Шепот в тишине. Мистические истории - Макей Марика - Страница 6

Чтобы попасть в поселок, надо было перейти реку по ржавому аварийному мосту. Его давно закрыли и перегородили, но энтузиасты проделали в решетках дырки и настелили на металлический скелет, оставшийся от моста, доски для удобства. Вера бодро шла по ним, поглядывая на серую воду далеко внизу. Доски скрипели, и в какой-то момент Вере показалось, что они скрипят и покачиваются не только под ее шагами. Как будто по мосту за ней шел кто-то еще. Вера обернулась – пусто, только на противоположном высоком берегу у костра хохотала компания подростков. Вера сделала еще несколько шагов и снова резко обернулась. Нет, померещилось. Наверное, это мост сам по себе покачивается и скрипит, подумала она, усталость металла или как оно там правильно называется. Вера ускорила шаг – будет весьма неприятно, если он проломится именно под ней, страстной поклонницей подобного ржавого запустения.

Она забралась в ближайший подходящий дом и приступила к съемкам, уделив особое внимание ярким чашевидным грибам на провалившемся до земли полу подъезда. Другие подъезды были перегорожены высокими бетонными блоками, а здесь кто-то разбил блок на куски, оттащил в сторону и украсил ярким граффити.

Вера бродила по одинаковым квартирам, снимала, рассказывала в камеру: вот здесь был санузел, вот здесь – кухня, смотрите, какая маленькая, – а вот обрывок обоев – ой, в детстве точно у кого-то такие видела, с цветочками и полосками. На голых стенах попадались признания в любви, росписи и лозунги, свидетельства, что тут были Ден, Толян, Вадос – и Света, уже другим почерком. Потом, в очередной пустой коробке, Вера увидела в углу нарисованную чем-то вроде угля девочку – палка, палка, треугольник платьица в хаотичный горошек, улыбающийся кружок лица в обрамлении двух кудряшек и надпись: «МАША».

– Ну привет, Маша, – сказала Вера, направляя на нее камеру.

Карта памяти была почти заполнена, и Вера по собственным следам в пыли и грязи отправилась обратно. Сбежала по давно лишившейся перил лестнице вниз – и обнаружила в дверном проеме высоченный бетонный блок. Это явно был не тот подъезд. Вера побрела по анфиладе серых комнат дальше и, пройдя через несколько квартир насквозь, снова увидела на стене девочку в треугольном платье и надпись рядом – «МАША».

– Да помню я, помню, что ты Маша, – пробормотала Вера и сняла поближе кружок Машиного лица.

Оно больше не улыбалось, вместо черной дуги рта была прямая линия.

В следующем подъезде ее опять ждал бетонный блок. Вера ухватилась за его верхнюю часть, подпрыгнула, но быстро поняла, что перелезть не удастся – вдобавок блок был щедро усыпан битым стеклом, и она чуть не порезалась. Из окон соседних квартир нельзя было выбраться по той же причине – остатки рам ощетинились острыми осколками, а под ними на земле был строительный мусор, арматура, да и кто знает, какие ямы скрывал оплетающий их иван-чай.

– Ладно. – Вера зашагала по лестнице вверх. С верхних этажей наверняка удастся разглядеть нужный подъезд.

«МАША» – бросилась ей в глаза надпись на стене крохотной кухни. Теперь уголки Машиного рта опустились вниз, а над глазами добавились два штришка нахмуренных бровей. Вера шепотом обругала неизвестного художника и, старательно обойдя рассерженную Машу, выглянула в окно. Вон он, подъезд с разбитым блоком, на другом конце дома.

Вера побежала туда, почти не глядя под ноги и то и дело спотыкаясь о мусор. На одной из стен мелькнуло знакомое платьице в горошек. Вера не стала приглядываться, но ей показалось, что на этот раз рот Маши был широко открыт, распахнут черной угольной дырой. Кляня себя на чем свет стоит и за то, что заблудилась, и за то, что, кажется, всерьез испугалась детских каракуль, Вера сбежала вниз по лестнице и резко остановилась.

Нет, дверной проем не был закрыт очередным бетонным блоком. Его перегораживала длинная железная палка. Вера несколько долгих секунд смотрела на нее, пытаясь убедить себя, что эта палка ей ничего не напоминает. Потом осторожно протиснулась наружу, стараясь ее не задеть, но все равно зацепила рюкзаком. Палка упала на груду кирпича, и надпись «МАША» на ее верхушке громко звякнула.

На козырек подъезда, хлопая крыльями, опустился ворон. «Только попробуй каркнуть, – лихорадочно подумала Вера, поднимая с земли камень, – только раскрой свой поганый клюв». Ворон косился на нее блестящим глазом и молчал.

– Кто-то украл шест с кладбища, – смогла наконец выговорить Вера после третьей рюмки настойки. – Украл и приволок в Рудник, представляешь…

– Не может быть.

– Я видела этот гребаный шест! С надписью!

– Это… не знаю… показалось тебе. – Артем пощупал ее лоб. – Может, арматура просто, а надпись рядом была, ну на стене. Никто не стал бы так делать. Людей беспокоить.

Несколько дней после этого Вера просидела дома – мрачно листала московские паблики, мрачно обрабатывала фотографии и монтировала мелкие ролики: как они гуляли по тундре и собирали ягоды, как нашли в пересохшем ручье под узкоколейкой ржавые скобы и гвозди, и Вера была убеждена, что это кандалы давным-давно сбежавшего из местных лагерей заключенного, а Артем, смеясь, говорил, что это какие-то крепления для железнодорожного полотна. В том ролике они были такие беззаботные и веселые, что Вера закрыла ноутбук и отправилась на кухню мрачно лепить домашние пельмени с начинкой из оленины и подосиновиков. Вернувшийся с работы Артем, уже, казалось бы, привыкший к Вериным кулинарным экспериментам, озадаченно посмотрел на припорошенную мукой пельменную горку и сказал, что в морозилку все это вряд ли влезет, да и зачем столько усилий – в соседнем магазине продаются отличные готовые с каким угодно фаршем.

– Но без подосиновиков, – буркнула Вера и ушла плакать в ванную.

Раньше он хотя бы притворялся, что рад подобным гастрономическим изыскам, думала она, тихонько подвывая в полотенце.

Вере всегда нравилось готовить что-нибудь эдакое, выискивать в интернете сложные рецепты, чем больше возни с блюдом – тем лучше. Это было для нее и вызовом, и способом успокоиться… Как-то в Чехии, что ли, она услышала за соседним столиком разговор на ломаном английском – смуглый мужчина воодушевленно рассказывал азиатской паре, как любит готовить домашнюю пиццу, this is my meditation, повторял он, размахивая руками. Вот и для Веры это было медитацией, хотя своего увлечения она немного стеснялась – как-то это было несовременно, нефеминистично, все знакомые с гордостью говорили, что терпеть не могут возиться на кухне.

«Хозяюшка, мужа бы тебе хорошего, чтобы ел урча», – съехидничал ГПТ, когда она проболталась в чате, что приготовила сегодня каре ягненка с розмарином.

Вера умылась, просморкалась и вышла из ванной. На кухне Артем сидел над дымящейся тарелкой с пельменями.

– Очень вкусно, – с набитым ртом сообщил он.

Потом Артем все-таки заметил, что Вера ходит грустная, и предложил на выходных прогуляться в одну из дальних заброшек, до которой она прежде точно не добиралась.

– Сталинский ампир. – Он поднял палец вверх. – И в некоторых квартирах куча всего осталась, и мебель, и даже фотографии.

В этой заброшке Вера нашла целехонькую фарфоровую чашку и сунула в рюкзак – пусть ГПТ обзавидуется, – а потом ей в ноги с торжествующим мяуканьем кинулся будущий Бусик.

И все как-то закрутилось вокруг Бусика, пугающее забылось, будто кот и вокруг него обернулся мягким теплым клубком, как любил оборачиваться вокруг Вериной руки. Артем научился не спотыкаться о миски с водой и сухим кормом, стоявшие теперь на кухне, а Вера вернулась к блогу. Она даже рассказала в нем историю про МАШУ, умолчав, впрочем, про шест. Подписчики оживились, привели горстку новых, а кто-то предложил снять короткометражку в жанре ужасов: как одинокий турист гуляет по заброшенному поселку и видит тот самый рисунок с надписью. Он улыбается, идет дальше, но вновь и вновь натыкается на МАШУ, становящуюся все злее. Турист пугается, бежит, уже видит вдали обитаемые дома с успокаивающим светом в окнах – и тут из-за угла внезапно появляется, будто выпрыгивает стена с огромной МАШЕЙ, у которой руки подняты вверх, а во рту появились острые треугольные зубы… Крик – и фильм заканчивается. Веру аж передернуло, первым порывом было стереть этот комментарий, но «лайки» начали вспыхивать под ним один за другим, и Вера убрала курсор. В конце концов, ей просто попались чьи-то дурацкие, паршиво, между прочим, исполненные рисунки. А шест какие-то вандалы украли с кладбища. Наверняка подростки, они постоянно забирались в заброшки, чтобы пить всякую дешевую дрянь, жечь костры и визгливо гоготать. Может, они даже специально решили напугать Веру, крались за ней следом, перегородили дверной проем шестом, а сами сидели в кустах неподалеку, хрюкая от восторга. Потом небось хвастались друзьям, как здорово напугали блогершу. «Вашего брата у нас не любят»,– вспомнила Вера слова Артема. Блогерша, приезжая фифа, «смузерша», как бросил ей в спину пьяненький мужик на набережной. Обычно, когда местные интересовались, откуда она, Вера отвечала: «С Химок», помня, что «с», а не «из». И это была почти правда, они с этим действительно больше года прожили в Химках…