Жестокий развод в 45 - Михаль Татьяна - Страница 2

Следователь оказался молодым мужчиной. Табличка на столе с его именем «Кичка Геннадий Романович».

Лет ему тридцать, не больше. Волосы зализаны гелем, на щеках лёгкая тень щетины, подчёркнутая нарочно. Глаза узкие, острые, как ножи. И взгляд, от которого по коже пошёл холодок.

Он видел во мне преступницу, а не жену, не мать. А ещё он увидел шанс. Шанс прославиться, показать зубы системе.

– Ну-с, Алевтина Петровна, значит, это вы… Мы уже в курсе ДТП со смертельным исходом, – он положил руки на папку с пометкой о новом деле. – Расскажите, как всё было. Сразу предупреждаю: это не мелкое ДТП, вы убили человека.

Я открыла рот, но слова застряли. Всё, что мы с Демидом репетировали, вдруг вылетело из головы. Вместо фальшивого сценария забился пульс в ушах, появился мерзкий вкус страха на языке, и возникло желание закричать: «Я не делала этого!»

– Я… я ехала по улице Чайковского. Было темно, дождь шёл, – начала я, глядя куда-то в сторону, избегая его глаз. – Я… узнала об измене мужа и… расстроилась. Взяла его машину. Хотела просто поехать, куда глаза глядят, чтобы подумать…

Он усмехнулся.

– Хотели подумать, но сбили женщину. Ехали ночью и не смотрели по сторонам.

Он склонился ближе, и я почувствовала запах дешёвого кофе, а его голос был пронизан цинизмом.

– Прямо скажу, Алевтина Петровна: ситуация у вас как из плохого сериала. И вы в главной роли. Жена известного депутата сбила и убила… Ужасно-ужасно.

Я вздрогнула. Руки вцепились в край стула, ногти впились в дерево.

Он встал и прошёлся по кабинету. Пауза была рассчитана на эффект. Он хотел, чтобы я распереживалась.

– Ваш муж – депутат, у вас есть связи и деньги, но тут очень серьёзное дело, – резко сказал он.

– Я всё понимаю. – Я подняла на него встревоженный взгляд, и на мгновение увидела, как в его взгляде вспыхнула искра злорадства.

– Я тоже всё понимаю. Это дело много мне даст, – он щёлкнул пальцами. – Вы мне в этом сильно поможете. Кстати, коллеги прислали мне фотографии с места происшествия. Полюбуйтесь.

Он положил предо мной планшет и начал листать фотографии. Женщина. Разбросанные туфли и порванная сумка. Кровь на асфальте.

Мне стало плохо.

– Вы хорошо её разглядели? – хищно прищурился он.

Я открыла рот, чтобы сказать, что я этого не делала, но дверь открылась, – вошёл Демид.

Спокойный. Холодный. Как будто не его жену обвиняли в убийстве. Как будто он пришёл просто за документами.

– Я всё слышал. Вы решили давить на мою жену? – спросил он у следователя, даже не взглянув на меня. – Она решила признаться. Сама. Мы даже без адвоката пришли, как вы могли заметить.

– А вы как будто хотите быстрее избавиться от жены, – ухмыльнулся следак.

И я в этот момент поняла, что должна была сказать правду. Но маховик уже раскручен. Я внутри него.

И выхода назад нет.

– Следите за словами…

– Ладно, извините. Так, начнём сначала. Пусть ваша жена всё повторит. Алевтина Петровна, откуда вы ехали? С работы, ресторана, от подруги? – поинтересовался следователь и едва сдержал зевок.

– Алевтина узнала о моей измене, – заговорил за меня Демид, и его голос был гладким, как шёлк. – Это стало для неё ударом. Она взяла мой автомобиль без разрешения и поехала по городу в состоянии аффекта. Никуда не заезжала, просто каталась. В переулке она сбила женщину. Могу только добавить, что как и сейчас шёл дождь, освещённость была не идеальна, а Алевтина не лучший водитель.

Я чувствовала, как всё внутри меня холодеет.

Я хотела закричать. Остановить их. Сказать им, что я ничего не делала! Я не сбивала!

– Всё было так? – спросил меня следак.

Я неуверенно кивнула.

– Простите… Да, всё так, – пробормотала, мой голос был слабым, каким-то нечеловеческим. – Я не увидела её. Я… не хотела этого.

– Прекрати, Аля, – резко сказал Демид, снова прижимая руку к моему плечу. Голос его был тихим, но твёрдым, он уже диктовал мне будущее. – Понятное дело, что ты не специально. Роковая случайность.

Я почувствовала, как мои руки начинают дрожать. Всё внутри меня кричало: «Не позволяй ему это сделать!»

Но я молчала. Признавая свою вину, я уже была мертва, но не могла признать, что я не виновата. Я стала частью этой игры, частью его плана, и отступить теперь было невозможно.

Следователь кивнул и начал записывать наши слова. Он не интересовался подробностями. Для него это было идеальным делом.

Я сидела рядом с Демидом, ощущая, как он сжимает мои пальцы. Но в его глазах не было ни намёка на сожаление. В них не было ничего. Просто пустота. И желание скорее закончить это неудобное для него дело.

– Всё будет хорошо, – тихо сказал он, когда нас проводили в кабинет для подписания протокола.

И я поверила ему. Поверила, что всё будет хорошо. Но ещё не знала, что для меня всё уже кончилось.

* * *

– АЛЕВТИНА —

Мы вернулись в кабинете следователя. Мне вдруг показалось, что воздух здесь стал гуще и удушливей.

Следователь отложил ручку, скрестил пальцы на столе и с хищной улыбкой произнёс:

– Ну что, Алевтина Петровна. По совокупности показаний мы вас задерживаем.

У меня онемели пальцы.

Я переспросила, как будто не расслышала:

– Что значит «задерживаете»? Я же всё рассказала. Это был несчастный случай. Я… Демид, не молчи!

Но заговорил следак.

– Вы сами во всём признались. А это – прекрасная основа для ареста. Особенно, когда сбитый насмерть человек – жена полковника МВД в отставке.

В этот момент я резко обернулась.

Демид стоял у стены, как статист из дешёвого сериала.

Никакого гнева, ни единой вспышки ярости и возмущения. Только лёгкая морщинка между бровей и растерянная ухмылка. Он даже не сделал шаг в мою сторону.

– Демид, скажи что-нибудь, – выдохнула я. Голос дрожал, как подмороженная струна.

Он пожал плечами и как-то сухо и без особых эмоций произнёс:

– Может, переведём мою супругу под домашний арест? Зачем же задерживать? Она сама пришла с повинной, всё рассказала. Сделайте снисхождение, господин следователь.

Он помотал головой, медленно поднялся со своего места и резко ответил:

– Ваша жена сбила насмерть человека! Ни о каком домашнем аресте и речи быть не может!

Нажал на селектор и рявкнул:

– Конвой сюда!

Я схватила мужа за руки и отчаянно прошептала:

– Ты же обещал… Ты же сказал, что всё будет хорошо… Демид…

– Так и будет. Не переживай, Аля. Сейчас поднимется шум… Но всё уляжется. Я подниму всех адвокатов, родная. Обещаю, тебя очень скоро вернут домой. Только будь спокойна. Не переживай, хорошо?

Быть спокойной?

Не переживать?

Следак слышал нас и зло усмехнулся.

Через две минуты в кабинет вошли двое в форме.

– Надевайте, – он бросил кивок на меня, и один из них вытащил наручники.

– Нет! – я вскочила, пятясь, как загнанное животное. – Вы что творите? Я не совершала этого! Я никого не сбивала!

Я обернулась, с надеждой, с отчаянием – муж так и стоял у стены, как примороженный!

– Демид! – голос мой сорвался. – Ты скажи правду, что я… что это не я!

Металл защёлкнулся на запястьях. Щелчок прозвучал, как выстрел. Я застыла. Меня всю затрясло. Тошнота подступила к горлу, глаза заслезились.

Это была не я. Это была не я за рулём. Это был мой муж. Муж, мать его. И он стоит и ничего не делает и не говорит!

Зачем… Зачем я согласилась взять вину на себя?

– Аля, не устраивай цирк. Я всё решу. Пожалуйста, услышь меня.

– Уводите её, – кивнул следователь. – Пока она не наговорила на себя лишнего… Советую вам молчать, гражданка Вронская, вести себя тихо и ждать приговора.

Конвой потянул меня на выход.

– Я взяла вину на себя ради тебя, придурок! – сорвалось с моих губ.

– Аля, прекрати! – прошипел супруг и сверкнул на меня гневным взглядом. Испугался, сволочь.

Я задёргала руками, потребовала, чтобы с меня сняли наручники.