Нет, она не выйдет. Она здесь с сапожником Марком.

Фалькенберг был ошарашен; видно, он зашел слиш ком далеко в своей размолвке с Эммой, и она его бросила. Он стоял и хлопал глазами, а девушки под няли его на смех – вот бедняжка, остался с носом!

Тогда Фалькенберг вынул бутылку и у всех на глазах приложился к ней, потом вытер горлышко ладонью и передал бутылку одному из парней. Все оживились, подобрели, увидев, какие мы славные ребята, а мы достали из карманов е щ е бутылки и пустили их по кругу; кроме всего прочего, мы были нездешние, и всем было любопытно с нами поболтать. Фалькенберг то и дело отпускал шуточки по адресу сапожника Марка, которого он называл Лукой.

Танцы в доме продолжались, но ни одна девушка не ушла от нас.

– Бьюсь об заклад, что и Эмма не прочь выйти, – хвастливо заявил Фалькенберг.

Девушки, которых звали Елена, Рённауг и Сара, глотнув вина из бутылки, по обычаю, подавали Фалькенбергу руку и благодарили его; другие же, которые обучились благородным манерам, говорили только: «Спасибо на угощении!» Фалькенбергу приглянулась Елена, он обнял ее за талию и предложил прогуляться.

Они не спеша пошли прочь, и никто их не окликнул; разделившись на пары, мы порознь пошли к лесу. Мне досталась Сара.

Когда мы вернулись, Рённауг все еще стояла подле дома. Вот странная девушка, простояла здесь столько времени! Я взял ее за руку и завел разговор, но она только смеялась и не отвечала ни слова. Мы с ней пошли к лесу, а Сара крикнула нам вслед из тем ноты:

– Рённауг, пойдем лучше домой!

Но молчаливая Рённауг ничего не ответила. Она бы ла белолицая, медлительная и в теле.

Выпал первый снег, он сразу же тает, но зима не за горами. И наша работа у капитана приходит к концу, недели через две мы все закончим. А что делать потом? В горах прокладывают железную дорогу, а мож но попытаться найти работу на каком-нибудь хуторе, где нужны лесорубы. Фалькенберг склоняется к работе н а железной дороге.

Но времени остается мало, и я не успеваю сделать свою машину. У каждого свои заботы, мне, кроме этого, нужно еще приделать ноготь к трубке, а вечера стали совсем короткие. Фалькенберг непри менно хочет помириться с Эммой. Но это дело не скорое и совсем не простое. Так получилось, что она гуляла с сапожником Марком; а Фалькенберг, чтобы досадить Эмме, стал ухаживать за другой девушкой по имени Елена и подарил ей косынку и шкатулку из ракушек.

Теперь он не знал, как быть, и сказал мне:

– Всюду только грязь, глупость и обман.

– Разве?

– Да, можешь не сомневаться. Вот уйду на желез ную дорогу, а ее брошу.

– А может, это сапожник Марк ее не отпускает?

Фалькенберг угрюмо промолчал.

– И спеть меня уже больше не просят, – сказал он немного погодя.

Мы заговорили о капитане и его жене. Фалькенберг сказал, что у него дурные предчувствия: между ними не все ладно.

Ну вот, начал сплетничать!

Я сказал:

– Извини, пожалуйста, не тебе об этом судить.

– Ах так? – буркнул он сердито. Он злился все больше и больше. – Может быть, ты думаешь их водой не разольешь? Думаешь, они наглядеться друг на друга не могут? Да я же ни разу не слышал, чтоб они хоть словечком обмолвились.

Вот дурак, болтун разнесчастный!

– Погляди лучше, как ты пилишь, – говорю я с усмешкой. – Пила у тебя криво идет.

– У меня? Но ведь как-никак нас двое!

– Что ж, значит, дерево оттаяло. Возьмемся сно в а за топоры.

Каждый долго рубит в одиночку, оба мы злимся и молчим. Как он посмел оболгать их, выдумал, будто они слова промеж собой не скажут? Но господи, ведь это же истинная правда! У Фалькенберга хороший нюх, он разбирается в людях.

– По крайней мер e, при н ас у них все мирно, – заметил я.

Фалькенберг рубит молча. Поразмыслив еще немного, я говорю.

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая