Развратный (ЛП) - Мерлин Эй Джей - Страница 9

— Что тебе вообще нужно?

— Штучки для готовки печенья, — говорит он, засовывая руки в карманы и по-мальчишески ухмыляясь мне. — Слушай, у меня своего рода зависимость, и я помешан на сахаре. Этот отпуск был продуманным предлогом для приготовления печенья. Возможно. И ты разобьешь мне сердце, если скажешь, что для этого нужно сходить в магазин.

— Нет, ненужно, — встав, прохожу мимо него.

Он слегка сдвигается, давая мне как раз достаточно места, чтобы идти, но я не говорю ни слова, случайно задевая его руку.

Как далеко простираются эти татуировки? Я не могу не задаться вопросом снова.

— Ты идешь? — спрашиваю я, когда он не двигается, и я почти дохожу до двери.

Вирджил поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза сузились, и когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, он снова закрывает его. И лишь потом отвечает:

— Да, извини. Твоя собака просто не хочет, чтобы я куда-то уходил.

Это правда, и ему требуется время, чтобы заставить Вулкана отойти, чтобы он смог последовать за мной в буфет за зефиром, крекерами и шоколадом.

— Я вернусь за добавкой, — говорит он мне, размахивая пакетом, и поворачивается, чтобы уйти. — Так что убедись, что у тебя есть запас, хорошо?

— Ты мог бы просто сходить в магазин, — указываю я, фыркая, когда он направляется к двери. — Ну, знаешь, в настоящий магазин?

Он не отвечает вслух, но качает головой и снова выходит из здания, пакет покачивается у него на боку.

Этой ночью я снова засыпаю на диване с включенным телевизором, который помогает мне забыть прошедший день. Так проще, когда я могу держать телевизор включенным и достаточно громким, чтобы отвлечь себя от звонка отчима.

У меня еще не нашлось времени позвонить маме, хотя я хочу. Мне нужно, но я не знаю, что сказать. Я тоже не хочу втягивать ее в это снова, и я знаю, что она будет настаивать на том, чтобы приехать из Коламбуса, или чтобы я вернулась домой вместе с ней.

Но я не хочу переезжать домой. Мне надоело жить так, когда со мной обращаются как с хрупкой, и я чувствую, что едва могу позаботиться о себе. Возможно, жизнь в кемпинге не является чем-то удивительным или воплощением того, что я должна делать в двадцать семь лет, но мне это подходит.

И мне здесь нравится.

Боже, я просто надеюсь, что мой отчим не попытается отнять это у меня. Или, что еще хуже, преуспеет в этом.

Мне кажется, что я только что задремала, когда чей-то холодный нос прижимается к моей руке. Я стону и переворачиваюсь на диване лицом в другую сторону.

На этот раз Вулкан нащупывает мое плечо. Он тихо поскуливает, и, наконец, я сажусь и смотрю на свою темную овчарку, которая стоит рядом с диваном и с надеждой виляет хвостом.

— Ты что, шутишь? — тихо бормочу я, слыша, как из соседней комнаты доносится храп Аргуса. — Ну ты же должен шутить, да?

К сожалению, он, похоже, не шутит. Я с трудом поднимаюсь на ноги и смотрю на телевизор, пытаясь сориентироваться и проснуться перед выходом на улицу. И все же, я бы предпочла поспать. Но также я рада возможности переодеться из джинсовых шорт в более мягкие шорты для сна.

— Пожалуйста, не уходи в лес, — умоляю я, подходя к двери и открывая ее.

Я включаю свет другой рукой, щурясь и стараясь не смотреть на лампу на крыльце, которая, даже в тусклом состоянии, слишком сильна для моего одурманенного сном мозга.

Как и следовало ожидать, Вулкан заходит за хижину, направляясь к очагу и столу для пикника за ним. Однако на этот раз мои ботинки стоят у двери, и я надеваю их на случай, если он не вернется секунд через двадцать. Не может быть, чтобы ему нужно было сделать что-то большее, чем просто пописать.

Я беру свой телефон со столика у двери, куда я его бросила, и вздыхаю. 3:30 ночи. Я собиралась встать через четыре часа, и хотя я предпочла бы проснуться сейчас, чем за тридцать минут до того, как мне нужно будет вставать, я все равно предпочла бы спать.

Мне требуется еще несколько секунд, чтобы понять, что Вулкан не вернулся, и я его не слышу.

— Боже, мне придется посадить тебя на поводок, — бормочу я себе под нос, гадая, сохранился ли у меня длинный тридцатифутовый поводок, на котором я его дрессировала.

Он никогда раньше так со мной не поступал. Обычно он приходит и уходит, когда ему нужно идти ночью, и это не было несколько ночей подряд за долгое время.

Почему он сейчас такой странный?

— Вулк? — зову я, надеясь, что он прибежит обратно.

Он этого не делает.

Небольшое количество страха поднимается по моему телу, впиваясь ледяными когтями во внутренности, когда я выхожу на крыльцо и включаю гирлянды.

— Вулкан! — на этот раз я зову громче и подхожу к очагу.

Его там нет. Его нет и среди окружающих деревьев, насколько я могу видеть. Это не похоже на него. Он неразговорчивый, недружелюбный, и у него недостаточно охотничьего инстинкта, чтобы я когда-либо по-настоящему беспокоилась о том, что он сбежит. Во всяком случае, с тех пор, как он был намного моложе.

Я шаркают по гравию, и на мгновение радуюсь, что оставила обувь у двери на всякий случай. Я надеялась, что Вулкан не захочет снова выходить наружу, но я ошиблась.

Добравшись до опушки леса, я останавливаюсь, вглядываясь в абсолютную кромешную тьму деревьев, которые едва освещает свет из хижины. Через несколько футов все погружается в кромешную тьму, и я едва могу ясно разглядеть больше, чем первые несколько рядов деревьев.

Я ничего не могу с собой поделать. И сжимаю руки в кулаки, а сердце делает несколько предупреждающих ударов в горле, когда звуки сверчков и лягушек становятся громче.

Я боюсь темноты. Не всегда, но прямо сейчас, стоя здесь в одиночестве, я ничего не могу поделать с нарастающим страхом в моей груди или с тем, как чернота изгибается и расползается вокруг меня.

— Вулкан! — зову я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Иди сюда!

Я испытываю благодарность, когда слышу звук лап, продирающихся сквозь заросли, и через несколько мгновений вижу свою собаку, радостно виляющую хвостом и навострившую уши. К счастью, он невредим.

— Ты должен перестать заходить так далеко, — говорю я ему, шагая обратно к хижине.

Он поднимает голову при звуке моего голоса, его челюсти шевелятся, как будто он что-то жует. Снова.

— Ты во что-нибудь вляпался? — я останавливаюсь, теперь уже благополучно вернувшись в свет с крыльца, и опускаюсь перед псом на колени.

На то, чтобы открыть его пасть, уходит несколько секунд, и я почти уверена, что найду останки белки или какого-нибудь другого мелкого животного.

Но вместо этого ничего нет. За исключением того, что, когда Вулкан тяжело выдыхает поток теплого воздуха, запах арахисового масла ударяет мне в нос, и я хмурюсь.

— Что за черт? — бормочу я, поднимаясь на ноги. — Как сюда попало арахисовое масло?

Я полагаю, что не невозможно, что кто-то потерял банку, и она оказалась на обратном пути сюда. В конце концов, штормы и ветер - та еще штука. Но все равно это так... странно, я думаю.

Вернувшись в дом, Вулкан направляется прямиком в мою комнату и запрыгивает на мою кровать, пару раз сделав круг, прежде чем плюхнуться на матрас и испустить громкий собачий вздох.

— Что ж, извините, ваше величество, — говорю я ему, хватая свою пижаму с края кровати. Я быстро раздеваюсь и пользуюсь моментом, чтобы потянуться, когда полностью обнажаюсь.

Однако на этот раз, когда мой взгляд падает на окно и деревья за ним, я останавливаюсь и хмурюсь.

Почему я продолжаю видеть что-то среди деревьев? Этот вопрос нежелателен, и я натягиваю футболку, прежде чем подойти к окну. Даже если бы там кто-то был, окно для меня находится на уровне бедер, так что я достаточно укрыта, чтобы смотреть на черный лес за моей хижиной.