Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 3

Несколько спецназовцев, Тобольский и его экипаж, а также Кеша просто стояли полукругом. Никто ничего не говорил, а только смотрели под ноги и пускали дым.

— Сан Саныч, всё же я должен вам спасибо сказать, — протянул мне руку Иван, выбросив затушенный окурок в сторону.

— Пожалуйста, но вытащили вас другие, — ответил я.

Тобольский прокашлялся и покрутил головой.

— Не-а. Не подбей вас, я бы не сел рядом с ними и не забрал бы их. Ваше падение отвлекло большую часть сил. Боевики рванули к вам, позабыв, что у группы Ивана был пленник. Только издалека продолжали обстреливать и всё, — объяснил Олег Игоревич.

Ну, пускай будет и так. Все молодцы.

— Кстати, а где пленный? — спросил я, и Ваня показал на УАЗ и пару внедорожников, уезжающих по песку в сторону палаточного госпиталя.

— Забрали. Сопин тоже с ними поехал. Мы особо не церемонились с полевым командиром и его надо подлечить, — ответил Ваня.

— Сопин сказал, что надо с ним быстрее разговаривать. Он много знает, — добавил Кеша.

— Много? — переспросил я и посмотрел на Ивана.

— Да. Я удивлён, что нам вообще позволили выбраться. Думал, этого парня застрелят. Чтоб только он нам не достался.

Я переглянулся со спецназовцами и Тобольским. Потом резко повернулся в сторону госпиталя. Столь важного боевика взяли и привезли в полевой госпиталь?

— Что за звук? — проговорил бортовой техник.

Нельзя было даже думать о плохом в такие моменты.

Этот характерный вой ни с чем не спутать. Шуршание летящих реактивных снарядов или просто «эрэсов» бьёт по нервам ещё на подлёте.

— Ложись! — крикнул я, оттолкнув в сторону Кешу и прыгнув в небольшую колею, оставшуюся от колёс.

Первый взрыв произошёл в двухстах метрах. Ещё один чуть дальше. Дым ещё не рассеялся, а из приёмного отделения доносились крики.

Друзья! Благодарю вас за интерес, проявленный к моему творчеству. Всем большое спасибо за поддержку книги комментариями, лайками и наградами.

Пыль и дым постепенно рассеивалась. Запах гари ещё продолжал бить в нос. Шуршание «эрэсов» не было слышно. Зато становились всё громче и громче крики раненных.

— Быстро туда! — громко сказал я.

Поднявшись на ноги, я выскочил из своего временного укрытия и рванул в направлении палаток приёмного отделения.

— Саныч, помогу, — кричал сзади Кеша, но я бежал не оглядываясь.

Мысли были только о том, чтобы быстрее найти Антонину. Каждая минута может стать решающей в этой битве со смертью. О том, что она уже проиграна я и не думал.

— Быстрее… мужики! Несите их… туда! — вышел мне навстречу доктор, крича изо всех сил.

Похоже, его контузило. Голова у него была разбита, а из правого уха шла кровь. Белый халат стал грязно-алым.

— Куда⁈ Куда тащить⁈ — перекрикивал его Тобольский, прибежавший следом.

— В Дамаск тащите. Щас много раненных будет, — продолжал надрываться врач и, от бессилия сел на землю.

Осмотревшись, я увидел несколько тел убитых. Все застыли в неестественных позах. Кто-то с открытыми глазами, а кто-то и с улыбкой на окровавленном лице.

— Помогите! — кричала девушка, которая стояла на коленях и держалась за голову, мучаясь от временной контузии.

— Я ей помогу. Ищи Тосю, — обогнал меня Кеша, подбегая к девушке.

Протискиваясь через завалы из кроватей и медицинских стоек я искал Белецкую, но её нигде не было видно. Разбирая завалы, я не чувствовал усталости. Жар от взрыва уже ослабел.

— Вот он! — воскликнул я, обнаружив лежащего на полу Мишу Хавкина.

Он даже был в сознании и вроде бы совсем не пострадал. Родился в рубашке. Я помог его поднять, и Хавкина унесли в сторону.

Надо было продолжать искать Антонину. В стороны откидывал и кровати, и тумбочки, и разбитый шкаф…

— Нашёл… — тихо сказал я, откидывая один из деревянных шкафов.

Этот огромный деревянный ящик и придавил Антонину. Она лежала в груде разбитых ампул и железных медицинских посудин. Без движения и без сознания.

— Ну же. Умирать нельзя, — проговаривал я, поднимая её на руки.

Кровь текла толстой струйкой по её щеке, с правой стороны одежда была порвана, а рана на ноге кровоточила ещё сильнее. Глаза закрыты, волосы перепачканы в пыли и крови, а дыхание было очень слабым.

— Сейчас-сейчас, — приговаривал я, пронося Белецкую через завалы в сторону сирийских вертолётов.

Наш Ми-8 был повреждён осколками, так что сейчас на нём лететь опасно. Другой вертолёт улетел утром и ждать его тоже было нельзя. Осталось только обратиться к сирийцам.

В то что я сейчас увезу её отсюда в госпиталь, у меня сомнений не было. И мне было плевать, какие у садыков задачи.

— Саныч, давай в тот вертолёт, — показал Сопин на Ми-8 с сирийским флагом на хвостовой балке.

Сам Игорь Геннадьевич тоже был ранен. На ходу он перевязывал себе руку и хромал в сторону вертолётов.

— Знали, твари, куда бить. Снова сдал кто-то, — рычал Сопин, подойдя к телу того самого араба, которого схватил спецназ.

Он был жив и при взрыве не пострадал. А вот представители сирийского мухабарата были мертвы.

Пока один из врачей показывал кого и куда нести, я уже был рядом с сирийским вертолётом.

Из грузовой кабины вылез сириец и несколько секунд смотрел на меня. Ощущение, что он только что проснулся и не понял, что произошло.

— Помогу, аль-каид, — сказал он и вместе со мной занёс Антонину в вертолёт.

Следом ещё принесли несколько раненных человек. Сирийские командиры раздавали указания и о чём-то быстро общались с Сопиным.

Пока сирийский экипаж запускал вертолёт, Игорь Геннадьевич подбежал к открытой сдвижной двери.

— Сан Саныч, вам в Дамаск надо лететь. Передадим информацию, чтобы вас приняли в военном госпитале. Ты — старший, — сказал он.

— Понял.

— Удачи! — произнёс Сопин и крепко пожал мне руку.

— Спасибо!

Только Сопин отошёл, в грузовую кабину на полном ходу запрыгнула медсестра, а за ней и Кеша.

— Саныч, и куда ж ты без меня. Сам-то не ранен? — подсел ко мне Кеша и стал ощупывать меня.

— Да хватит меня жмакать!

— Всё-всё! Вижу, что здоров, — сказал Иннокентий и откинулся к стенке.

Вертолёт запустился, бортовой техник закрыл сдвижную дверь. Ми-8 начал взлетать. Как только мы оторвались от земли, я осмотрел грузовую кабину.

Помимо Тоси, пострадавшие бойцы были в основном без сознания, либо в тяжёлом состоянии. Пол грузовой кабины покрывался каплями крови и испачканными бинтами, которые меняли пациентам две медсестры.

Антонину тоже обрабатывали, но выглядела она всё также бледно. Я старался не сильно сжимать её руку, но и не отпускать. Кончиками пальцев прощупывал её пульс. Каждый удар отдавался вибрацией по телу сильнее, чем тряска вертолёта.

— Что с остальными? — спросил я, когда мы заняли нужную высоту и перешли в горизонтальный полёт.

— Там ничего страшного. Есть погибшие. А остальных можно и на месте подлечить, — перекрикивал Петров шум в грузовой кабине.

Физически я уже и не замечал усталости, а о своих царапинах и вовсе позабыл. Будто и не было у нас утром боевого вылета с жёсткой посадкой и перестрелкой.

Но был ещё один момент, который нужно утрясти. Никто нам посадку в Военном госпитале Дамаска не даст. А это значит, придётся добираться с авиабазы Эль-Мезза.

Пока Антонину обрабатывали и накладывали повязку, я встал и прошёл в кабину экипажа. Похлопав бортового техника по плечу, я попросил у него гарнитуру. Сириец вопросов не задавал и передал мне наушники.

— Командир, — позвал я по внутренней связи.

— Да, аль-каид, — ответил мне лётчик с левого сиденья.

— Нам нужно будет в Военный госпиталь. Попробуй запросить посадку поближе к нему. Либо транспорт пускай в Эль-Мезза…

— Не стоит. Нам это не нужно, — перебил он меня.

— То есть⁈ — удивился я.

— Нам дали указание произвести посадку на территории Университетского госпиталя Аль-Асад. У меня такой приказ, — взглянул на меня командир экипажа.