Не кормить и не дразнить! - Востоков Станислав Владимирович - Страница 2

Однако выходит жираф Самсон каждое утро из дверей и кланяется. Я-то сначала думал – здоровается. А потом понял – низка ему дверь, потому кивает Самсон, каждый раз выходя на прогулку. Но как привыкаем мы к старой своей одежде, так и Самсон привык к своему дому.

Перевели его бывших соседей – жирафов – на новое просторное место, а оранжевый Самсон так и живёт одетый в свой оранжевый дом, как в пальто. И каждый раз, выходя на прогулку, кланяется. Шея-то у него вон какая! Поневоле кланяться начнёшь!

Есть у нас в зоопарке монал. Посетители подходят к его клетке и начинают искать, кто же такой монал? Что за зверь? Не козёл ли? Однако никаких зверей внутри не видно. Ни козлов, ни каких-либо других. А зверь монал сидит в углу, невидимый, и смотрит оттуда на людей. Куст кустом. Только головой иногда крутит с хохолком чёрным и крыльями поводит серыми с жёлтыми пятнами. Потому что он – птица.

Посетители часто спрашивают:

– А где у вас тут бегемот? Почему нет бегемота?

А бегемота нет. И начинаешь себя очень неудобно чувствовать по поводу такого упущения, будто это ты бегемота из Африки не привёз.

Посетители укоризненно качают головой.

– На что же у вас тут смотреть, если бегемота нет? Не на обезьян же.

– Почему не на обезьян? – отвечаешь. – Как раз на обезьян. Ведь некоторые из них тоже из Африки. И бегемота там, наверное, видели!

Приходят посетители Московского зоопарка в Обезьянник. А там за стеклом различные наши родственники сидят – макаки, гиббоны, а главное – гориллы. Люди начинают в стёкла стучать и рожи обезьянам корчить. А те смотрят и думают: «Что же такое наши родственники хотят сказать? Не здоровьем ли интересуются?»

И подходят к самому стеклу, улыбаются, чтобы показать – здоровье ничего, Бог милует.

А посетители за стеклом этому радуются и начинают ещё сильнее лица кривить.

Тогда обезьяны отворачиваются от стёкол и говорят друг другу:

– Нет, не здоровьем они интересуются. Дразнятся. Потому что невоспитанные.

И воспитанно выходят в летние выгулы.

Я всё думал – сколько слонов Московскому зоопарку в самый раз? Один? Два? Или больше? Потому что зоопарк всё-таки не какой-нибудь, а столичный, и слон – зверь не последний.

Оказалось, их в зоопарке – шесть! Во как! Шесть непоследних слонов в главном зоопарке. От этого наш парк даже как-то ещё столичнее делается и главнее. Не в каждом зоопарке – шесть слонов! Три африканских и три индийских. А ведь ещё и для других животных места хватило! Например, для лисиц.

А слоны, видимо, думают: «Вон сколько нас здесь собралось! Наверное, больше нигде не осталось!»

Увидел я как-то в Московском зоопарке бассейн с огромными голубыми окнами, через которые можно прямо в синюю глубину посмотреть: кто же там плавает?

Стал я всматриваться в синюю глубину и ничего, кроме этой глубины, не увидел. Уж не глубину ли тут показывают? Вон, мол, какая глубокая у нас глубина тут и какая синяя!

Совсем глаза уже выкатил, и вдруг мелькнул мимо окна силуэт, махнул ластами и пропал.

– Батюшки, кто ж это?

– А вы на табличке прочитайте! – посоветовал голос из-за спины.

Послушал я голос из-за спины и прочитал на табличке у окна: «Калифорнийский морской лев».

– «Калифорнийский морской лев» написано! – ответил я.

– Ну! – отозвались из-за спины.

– А в бассейне-то кто? – спросил я.

– Как кто? – удивился голос. – Калифорнийский морской лев.

– Глупости, – не поверил я. – Львов я видел. Они с гривой – жёлтые. А тут глубина одна синяя. Её тут и показывают.

И пошёл дальше.

Устроился я работать в Птичий отдел, на фазанью кухню. Рядом попугайная – там для попугаев еду готовят, а наша – фазанья. Попугайная в хорошей комнате находилась, а наша в кишке какой-то, похожей на коридор. Поэтому и жизнь у нас на фазаннике была какая-то коридорная, неуютная. Ни чаю толком попить, ни пообедать. А чай в зоопарке не последнее дело! Многие в зоопарк вообще приходят только чай пить. Вахтёры, например. Попили чай до шести часов и домой – ужинать. Иногда только в окошки смотрят, чтобы кто чужой в зоопарк чай пить не прошёл.

Работает у нас на фазаннике Зина. Такая маленькая, что у неё даже фамилия Муравьёва. Ей все спецовки велики. Поэтому она в своём свитере ходит.

А ещё есть у нас зелёный павлин, он Зину очень любит за её рост и с ней драться всё время хочет, постоянно высматривает:

– Где у нас там Зина Муравьёва? Не идёт ли?

И ногами нетерпеливо переступает. А на ногах – шпоры!

Только Зина павлина совсем не любит и к нему всегда с палкой заходит.

– А ну я сейчас тебя! – кричит.

Но павлин человеческого языка ведь не понимает, хотя на палку глядит с уважением и думает, наверное: «Чего это Муравьёва сегодня с палкой пришла? Так подрались бы, а с палкой – не выйдет. Палкой ведь и по голове получить можно!»

А Зина залетит быстро в клетку, корму на пол сыпанёт мимо кормушки и обратно бежит, пока павлин нападать не надумал.

А он смотрит печально вслед Зине и нехотя идёт кушать, потому что любит Зину, но без палки. Какая же с палкой любовь?

Живут у нас в Московском зоопарке антилопы гну. И вправду все какие-то гнутые, с загнутыми, словно велосипедный руль, рогами. И снаружи они гнутые, и изнутри, потому что характер у них тоже – как пружина. Сидит внутри, сидит, а потом как распрямится! И давай гну от этой распрямившейся пружины подскакивать и взбрыкивать по всей клетке! Только ноги в разные стороны! И скачет, пока завод не кончится. А как кончится, тогда служитель Серёга быстро к ним забежит, сена кинет охапку, мусор соберёт и назад, пока гну снова скакать не начал. А то попадёшь под горячую ногу, потом всю жизнь будешь согнутым ходить, как гну.

Шёл я как-то мимо клетки с антилопами гну и удивлялся, какие они все чёрные! И сами как чернила, и характер – чернее не бывает. Уж такой чёрный характер, что гну лаять научились, как собаки. Казалось бы, зачем антилопе лаять? Ан нет, идёшь рядом с клеткой с пустым ведром, а антилопа гну по имени Борька бежит рядом и брешет, и брешет. Мол, зашёл бы ты в клетку, я бы тебя рогами пощекотал, а так с пустым ведром рядом любой ходить может!

Ну уж это – дудки! Не пойду я к Борьке. Потому что у него характер чёрный, и сам он чёрный. Но однажды я заметил, чёрный-то гну чёрный, а хвост у него белый! На самом кончике! Значит, ещё не всё потеряно!