Развод. Да пошёл ты! (СИ) - Ясенева Софа - Страница 3

Домывая прихожую, пячусь назад и вдруг упираюсь спиной во что-то твёрдое и тёплое. Оборачиваюсь — и прямо передо мной Женя. Он стоит, глядя на меня сверху вниз. И всё, что я успеваю заметить — это как недвусмысленно напряжено всё в районе его ширинки. То самое, что мне так хочется оторвать к чертовой бабушке.

— Сашуля, я конечно знал, что ты у меня огонь! Вот так встреча, каждый раз бы так, — голос Жени звучит с наигранной теплотой, пока его глаза жадно скользят по моим ягодицам, и он позволяет себе наглую вольность — сминает их ладонями, как будто мы не на грани развода, а играем в страстную семейную ролевую игру.

Я отскакиваю в сторону. Тряпка, которой только что вытирала пол, с размаху шлёпает его по рукам.

— Ты чего, тряпкой в меня?! Совсем с ума сошла? — Женя смотрит на свои ладони с видом, будто я облила их кислотой.

Встряхивает руками брезгливо.

— Руки убрал! — рявкаю я, сдерживая желание двинуть чем-нибудь потяжелее.

— Не остыла ещё? Ну сколько можно дуться, — он изображает усталое разочарование и театрально разводит руками, будто я истерю на ровном месте.

— У тебя мозги в трусы что ли утекли, Баренцев? Я и не собираюсь остывать! Сейчас уберу тут всё и вещи тебе в чемодан сложу. Или, если хочешь, сам давай. И поскорее с моих глаз к своей Каролине топай!

— Она Кристина, — поправляет он, но уже тише, понимая, что нарывается.

— Да хоть королева Виктория!

Он фыркает, разворачивается на каблуках начищенных мной ботинок и идёт в ванную. Я слышу, как включается вода, и понимаю — начался ритуал очищения. Женя всегда был помешан на чистоте. Словно не человек, а реклама антисептика: руки моет по двадцать раз на дню, при этом закатывая глаза на всех, кто позволяет себе прикоснуться к лицу без предварительной дезинфекции. Касание грязной тряпки для него сродни контакту с радиоактивным веществом.

Его даже ковид не застал врасплох: пока другие скупали гречку, у Жени уже были стратегические запасы масок, перчаток и санитайзеров. Наверное, он мечтал, чтобы мир навсегда остался в изоляции, где не надо прикасаться к людям. Особенно к тем, кто способен дать ему тряпкой по рукам.

Когда он возвращается из ванной, с вымытыми до скрипа руками, лицо его снова светится уверенностью. Жене в принципе не свойственно долго чувствовать вину. Да что там, он вообще не считает себя виноватым в абсолютном большинстве ситуаций.

— Послушай, — говорит он, усаживаясь в кресло и скрещивая ноги. — С Кристиной всё не так, как ты думаешь. Её руководство навязало. Понимаешь? У нас начались частые встречи, клиентов стало больше, я зашивался. Два раза путал время. Владлен Анатольич психанул: "Либо берешь секретаря, либо ищи себе другое место!" Что мне было делать? Отказываться? Ты представляешь, сколько я приношу компании? Сколько приношу нам в семью?

Он разводит руками, глядя на меня так, будто говорит очевидные вещи.

— Мы стабильно два раза в год ездим отдыхать. Не абы куда, а туда, куда хотим. Ни в чем себе не отказываем. Отели — пятёрки, не меньше. Не то что раньше — Египет и три звезды, зато по скидке. А сейчас? Ты вспомни, как мы жили. Моя зарплата позволяет тебе не думать о ценах. Ты же не хочешь обратно в общагу с тараканами?

Я молчу. Потому что да, он прав. Финансово с ним было хорошо. Комфортно. Моя зарплата парикмахера позволяла бы оплачивать только коммуналку да раз в месяц маникюр, поскольку работала я не больше трех часов в день. Всё старалась больше времени уделять семье. Всё остальное — его вклад.

Но высокий доход не выдает индульгенцию на измены. Не делает тебя автоматически хорошим мужем. Не обнуляет предательство.

— Ты серьёзно сейчас? — я хмыкаю. — То есть ты мне предлагаешь закрыть глаза на всё, только потому, что мы летаем бизнес-классом?

Он фыркает:

— Да ты сама не знаешь, чего хочешь. Ладно, хватит истерик. Хочешь — ищи доказательства, мне скрывать нечего.

Я развернулась и пошла в спальню. Через минуту вернулась с салфеткой в руке.

— Вот. Нашла за изголовьем. Помада. Не моя.

Он берёт салфетку, щурится:

— Это твоя. Саш, ну вспомни. Мы тогда от Логиновых вернулись, ты была вся накрашенная, при параде. Мы с порога друг на друга накинулись. Ты сама стерла помаду, чтобы постель не запачкать. Салфеткой. Вот этой.

Я напрягаюсь. Вспоминаю. Да, что-то такое было… Но я точно выкидывала ту салфетку. Не прятала её в щель за подушкой.

Он видит мою паузу и сразу перехватывает инициативу:

— Вот, я же вижу, ты помнишь! Будешь снова мне вспоминать все грехи, даже те, что не совершал? Не было ничего с Кристиной! Сколько можно?

Он встаёт, бросает салфетку на стол, будто поставил точку. Уверенный, спокойный. Как будто только что не выкручивался, а доблестно защищал честь семьи.

И именно в этот момент мне звонит Инна.

— Саш, я не смогу прийти. Ваньку вырвало прямо на диван. Температура под сорок поднялась. Прости меня, пожалуйста… — голос подруги тревожный, и я сразу понимаю: ей правда жаль. Но что поделать — дети важнее. Я бы поступила так же.

— Всё нормально. Держись, — выдыхаю. — Звони, если что.

Я кладу трубку и сажусь на диван. Усталость наваливается, как бетонная плита. И вдруг, как вспышка, в голове проступает одна деталь.

Женя — педант. Брезгливый до маниакальности. Протирает руки санитайзером после рукопожатия. От отельных полотенец воротит нос, если они не выглажены. Он не переносит запах косметики. А помада на этой салфетке — яркая, с сильным запахом ванили. Я точно помню: от той, моей, запаха почти не было. Именно поэтому я её тогда и купила — чтобы не раздражать его.

Значит, это не моя салфетка. Не мой след.

Я медленно поднимаю взгляд. Женя уже копается в сумке, будто ничего не произошло.

— Ага, — говорю тихо. — Врёшь.

Он поворачивается, держа в руках свой несессер, и встречается с моим взглядом. А я уже встала. И у меня в руке — эта самая салфетка.

— Слушай, — он моргает, сдерживая раздражение, — ты чего опять?

— Да так. Просто вспомнила, что моя помада без запаха. А эта — воняет ванилью за километр.

Сую ему под нос салфетку, и, ожидаемо, он неосознанно отпрянул от нее.

Пауза. В тишине только моё сердце грохочет, как отбойный молоток.

А он… усмехается. Нагло. Беззастенчиво. Медленно кладёт несессер в сумку, выпрямляется.

— А даже если и было. Ну и что ты сделаешь?

— Женя, ты серьёзно сейчас?

Я прищуриваюсь, сдерживая дрожь в голосе. Обстановка напряжённая: даже часы на стене тикают слишком громко.

— Ну да, — он делает вид, что недоумевает. — Кто оплачивал все твои дорогущие анализы? Всех врачей? Клинику эту твою, в которую тебя по знакомству устроили?

— Ты меня попрекаешь тем, что я усиленно занималась проблемой здоровья? — голос мой срывается, и я машинально вцепляюсь в косяк, чтобы обрести точку опоры.

Он делает шаг ко мне, но я отступаю.

— Детка, — говорит он мягче, словно уговаривая, — ну конечно нет. Просто констатирую факт: ты от меня зависишь. Это не упрёк. Просто... ты сейчас сама себя накрутила. Завелась. На пустом месте.

— На пустом?! — я вскидываю брови. — Женя, я своими глазами тебя видела. Ты трогал её. Думаешь, я слепая?

— Это всё твоя Инка! — он начинает повышать голос. — Она тебя подзуживает, как всегда. Говорю же, от неё один негатив. Из-за неё у тебя паранойя. Ещё немного — и мы реально дойдём до развода, если ты не одумаешься и не перестанешь её слушать.

Он вдруг хватает меня за локоть и вкрадчиво говорит:

— Клянусь, Саша, ничего у меня с Кристиной не было. Это всё ты себе придумала. Ничего, кроме того что ты видела у подъезда.

Я молчу. Смотрю на него и пытаюсь вспомнить, был ли он когда-то замечен в чём-то подобном? Нет. До сегодняшнего дня — нет. Всегда возвращался домой вовремя. Не задерживался. Телефон не прятал. А может я просто не замечала?