Бунт (СИ) - Старый Денис - Страница 17

— Да он это! — недоуменно сказал «шакал». — Побожиться могу!

— Так ты что, лжу возводишь⁈ — прошипел Пыжов на меня, хватаясь за эфес своей сабли.

Он бы и извлёк клинок, но рука стоящего рядом с Пыжовым мужика помоложе упала сверху на пыжовскую саблю.

— Не нужно, брате, — сказал тот, явно более рассудительный из пришедших.

Было с чего этой делегации и вовсе уйти прочь. И без того многие стрельцы так и не покинули двор внутри Стрелецкой усадьбы. А сейчас, будто бы всем пришло сообщение на телефоны, стрельцы вновь собирались в толпу.

Я чувствовал, что если сейчас скажу им растерзать этого Пыжова и всех тех, кто с ним пришёл, то так оно и будет. Нет. Лишней крови не хотелось. Но еще предстояло определить, является ли кровь пыжовская лишней.

— Сие — бунт? — явно испугавшись, спрашивал Пыжов. — Стрельцы бунтовать вздумали? Али не ведаете, что я нынче на посыльных у Юрия Алексеевича Долгорукова. Супротив его пойдете? Так он над всеми стрельцами голова.

Интересно тем временем повела себя охрана Пыжова. Трое его стрельцов попятились в стороны, будто бы и вовсе не знают того человека, рядом с которым стояли. Да они вообще тут мимо проходили. И мне даже показалось, что подобная реакция стрельцов была связана не столько с их трусостью, сколько с тем, что им стало стыдно.

Да и все здесь смотрели на Пыжова с неким презрением — тем же, что читалось в голосе дядьки Никанора.

— Так что, бунт? — повторил свой вопрос Пыжов, словно бы не чуя этой неприязни.

— Пошлите в дом, там и поговорим, — сказал я.

Я посчитал, что уйти эти дельцы могут в любой момент. Но для них это будет точка невозврата. Явно, чтобы скрыть свою трусость, оправдать невыполнение поручения — кто-то же поручил им прийти меня арестовывать — Пыжов и его компания придумают такие небылицы, что все стрельцы окажутся обвинёнными в измене, со всеми сопутствующими.

Нет, до этого доводить нельзя.

Это если бы уже во всю бушевал бунт, плевать было бы на всяких Пыжовых. А быть теми, кто станет сакральной жертвой, что первыми положат головы во имя справедливости до по подложным обвинениям — не хотелось.

— Вот. Читай, Потап Климентьевич, — сказал я, передавая один из экземпляров челобитной.

Пыжов читал. Пыжился, но читал. Хотел было Пыж что-то гневное сказать мне, но вновь его остановил, наверное, всё же брат. Они были даже чем-то похожи, только у одного — у брата Пыжа — глаза были явно умнее.

— И кто хотел челобитную нести? — спросил Пыжовский брат.

— Я и собирался сам это делать. Со мной приключилось — мне и слово держать, — сказал я.

Пыж вновь привстал, намереваясь что-то сказать мне.

— Не нужно! — предупредил я, бросая угрожающий взгляд в сторону Пыжова.

С неслабым хлопком ударилась рука более рассудительного брата по плечу Потапа. Пыж даже немного дрогнул от такого хлопка и вновь сел на лавку. Чуть отвернулся в сторону, схватил кувшин с квасом и начал пить, чтобы чем-то заняться, делая вид, что-то ли нас не замечает, то ли его тут нет.

— Вы и приведете меня в Кремль. Сказано же — привезти. А батюшка наш, Юрий Алексеевич Долгоруков, нынче же в Кремле? — я дождался утвердительного кивка сразу двух братьев Пыжовых, после продолжил: — Вот и доставите меня. И вы волю главы Стрелецкого приказа исполните, и я челобитную подам.

Разве же я не увидел хитрецу в глазах Пыжовых? Увидел, конечно. Ну, так или иначе, а в Кремль попасть нужно. До этого была идея пойти достаточно большим обществом через какие-нибудь из открытых кремлёвских ворот. Одному ну никак не пройти, чтобы другие стрельцы или, например, служивые люди полков иноземного строя просто тумаков на воротах не надавали и не отправили обратно. Пойдёшь один — почти наверняка так и поступят.

— Сыне, не ходи с ними, — покачал головой отец, наблюдая за тем, как я размышляю.

— Пойду, отец. Держи стрельцов. Не будет меня три дня — вот тогда и решайте, может, и стоит прийти под стены Кремля и спросить обо мне да о челобитной, — сказал я и направился к выходу. — Не бунтуйте, меня токмо спросите. Но думаю я, что к тому времени все будет со мной добре.

— Хоть бы девку какую обрюхатил, хоть бы и в блуде… Как же так… дитя себе не народил, а сам уже на плаху рвёшься… — запричитал отец, но я уже не стал его слушать.

Я сам сел на телегу. Улыбнулся. Верёвка была рядом со мной, но я сразу обозначил, что вязать себя не дам. Два пистолета, засунутые за широкий пояс, сабля, нож — я был готов постоять за себя. Да и не требовалось это. Стрельцы моего полка провожали нас не только по выезду из Стрелецкой усадьбы Первого Стрелецкого полка, но почти что и до Кремля. А Пыжовым все время приходилось посматривать то на сопровождение, то на мои пистолеты, которые я держал в руках и рассматривал, будто диковинку какую.

На самом деле, я думал, как можно наладить производство даже не таких пистолетов, а хотя бы по примеру тех, что использовались перед самым появлением капсюля и унитарного патрона. Ведь можно же…

Как бы то ни было, но я нашел бесплатный трансфер до Кремля. Ну а там… Вряд ли мне обрадуются. Люди вообще не любят, когда их будят, не дают сладко спать. Так что агрессия по отношению ко мне возможно. Но если и дальше окружение царя будет пребывать в дреме, то бунту быть. Рекам крови не миновать.

Но не сидеть же под лавкой и не быть сторонним наблюдателем событий! Да и поздно уже…

Москва. Кремль

11 мая 1682 года

Площадь — не красная, Москва — не такая уж и златоглавая, и солнце — долбаный фонарь! Вот такое настроение стало меня одолевать.

Нет, я не упал духом. С чего бы? Делаю то, что должно, стараясь предугадать, что из этого получится. Мне нужно попасть в Кремль? Я уже еду туда. Нужно поговорить с власть имущими? Есть все шансы для этого. Что будет потом? Свои расчеты имею и на последствия разговора.

И нет причин для уныния. У меня же и вовсе такие обстоятельства, что даже неврастеника могут убедить не нервничать. Ну, не получится в этой жизни, будет другая. А не будет её… Так когда я стрелял в сынка олигарха Горюшкина, то отдавал себе отчёт, что жизнь моя отсчитывает последние свои… если не минуты, то часы наверняка. Теплилась надежда на справедливость, на суд. Но всё равно избежать тюрьмы никак не вышло бы.

Вот и стал я фаталистом. И до сих пор это во мне не выветрилось, пусть и постепенно и неуклонно вытесняется иными эмоциями. Да и сколько времени прошло, чтобы так уж измениться? День, два? Всего лишь один день, да и тот не закончился.

Однако такое ощущение, что минул целый месяц.

Солнце катилось к закату, поднялся прохладный ветерок, приносящий не самые приятные запахи, когда я в сопровождении, но никак не под конвоем, Пыжа и его команды приблизился к Спасским воротам Кремля. Шли, так сказать, через парадный вход.

Дошли… И тут, словно мы пересекли какую невидимую черту, поведение Пыжова ожидаемо резко сменилось. Он даже попробовал было толкнуть меня в плечо, но я увернулся, а сам Потап Пыж в итоге чуть было не завалился. Затевать же ссору здесь, уже под стенами Кремля, не стоило. Но то, что этот хмырь нажил себе врага, точно. Дай срок и удачи, разберусь с текущими задачами — и поквитаемся.

Береги честь смолоду! Так говорила моя мама старшей сестре. Когда мой отец погиб, мать стала, наряду с дедом, главным наставником в моей жизни. А я все слушал — и по-своему воспринимал слова матери. Как оказалось, с возрастом противоречий с материнской наукой не возникло, напротив, готов добавить с десяток похожих выражений. Так что за свою честь и достоинство я всегда стоял и стоять буду. И не позволял себя штурхать, как невольника какого на рабском рынке.

Но и разум же иметь нужно. Понимать, когда время платить по долгам, а когда и обождать, чтобы не навредить себе.

— Тут ли батюшка наш Юрий Алексеевич Долгоруков, али убыл? — спросил Пыжов у стрелецкого сотника, как несложно было догадаться, командира караула у Спасских ворот.