Проклятие Озерной Ведьмы - Джонс Стивен - Страница 13

И не я одна чувствую это. Джен, которая сейчас ближе всех ко мне, тоже выпрямилась, чтобы приподняться за столом.

Поскольку главный дом, который прежде принадлежал Лете, не достроен, дрон Лемми может видеть сквозь него, и он видит рабочих, которые заняты своими делами.

Мое сердце чуточку подпрыгивает при виде этих работяг, которые обстукивают внутреннюю отделку, наносят штукатурку, устанавливают душевые кабины, подводят трубы.

– Лемми, скажи мне, в чем образовательная ценность этого видео? – спрашиваю я, и меня саму корежит от моего вопроса.

Я что имею в виду – ведь я та девушка, которая написала столько всего о слэшерах.

И все же.

Он смотрит на меня достаточно долго, чтобы я могла заметить его ухмылку, но он не произносит ни слова.

Его дрон высоко пролетает над Терра-Нова, снимает все новые дома, и воспроизведение переключается на нормальную скорость, больше никакого тепловидения, скорость неожиданно вырастает, отчего два или три тела в полутемном классе инстинктивно подаются вперед.

Лемми хмыкает.

Вдалеке слева, если повернуться лицом к Пруфроку, появляется новый остров, ненавидимый всеми, утопить который вы бы нашли способ, мистер Холмс, но Лемми… он же не направляется именно туда?

Он снова скользит чуть не по поверхности, набирает скорость – быстрее и быстрее приближаясь к… к самому себе, он стоит на плотине, в руке планшет, словно джойстик, на лице фирменная ухмылка.

Дрон летит прямо на него, еще немного – и он врежется в Лемми, скинет его с плотины… вот только в самый последний миг Лемми отходит в сторону, как это делают тореадоры, весь его вес приходится на каблук одного из истоптанных ботинок.

Дрон резко снижается с этой бетонной скалы, и несколько человек в классе вскрикивают, отчего другие смеются. Двое хлопают.

– Шшш, шшш, – призываю я их, потому что по глупости думаю, будто Лемми нужно сосредоточиться, чтобы его безумный нырок не погас.

Дрон спиралью опускается все ниже, и ниже, и еще ниже к большой поляне близ речки, потом резко уходит влево и летит вдоль избитой рытвинами и поросшей травой грунтовки.

– Лемми, у нас остается всего… – пытаюсь сказать я, но потом делаю шаг вперед, когда воспроизведение снова переходит на мучительно медленное, словно на миг перегрузки, чтобы потом лопнуть, взорваться.

На экране с высоким разрешением появилось нечто такое, что мы можем чуть ли не обонять. Это пегая лошадь. Она помахивает хвостом, смотрит вверх на дрон древними глазами. Седло с ее спины съехало и висит под животом, а на ее бедрах иней, который выбелил и ее ресницы.

– Нам нужно… – говорю я, будто я единственная вижу, что это животное нуждается в помощи.

Дрон готовится к спуску на высоту человеческого роста. Высоту обычного среднего человека.

– Подождите… – бормочет Лемми, чуть наклоняясь набок, словно все еще управляет дроном.

Вокруг лошади, но не настолько близко, чтобы ее напугать.

Успокойся, молча говорю я себе. Лане Синглтон придется прийти и поговорить со мной об этом. История? Где здесь история? А, мистер Холмс? Я не буду ничего спускать Лане, не буду относиться к ней по-особому.

Но тут Кристи Кристи, которая по вполне понятным причинам чувствительна к таким вещам, встает из-за своего стола, ее термос и ноутбук падают на пол.

– Нет! – вскрикивает она, накрыв рот руками.

Это белый «Бронко» Рекса Аллена, столько лет спустя.

В снегу перед ним и повыше, у корней упавшего дерева, я вижу Хетти Йэнссон, голова ее наклонена под невероятным углом, вокруг нее кровь, даже на ее массивной камере в снегу рядом с ней, и…

Я отступаю к жалюзи, прикрываю рот руками, вокруг меня вспыхивает свет.

У нее нет челюсти?

– Лемми, Лемми, ты?.. – начинаю было я, но на экране появляется Пол Демминг, в его шею вонзился корень гигантского дерева.

Пол, который просил посадить его у окна, потому что страдал клаустрофобией. Хетти, от которой всегда пахло дымом и которая всегда так дьявольски густо подводила глаза.

А в стороне еще один мертвый ребенок, его внутренности в немалой степени уже снаружи. Поначалу я не узнаю его, но вдруг…

– Уэйн Селларс, – говорит Элли Дженнингс всем нам.

– Лемми, Лемми… – умоляющим голосом говорю я и вдруг… понимаю, что единственная не заметила, что у нас гость.

В дверях стоит, прищурившись в темноте, директор Харрисон в одном из своих пяти костюмов.

– Мисс Дэниэлс? – говорит он, вероятно уже не в первый раз.

– Мы должны вызвать… это необходимо… – бормочу я, но он еще не увидел изображения на экране и уже на свой манер отступает в сторону, чтобы представить…

Баннера.

Баннер стреляет в меня глазами, потом переводит взгляд в коридор, в котором стоит.

Сердце падает у меня в груди.

Я покачиваю головой, но адресую это не ему, это просто крохотные, почти незаметные движения, но понятные для тех, кто вместе спасся при пожаре.

Баннер в ответ поводит одним плечом, может быть на сотую долю дюйма.

Он в последнее время носит жесткую ковбойскую шляпу коричневого цвета, приложение к его форменной рубашке, покрой которой не менялся с 1962 года. Теперь он держит шляпу за поля, словно выказывая уважение к этим… м-м-м… священным коридорам знания.

– Нет, – говорю я ему, внезапно чувствуя, как жжет у меня глаза. – Этого не… это невозможно…

– М-м-м, – говорит он, как бы кивая мне – приглашает поговорить не в столь многолюдном месте. Так как я уверена, он думает, что на сей раз это не кто-то из тех, кого мы знаем, а может быть, кто-то из тех, кто может слышать наши голоса.

Но это невозможно.

Я пытаюсь представить себе, как Джен крутит голову Хетти, пока та не отламывается. Джей Ти швыряет Пола с такой силой, что тот насаживается на тупой корень. Лемми стоит на плотине до или после и, кинув окурок с сухой стороны плотины, разворачивается, пока тот еще не долетел до воды.

– Вы любите страшные фильмы? – спрашивает кто-то у меня за спиной не через преобразователь голоса, а все с тем же убийственным смешком, который говорит о том, что игра здесь только начинается.

– Нет, мы не закончили, нам еще нужно… – Я все еще пытаюсь разглядеть в полутьме часы на стене, потому что если уж я вынуждена делать это и находиться здесь, если я могу просто длить и длить это, то… тогда мне не придется быть свидетелем того, ради чего здесь объявился Баннер.

Что бы тут ни затевалось на сей раз.

То, что уже обнаружил дрон Лемми.

– Я понял, мисс Дэниэлс, – говорит Харрисон, но, когда он пытается встать перед классом, Лемми не освобождает для него место.

– Эй, – говорит Баннер Лемми, и в его голосе слышится предупреждение. Напоминание о том, кто здесь ученик выпускного класса, а кто шериф.

Но Лемми наплевать. Впрочем, он переводит взгляд на меня.

Я киваю, мол, все в порядке, все хорошо, мы… мы в Пруфроке, ты разве забыл? Разве твоя мать не прятала тебя в кладовке с оборудованием для дайвинга на другой яхте, а потом разве она не наводила на Рекса Аллена ружье для подводной охоты, когда тот открыл дверь, потому что любому, кто посягал на ее прекрасного мальчика, предстояло сначала одолеть все ее сто шестьдесят сантиметров?

Но матерей мерят не ростом. Их измеряют яростью.

Лемми отступает в сторону, позволяя Харрисону перенять у меня мой класс.

Направляясь к двери, я оглядываюсь на класс, словно прощаюсь с ними, извиняюсь перед ними, делаю последний их снимок, который может стоить всего мира, а свет проектора запечатлевает на сетчатках моих глаз это изображение Хетти и Пола.

Я поднимаю руку, чтобы защитить глаза, и…

Я все еще держу в руке две те клейкие записочки, что взяла со стульев Хетти и Пола.

– Что? – говорит Баннер, и пальцы его правой руки раздвигаются, готовясь, если понадобится, схватить пистолет, потому что Джейд, неизменная девушка плача в слэшере, насторожилась, почувствовав какую-то угрозу.

– Нет, – отрицательно покачиваю головой я, – ничего, – и мну записочки, превращаю их в шарики для мусорного ведра.