Родная гавань (СИ) - Старый Денис - Страница 3

Сражение выиграно по всем пунктам!

Михаил Илларионович Кутузов (после Бородино)

Крепость Перекоп

18 апреля 1735 года

— Да что же, чёрт возьми, там происходит⁈ — генерал-майор Юрий Фёдорович Лесли указал в сторону крепости. — Русские люди погибают! Гвардия умирает! Мы безмолвствуем!

— Вам ли говорить о русских людях! Кто вы⁈ Шотландец? Швейцарец? Ещё одно слово — и я прикажу вас арестовать! — разбрызгивая слюни, надрывая свой старческий голос, кричал в ответ генерал-лейтенант Леонтьев.

Командующий хотел проучить этого мальчишку Норова. Баловня судьбы, не по чину смеющего говорить с самим командующим. Был бы Норов не гвардейцем, а простым армейским офицером — Леонтьев бы уже давно предал бы его суду. Нашел бы за что. Но генерал-лейтенант понимал, что найдутся люди, которые заступятся за Норова.

А ещё Леонтьев понимал, что в этом споре мальчишка его переиграл. Если гвардия возьмёт Перекоп таким малым числом воинов, то неминуемо будут большие потери среди элитных русских воинов. С генерала за них спросят. Гвардия все больше превращалась из только лишь боевого подразделения в политическую силу, с которой многие заигрывают.

Если сейчас, феноменально удачно начавшуюся атаку гвардии, турки отобьют, то с генерала опять спросят: почему он вовремя не поддержал так хорошо начавшийся штурм крепости. И ведь найдутся те, кто доложит на верх обо всем, что тут происходило. Тот же генерал-майор Лесли сделает это.

Леонтьев видел, что он должен поддержать не менее, чем тремя полками штурм Перекопа. И сделать это нужно было ещё минут двадцать назад. Сейчас же уже нужно пускать в бой большую часть армии. Он уже проиграл. Леонтьев проиграл спор. Так почему бы всё-таки не выполнить свой долг перед Отечеством?

— Генерал-майор Лесли, ваша дивизия готова выступить прямо сейчас? — с суровой обречённостью спросил генерал-лейтенант.

— Готовы, господин генерал-лейтенант! — мгновенно выдал ответ Лесли.

— Генерал-майор Фермор, распорядитесь передать господину Лесли из вашей дивизии два полка уланов! — отдал ещё один приказ генерал-лейтенант.

Юрий Федорович Лесли, не медля, развернул своего коня, направляясь на восток, где уже готовая к бою была его дивизия.

Сам же генерал-лейтенант так же решил приблизиться к месту сражения. После же можно будет сказать, что он участвовал, даже командовал штурмом. Важно только «посветить лицом», да и смелость свою показать.

При Леонтьеве всегда находился единственный к этому времени, недавно сформированный, полк кирасиров. Генерал-лейтенанту нравилось, как грандиозно выглядит любой его выезд в сопровождении таких молодцов. Так что он быстро приказал собрать собственное охранение, намереваясь одним из первых, к сожалению, скорее всего, после гвардейцев, войти в крепость.

Если после правильно подать эту информацию государыне, то многое спишется, не будет учтено плохое, а хорошее можно чуточку и подправить в нужную сторону. Императрица, да и большинство придворных, любят блеск побед. До такой степени, чтобы от этого блеска щурились глаза и не были видны все допущенные ошибки, ручьи крови и финансовые потери.

Даже будучи стариком, Леонтьев прекрасно держался в седле. Он ехал в окружении сверкающих на внезапно появившемся солнце доспехов кирасир. Генерал-лейтенант старался быть величественным и делать вид, будто держит ситуацию под контролем. Словно всё то, что сейчас происходит, и есть гениальный план великого тактика и полководца.

Шагов за двести кирасирский полк приостановился. В воротах, ведущих в Большой город, или в Большую крепость, было сущее столпотворение. Леонтьев скривился. Он видел, как рвутся в бой башкирские воины, как они относительно организованно, по два всадника, проникают внутрь крепости. Процесс этот всё равно занимал немалое время. Ещё более трёх сотен башкир стояли в очереди.

А сверху, на стенах, всё ещё кипел бой. Стена не взята под полный контроль отрядами гвардейцев. И не сделано это, скорее, потому, что защитников крепости было численно намного больше. Гвардейцы отстреливались, используя пики, постепенно, метр за метром, отжимали у турок стену. Но процесс этот был бы ещё очень долгим и сулил бы многие и многие потери, если бы уже не стали действовать башкиры, растекаясь малыми отрядами вдоль стены внутри периметра крепости.

Кашин был примерно в центре того участка стены, который пока удавалось держать под контролем гвардии. Благодаря слаженной работе гвардейцев и большому количеству пистолетов у них пока удавалось нивелировать численное преимущество врага. Но был риск того, что скоро порох и пули закончатся. Настолько много стреляла гвардия.

Подпоручик Иван Кашин мог бы подумать о том, что эта волокита на стене — это даже не про то, что необходимо взять всю крепость под контроль имеющимися силами. Это про то, что нужно выиграть время. Дождаться прихода подкреплений. И тогда численное превосходство будет уже на стороне русской армии.

У Кашина была своя задача. Когда все взоры гвардейцев были обращены по сторонам, когда внутри отвоёванной стены только тем и занимались, что маниакально быстро перезаряжали свои пистолеты и фузеи, чтобы сменить братьев по оружию впереди, Кашин направил огромное турецкое нарезное ружьё на север.

Ружьё было штуцером, но в полтора раза больше, чем те, с которыми Кашину пришлось уже работать. Удержать такое оружие, чтобы произвести прицельный выстрел, было невозможно. Так что Ивану пришлось облокотить его на выступы крепостной стены.

— Ох, и должен ты мне будешь, командир! — сказал Кашин, прицеливаясь.

Его слов никто не должен был услышать. Вокруг стоял гомон, крики, грохот выстрелов, сыпались проклятия, стонали раненые. Никому не было дела до того, кто будет должен подпоручику, и как будет возвращаться долг.

— Бах! — сразу две пули устремились по нарезному каналу ствола, исполненного турецким мастером.

Отдача была столь велика, что Кашин не смог удержать оружие. Карамультук упал со стены, а Кашин завалился на спину, запутавшись в своих ногах, когда вынужденно попятился назад. Благо что он упал со стены.

— Чего ж вы так, ваше благородие? Раненый, али как? — оказавшийся рядом солдат поинтересовался здоровьем офицера.

— Всё добре, — сказал Кашин, спешно поднявшись, направляясь к краю стены.

Солдат пошёл заниматься своей работой, передавать заряженные пистолеты в первую линию, а Кашин прильнул к зрительной трубе, что временно передал ему командир.

Что-либо рассмотреть более чётко не получалось — обзор закрывали множество спешившихся кирасир, которые обступили генерал-лейтенанта. Леонтьев упал с коня, значит попадание случилось.

Кашин был уверен, что попал. Расстояние было примерно в двести шагов, оружие подпоручик уже успел проверить во время боя, пусть и отбил себе плечо до состояния сильного ушиба. Подпоручик понимал, как и куда целиться, и что нужно брать немножко ниже.

Штурм крепости продолжался. Уже удалось взять под полный контроль ворота, даже немного их расширить, чтобы туда смогли проходить уже по три воина. Лесли, вопреки уставам, даже без барабанного боя гнал свои передовые полки. Солдаты и офицеры непривычно для себя бежали. Строй ломался, но все прониклись моментом, не роптали, подгоняли быстро запыхавшихся солдат. В то самое время, когда и у офицеров сердца стремились вырваться наружу, а сбитое дыхание мешало членораздельно говорить.

Но что участь Большой крепости была решена. А без Большой крепости Малая самостоятельно не могла бы продержаться и дня. Возвышающиеся над Малой крепостью артиллерийские позиции просто методично бы уничтожали остатки гарнизона.

Победа была. Но какова её цена?

Одновременно с тем, как только до меня дошло известие о «героической», как это уже преподносится, гибели генерал-лейтенанта Леонтьева, начали подходить полки дивизии Юрия Фёдоровича Лесли. Я тут же отдал приказ всем своим бойцам уступить место новоприбывшим на крепостной стене.