Бунт (СИ) - Старый Денис - Страница 22

— И что, патриарха ждать не будем? — спросил Иван Кириллович Нарышкин.

— Владыку обождать нужно! Но есть то, что нам бы и без него стоило бы обмозговать, — сказал Матвеев, наблюдая за реакцией братьев царицы.

Матвеев, даже и говоря это, усмехнулся своим мыслям. Да… цыплята посчитали, что они уже взрослые петухи со стальными клювами. Если так и есть, то петухи они самые настоящие — голову задерут и давай кричать. И знают недруги, что крик этот — не грозный, он пусть и громкий, но пустой. А у власти должен быть не петухи, а орлы. Чтобы такой не кричал, но чтобы вида его боялись все мыши и крысы вокруг.

Таковым себя считал Матвеев. Да и не только он, многие боялись Артамона Сергеевича. А он уж, было дело, уверился в своей силе. На том и прогорел ранее, когда царю Фёдору Алексеевичу нашептали о злодеяниях Матвеева, и всесильный боярин был сослан.

Ну вот, он теперь здесь. Еще дня не прошло с приезда в Кремль, но он уже понял, что Нарышкины, получив власть, расслабились. Из головы Матвеева не выходили те слова стрельца, что сейчас в темной сидеть должен. Не был стрелец юродивым, не показался он и дурнем неразумным. Матвеев видел и оценил взгляд юноши — уверенный, несообразный возрасту, умный.

И теперь Матвеев, примерявший на себя роль главы клана Нарышкиных и еже с ними, хотел проверить слова стрелецкого десятника. Пусть у того и были умные глаза, уверенность в своих словах. Но проверить нужно. Это дело быстрое, достаточно же просто задать прямые вопросы.

А если десятник будет прав в одном? То что же, может не лгать и в другом? Золото? Серебро? Матвеев отчего-то был уверен, что десятник стрелецкий еще чего-то не договорил.

— Юрий Алексеевич, — обратился Матвеев к Долгорукову. — Вот как на духу, поведай государю нашему, как обстоят дела в Стрелецком приказе. Нет ли там умыслов крамольных?

— А и да! — звонким голосом проявил себя государь Пётр Алексеевич. — Расскажи-ка, Юрий Алексеевич, как дела у стрельцов! И когда мы пойдём воевать? На Крым ли, или ляхов бить будем, как батюшка мой? Застоялись стрельцы и поместные без дела!

— Сперва, Пётр Алексеевич, понять надо, есть ли вовсе войско в России? — настаивал на ответе Матвеев. — Али сброд токмо.

Царица улыбнулась и многозначительно посмотрела на собравшихся мужей. Мол, вот вам полноценный Артамон Сергеевич Матвеев. Хотели как можно быстрее усилиться его именем? Так вот он! Выньте — да положьте, выпейте — да закусите. Матвеев в своей красе.

Так вышло, что Наталья Кирилловна более всех остальных общалась с Артамоном Матвеевым. И знает, что это за человек, насколько он волевой, и как не терпит рядом с собой слабых да убогих.

Ещё раньше, когда был жив царь Алексей Михайлович, чуть ли не каждый день Матвеев наставлял Наталью Кирилловну, как ей вести себя с мужем, что у него спросить, а что ответить. Братья царицы, которые сейчас сидят за столом и недоумевают от, как им кажется, наглости Матвеева, не знают еще, с кем связались. Они-то чаще получали подарки от Матвеева или же приглашение на обед. А вот дел никаких обстоятельных с боярином не вели. Не знают, каким может быть Артамон Матвеев, когда дела решает.

— Ну же, Юрий Алексеевич, ты чего не рассказываешь нам, как стрельцы? Изготовлены ли они к походу славному? — непоседа Пётр не забыл о сути вопроса.

Более того, и многие присутствующие это знали, — если Долгоруков не начнёт рассказывать про состояние дел в Стрелецком приказе, государь будет гневаться. Он мал, десять летов исполнится лишь скоро, но коли чего уже удумает, так будет настырничать, а своего добьётся. Ум пытливый у Петра, даже кажется порой, что излишне. Если хочет ответов, получит их. Или же криком изойдёт.

— Петруша, шёл бы ты погулять. А придёт владыка-патриарх, так отправлю за тобой, — наседничала Наталья Кирилловна.

Пётр Алексеевич с недовольным видом посмотрел на свою мать, но послушался. И если бы царица предложила погулять ещё до того, как Матвеев стал задавать вопросы Долгорукову, так Пётр и вовсе бы обрадовался разрешению. Как искренне считал десятилетний царь, сидеть на троне — не для него. Сидя сиднем врага не победить.

Посмотрев вслед нехотя уходящему государю Петру, понимая, что придется и ему что-то рассказывать, чтобы не рассориться с десятилетним царем, Долгоруков начал говорить:

— Не все ладно со стрельцами. Пыжова отправлял я прознать…

— Даже я ведаю, что Пыжова стрельцы не поважают. Ты что же, ныне еще больше желаешь супротив себя стрельцов поставить? — взъярился Матвеев. — Живете да праздники празднуете. А где стража Кремля? Когда меня ссылали, тут было не меньше полка разными сотнями или ротами с разных полков. Нынче что видно? Две полусотни стражи?

— А ты, Артамон Сергеевич то есть, кабы оры подымать, напраслину на нас? — подал голос до того молчавший Кирилл Полиектович Нарышкин, дед царя, ну и радоначальник рода Нарышкиных.

— А ты, Кирилл Полиектович, забыл поди, кто я — и что я сделал для тебя? — зло сказал Матвеев.

И тут он увидел, что все смотрят на него, как на лишнего. Жили уже эти люди в своих иллюзиях, а приехал Артамон Сергеевич — и нарушил радостный мирок своими вопросами и подозрениями. Того и гляди, выгонят. И могут же. У Матвеева в Москве нет даже его боевых холопов, хотя бы сотни бойцов, которые встали бы на защиту боярина. А больше Матвеев и никто, ибо не успел получить должность.

Он помолчал и вскинул ладонь.

— Всё, други моя, не вините! Блага всем желаю, от того и серчаю, — пошел на попятную Матвеев. — Но давайте послухаем стрельца одного.

— Он убил полковника! — воспротивился Долгоруков. — Чего слухать его. Али то, что посулил злато и сребра тебе, Артамон Сергеевич привлекло?

— Злато? Сребра? — вдруг спохватился еще один брат царицы, Афанасий Кириллович.

Этот был молод, но уже имел чуть ли не под сто тысяч крепостных и многие иные богатства. И, как видно, хотел и еще большего.

— А вот послухаем, что скажет и про злата, — усмехнулся Матвеев и обратился к Долгорукову. — Ты, Юрий Алексеевич, распорядись, дабы привели стрельца. Поговорим с ним.

Москва. Кремль

12 мая 1682 года

Итак, на чём я остановился? Внедрение полупроводников, подготовка космической программы — и всё это к концу XVIII века. Уже вовсю рассекают небесную гладь русские винтовые самолёты, готовится к серийному выпуску реактивный летательный аппарат…

Вот до чего может довести воспалённая фантазия человека, сидящего в кромешной тьме уже несколько часов. Хотя кто его знает — ощущение времени здесь такое, что можно легко ошибиться как в большую, так и в меньшую сторону. Часы это, дни — или минуты?

У меня уже состоялось два боя, почти что благородных поединка. И не сказать, что случилась моя безоговорочная победа. Первая крыса напала так внезапно, что я в этой темноте не успел среагировать и теперь сижу с дыркой на шароварах и укусом на икроножной мышце ноги.

Но больше всего досталось второй. Как и первую её товарку, я прижимал со всей силы, а потом сделал взмах ножом. Вот бы только не получилось так, что это моя единственная еда. Надеюсь, что всё-таки здесь кормят. Хоть бы как кормили, а то кушать крысиное мясо пока мне противно.

Ну, из прошлой жизни я знал, что голод — не тётка. И что не стоит разбрасываться крысиными тушками, тем более, что я уже нашёл на ощупь ту норку, откуда ко мне могут прийти нежданные гости. И заткнул эту дырку частично шапкой, в которую для объема запихнул пояс.

Но духом я не упал, да и не видел к этому особых причин, на самом деле. Напротив, наслаждался тем, что вновь захотел жить. Ведь ещё только день назад, или немногим больше, когда Горюшкины из будущего получили заслуженное возмездие, я ни на полушку не ценил свою жизнь.

И вот теперь моё подсознание, словно за спасательный круг, хватается за любую, даже мало-мальскую причину, чтобы жить. А я и не собираюсь сопротивляться этим процессам. Ведь думающему человеку важно быть сопричастным к каким-то делам.