Весло Харона - Алейников Дмитрий Александрович - Страница 42

— А в-четвертых, четверых можно уложить и одной очередью.

— Можно. Но у меня есть еще «в-пятых» и «в-шестых». В-пятых, один из ребят предупрежден и будет настороже.

— Даже так? — Мужчина хмыкнул. — Ловко. А что в-шестых?

— В-шестых? — Насоныч обернулся с довольным видом. — В-шестых, если девочка удерет, то мы просто сохраним прошедшего крещение бойца.

— Не знаю. — Мужчина поморщился. — Хозяин, конечно, барин, но я бы посадил в засаде человечка, чтоб добить, если что.

— Человечка… — протянул Насоныч. — Это же будет шито белыми нитками. Одно дело, когда обманутая супружница находит в лесу старый «шмайсер» и в одиночку идет на подлого муженька. Это красиво, романтично, правдоподобно, а главное, сразу ясно, что мы здесь ни при чем. Правильно?

Мужчина на заднем сиденье пожал плечами.

— Правильно, — ответил за него Насоныч. — Но чтобы в эту шекспировскую версию поверили, все должно быть логично от и до. Прежде всего девочка должна быть одна. Удерет она или не удерет — это второй вопрос. Но если ее подстрелит «случайный» снайпер, то любой недоумок сообразит, что за отчаявшейся жинкой стоит кто-то еще. Тогда не стоило бы и огород городить.

— Любишь ты теории разводить. — Мужчина не нашелся, что возразить, и это явно огорчило его. — А вот если возьмут ее живой?

— Не возьмут, — махнул рукой Насоныч.

— Почему нет? Случайно попадут в ляжку, догонят и скрутят…

— Да не будут они ее крутить!

— Надеешься, что она застрелится? А если нет? Если духу не хватит или железяка подведет? Я так понимаю, этот ствол еще гнилей, чем автомат?

— Да ни при чем тут это! Просто не в их интересах брать ее живой. Соображаешь? Ну возьмут они ее, а она пойдет петь, как спокойно завалила клиента и сделала ноги. Это им надо? Экспертизы, разборы… Нет, им это не надо. Проще прикончить ее и представить свою версию. Что автомат у нее, скажем, не заклинило и она продолжала вести ураганный огонь, невзирая на который отважные телохранители ее атаковали и пришили. Так ведь гораздо лучше, чем давать интервью о том, как бравые агенты наложили в форменные штаны и залегли на газон, пока их клиента шпиговала пульками дура бомжиха.

— Да, на словах все красиво, — вынужден был согласиться с Насонычем собеседник.

— Ну а для двадцать пятой подстраховки у нее есть пистолет.

— Думаешь все-таки, она такой отпетый камикадзе?

— Нет, не думаю. Но ей достаточно будет просто вытащить пистолетик. Как только вытащит, тут уж наверняка схлопочет пулю. Так что не забивай себе голову. Главное, чтобы она завалила Бобра, а уж о ней самой позаботятся в лучшем виде.

Обращение к Господу, состоявшее сплошь из риторических вопросов, быстро наскучило Максу. Он завел машину и поехал обратно в центр города.

Что ж, если дни его и так уже сочтены, нужно попытаться найти в этом какой-нибудь положительный момент. Какой, например? Например, тот, что ему больше нечего бояться. Пить, курить, трахаться, хамить всем подряд можно отныне без ограничений. Ей-богу, смешно теперь беречь здоровье, когда его осталось максимум на несколько лет. Кстати, насколько он знал, умирать от этой дряни — штука не только досадная, но и болезненная. Медленному угасанию он бы предпочел смерть от пули в какой-нибудь пьяной разборке.

Да! Макс хлопнул ладонью по рулю. На работу теперь тоже можно забить. Деньги в чулке есть, а несколько проектов приносят хоть и небольшой, но постоянный доход и без его участия. А раз есть бабки, то глупо оставлять их на этом свете. Лучше уж просадить все подчистую. Точно! Он просадит все, а потом подойдет к какому-нибудь крутому мену и даст ему в рыло. Или придавит пару ментов. Пусть его пристрелят.

Отчаяние вдруг сменилось эйфорией. Макс поставил кассету и, врубив звук на полную мощность, нажал на педаль газа. А что? Пусть штрафуют! Плевать!

Оштрафовать Макса не успели. Едва стрелка спидометра коснулась отметки «100», пришлось резко тормозить: на кольце была пробка.

Он втерся в общий поток и медленно потащился с ним на север. Потеря скорости скверно отразилась на настроении: эйфория начала рассеиваться, быстро переходя в желание горько заплакать. Чтобы избежать этого, Макс принялся правой рукой собирать разлетевшиеся по салону бумажки. Один листок упал на пол, и, чтобы поднять его, пришлось ждать, когда машина остановится. Это была та самая сложенная бумажка; выпавшая из православной брошюры.

Макс отогнул край указательным пальцем. В этот момент идущая впереди «хонда» резко тормознула, и Макс едва успел остановиться в считанных миллиметрах от ее бампера. Однако краем глаза он заметил в записке нечто, заставившее его вернуться к письму, едва он убедился, что избежал аварии. Письмо начиналось со слов: «Прощай, Максим».

Макс развернул листок и пробежал глазами ровные строки. Дойдя до конца, он принялся перечитывать еще раз, не обращая внимания на то, что ряд его тронулся и машины сзади отчаянно сигналят, требуя продолжать движение.

Прощай, Максим.

Пишет тебе Оля Климова. Надеюсь, ты еще помнишь, кто это. В первых строках письма спешу сообщить тебе, что ничего не проходит безнаказанно. Вот и с тобой мне удалось рассчитаться. Боюсь, ты не успеешь промучиться столько же, сколько пришлось мучиться мне, и умрешь раньше. Но я не так жестока. Не хотелось убивать тебя сразу. Теперь у тебя будет время поразмыслить о своей прошлой жизни и, может быть, попытаться искупить хотя бы часть зла, которое успел сотворить.

Прощай. Оля.

P.S. Кстати, я облегчу тебе задачу. Можешь не ломать голову, где ты заразился. Вспомни молдаванку Карину. Привет тебе от нее. Ее тоже можешь не искать.

Макс медленно смял письмо, зажав его в кулаке, и стиснул пальцы так, что казалось, сейчас из бумаги закапает влага.

— Ну… — выдохнул он и, вцепившись в руль, обернулся назад, пытаясь сообразить, как быстрее развернуться.

Меньше чем через полчаса он уже тормозил у дверей клиники. Проигнорировав окрик охранника, что перед крыльцом парковка запрещена, он вбежал в холл, потом ворвался в кабинет и остановился, увидев, что за столом никого нет. В следующее мгновение из-за ширмы выглянул докторишка.

— В чем дело? Выйдите из кабинета!

— Иди сюда! — Макс схватил его за ворот халата и рванул на себя. Халат лопнул на спине, докторишка потерял равновесие и врезался в буйного посетителя.

— Вы что, с ума сошли?! — закричал он, но в голосе его уже не было прежней уверенности. — Что происходит? Что вы делаете?!

Макс схватил его за грудки и, оттолкнув, усадил на стол. Удерживая обалдевшего от подобного обращения врача в таком положении, Макс вытащил из кармана рубашки скомканный листок и, развернув его, сунул лекарю в лицо.

— Что это такое? — прорычал Макс, для убедительности встряхнув докторишку за халат.

— Что? — Тот, близоруко щурясь, попытался отстраниться от листка. — Я не понимаю…

— Что это за хрень?! — Макс тряхнул сильнее, и эскулап пришел в себя.

— Да пустите же! — Он неожиданным рывком отцепил руку буйного пациента от своего халата, оттолкнул Макса и, используя полученное преимущество, соскочил со стола. — Вы что, помешались?! Хулиганье!

— Что это такое?! — продолжал трясти смятым листком Макс.

Еще с минуту они наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, но медик первым взял себя в руки. Он выхватил у Макса листок и, развернув его, начал читать. Брови его то поднимались, то сходились у переносицы. Наконец он поднял глаза на Макса:

— Где вы это взяли?

— Где я это взял? — В голосе Макса еще слышалась ярость, но на сильную вспышку запала уже не хватило. — Да в вашей чертовой брошюре!

— Какой брошюре?

— Ну, про светлый путь в царство Христово… и еще какую-то дребедень.

— Идем.

Они вышли в коридор и подошли к столику, заваленному буклетами, брошюрами, листовками.