Подменная дочь (СИ) - Лей Лора - Страница 7

Вернемся к нашим баранам, то бишь, к месту обитания и ближайшему будущему провинившейся ненужной (?) дочери. Так вот, жила Чень Ю после появления истинной дочери Гу в небольшом типично-дорамном — или традиционно-китайском — павильоне на территории семейного особняка, в стороне от прежнего, но не совсем уж на задворках. Потому что чуть дальше имелся неиспользуемый десятилетиями дворик, куда раньше ссылали неугодных наложниц.

Он слыл опасным местом, неблагоприятным, но там были пруд, бамбуковая рощица и небольшой огород, на котором одна из наложниц выращивала цветы. Двор граничил с западной оградой особняка, где имелась малая калитка, которой пользуются слуги и золотари (знаете, кто это?).

От центрального входа до этого двора почти 2 ли (один километр, прошу заметить!), а сам дворик небольшой, всего 2 му. У меня голова от масштабов закружилась! «2 му — это 30 соток, Карл! Да там в гольф играть можно!» Возьмем на заметку.

Не знаю, что отразилось на моем лице при описании заброшенного двора, но девчонки-служанки, Шеньки, как я их про себя называла, прыснули, прикрывая рты и отворачиваясь.

Они, вообще, ожили за последние дни, расслабились, и мне это нравилось. Кроме них, было еще четверо слуг рангом ниже, как я понимаю: дворник, прачка-кастелянша, водонос и подай-принеси, все — женщины разного возраста, немного пришибленные и молчаливые. Я с ними не общалась, передав управление Шень Мяо, как наиболее сдержанной и опытной.

Девушки прожили рядом с предшественницей три года — дольше всех остальных ее служанок — и смогли пережить издевательства и капризы бывшей владелицы моего нынешнего тела. Крепкие, судя по всему, девочки, надо с ними дружить.

Было странно находиться в обществе чужих людей практически постоянно. Я к такому не привыкла, поэтому норовила отсылать слуг как можно чаще.

Оставаясь одна, старалась записывать, «на всякий пожарный», все, что вспоминала из своего прошлого (технологии, формулы, рецепты, да все подряд) и что всплывало «бегущей строкой» в мозгу независимо от моей воли — сказывалась пресловутая «память тела»?

Свои секреты записывала по-русски, хоть и сложно было пользоваться для этого кистью, а если машинально переходила на иероглифы, заметила, что они стали немного другие — отголоски кинематики прежней Чень Ю? Пролистала все книжки, пытаясь проникнуться стилистикой речи — ну хоть частично, примерялась к нарядам, косметике. Вживалась в образ, так сказать.

Ах, да! Приходил доктор, порадовал хорошим пульсом и цветом лица, выписал укрепляющий отвар и пошел «стучать» генералу о моем состоянии. Мать больную дочь больше не навещала: девчонки донесли, что там проблемы с подготовкой к свадьбе сестры, вроде еще и старшего брата помолвили или собираются, и что-то с хозяйственными делами. Да и господь с ними!

Я уж было подумала, что про меня забыли. Ага, как же…Рано радовалась.

На восьмой день от «прибытия» Шень Мяо, вместе с завтраком, принесла повеление отца Гу явиться пред его светлы очи в главный дом. «Разбор полетов и оглашение приговора» — решила я. Ну, деваться мне некуда, пойдем.

Оделась как можно скромнее, никаких украшений, неожиданно понравилась сама себе и, подняв голову, отправилась навстречу судьбе, то есть, родне.

По дороге рассматривала поместье. Впечатляюще! Много цветов, прудов, мостиков и клумб, беседки, деревья. По ощущениям — дело к осени. Воздух упоительный, настроение поднялось, и я решила — будем биться!

Неужели продвинутая дама XXI века не справится с дремучими аборигенами, тем более — ровесниками! Это телу шестнадцать, а мне-то в 2,5 раза больше! И пусть этой страны на карте Земли не было, люди как биологический вид не меняются, увы и ах! У каждого есть кнопка, надо её нащупать и надавить! Думаю, скромность и показное смирение будет лучшей тактикой.

К главному дому подошли минут через двадцать. Долго или коротко? Вот не знаю! По времени — прилично, по расстоянию? Ножки ходить не привыкли, вот и плелись мы — медленно и печально.

Двор Благого просветления (пафос, пафос!) был прям как декорация к фильму «Нефритовое сердце Ши»: широкая веранда, толстые, темного дерева, столбы, темные полы, внутри зала по центру — двойное кресло со столиком, в котором восседала пожилая женщина с аристократическим лицом, платиновыми волосами и в богатой одежде насыщенного темно-зеленого цвета, с тростью рядом с подлокотником. «Владычица морская» — чуть не рассмеялась я.

Сбоку, по левую руку от бабки (матриарх?), в другом кресле, сидел крупный мужчина лет пятидесяти в коричнево-красном ханьфу, с убранными в пучок, заколотый металлической заколкой, волосами, похожий на Чен Юнь. «Отец, генерал» — определила про себя.

Мать предшественницы сидела недалеко от мужа (на табуретке?) и смотрела на меня с тревогой, сжав в руках платок. Около каждого из присутствующих, чуть в отдалении, замерли слуги.

«Эх, была, не была!» — решила я и прям с порога бухнулась на колени, ударилась несколько раз лбом об пол и хрипло произнесла:

— Ничтожная внучка приветствует бабушку! Неблагодарная дочь приветствует отца! Несчастная дочь приветствует мать! Да продлятся ваши годы до скончания веков, да пребудут ваши тела и сердца в здравии и благополучии!

И замерла. Судя по тишине, произвела впечатление.

Первой подала голос бабка.

— Вставай, нечего лоб расшибать зря. Поговорим лицом к лицу. Подойди ближе!

Встала я, поклонилась (глаза вниз скромненько), подошла и только тогда прямо взглянула на матриарха — уже не смущаясь, спокойно, но без лишнего подобострастия. Вроде, осознала и оценила себя верно, но унижаться сверх того не буду.

— И что скажешь? В прошлый раз ты была многословна и шумна, а теперь? — с издевкой начала старуха. — Как ты думаешь, как нам следует поступить с тобой?

Я распрямила плечи и, глядя в глаза визави, прохрипела (ну, не восстановился голос, я не специально):

— Мое поведение ранее было неправильным и постыдным. Я заслужила все наказания, которые Вы мне назначите. Я приму их с благодарностью и смирением, ибо не оправдала ожидания Ваши и моих дорогих родителей. Я была ревнива, заносчива и самонадеянна. Прошу меня простить! — и на колени — бух! «Этак я все себе отобью».

Предки молчали, я стояла на коленях, пока опять не взяла слово старая госпожа Гу.

— Встань, вторая барышня. Так как же нам тебя наказать? Что думает твой отец?

Я повернулась к генералу. Его лицо выражало недовольство, но и некоторую жалость — тоже. Мать предшественницы взяла его за руку, слегка сжала и просительно посмотрела в глаза. Гу Чен Вэй откашлялся и ответил своей матери:

— Мы поступим по Вашему слову, матушка, — на меня даже не глянул. Ну, это понятно, значит — вперед, на амбразуру!

Не дожидаясь, пока бабка опомнится, снова бухнулась на колени, изобразив на лице максимальное смирение и раскаяние:

— Бабушка, взываю к Вашей мудрости и доброте! Позвольте мне удалиться в Бамбуковый павильон для жизни непраздной и скромной! Прежде жила я по Вашей милости, не ценя ее как должно, простите! Теперь я буду жить смиренно, терпеливо сносить все тяготы, посланные мне для исправления дурного характера, чтобы однажды Вы могли смотреть на меня без отвращения! Своим трудом я буду добывать себе пропитание, сама буду справляться со всеми трудностями, которыми небеса решат меня испытать! Прошу лишь Вашего благословения, дабы ступить на путь исправления! Если позволите, я закрою ворота и не потревожу покой семьи так долго, как Вы скажете! Мне просто нужно знать, что Вы живете хорошо, что Вы здоровы, поэтому и не рискну отправиться в дальнее от Вас место! Отец, мать, простите меня и разрешите жить в Бамбуковом павильоне!

Замолчала и напряглась в ожидании. Почему-то мне показалось, что такого от меня никто не ждал, точнее, от капризной и эгоистичной Чень Ю. У них произошел разрыв шаблона, как говаривал мой брат. До точки невозврата в отношениях старейшины, видимо, не дошли, да и скандал вовне раздувать не желательно. И мать девушки переживает за нее, может, дула мужу в уши… А так и не на глазах, и не в дикой природе. «Ну, чего молчишь, матриарх?»