Тьма между нами - Маррс Джон - Страница 21

Когда на лестнице раздаются шаги, я вздрагиваю и забиваюсь в угол, предварительно вооружившись прикроватной лампой. Если Нина захочет продолжить схватку, без боя не сдамся, несмотря на цепь.

Дойдя до двери, она останавливается, однако не стучит и не входит. Слышу стук подноса, опускаемого на пол. Жду, пока ее шаги не удалятся, и с облегчением выдыхаю. Хорошо, что она передумала ужинать вместе. Лучше уж полное одиночество, чем очередная вспышка ее неконтролируемой ярости.

Выжидаю еще несколько мгновений, пока не слышу стук закрывающейся двери, и лишь тогда выглядываю из комнаты, чтобы посмотреть, что она мне оставила. Три бутерброда с индейкой, миска чипсов, два яблока, упаковка кексов и небольшая пластиковая бутылка с красным вином. Раньше она никогда не давала мне алкоголь. Пытается загладить вину? Понимает, что зашла слишком далеко, и, возможно, даже испугалась?

Так или иначе, расслабляться я не намерена. И даже не принимаю снотворное: не хочу стать легкой добычей для Нины, если она вдруг надумает вернуться и продолжить. От нее можно ожидать чего угодно: раньше во время стычек она нередко вылетала из моей комнаты, а потом к вечеру вновь вырастала у моей кровати и осыпала меня оскорблениями, словно все это время в ее голове не прекращался начатый спор.

Однако в какой-то момент усталость берет свое, и я отключаюсь, а просыпаюсь уже утром, напуганная и растерянная, в полной уверенности, что она находится рядом. Медленно открываю глаза и выдыхаю с облегчением: в спальне, кроме меня, никого. Подхожу к двери и прислушиваюсь, не прячется ли она в коридоре. Оттуда не доносится ни звука. Я одна. Мочусь в ведро и заступаю на свой пост у окна — как раз в тот момент, когда Нина выходит из дома. Судя по тому, что молочник стучится в дверь к соседям и забирает причитающиеся ему деньги, сегодня суббота.

По выходным Нина не работает. Значит, отправилась куда-то по делам. И пока ее не будет дома, я в безопасности. Что у нее за дела, понятия не имею (мне она уж точно не скажет), и меня разбирает любопытство. Едет на свидание? Наконец нашла подругу? Или парня? А может, она встречается не с мужчиной, а с женщиной? Может, она лесби и темнит, считая меня слишком старомодной, чтобы это принять? Честно говоря, мне все равно. В свое время я слушала Дасти Спрингфилд[17] и всегда придерживалась прогрессивных взглядов.

Мне бы хотелось, чтобы Нина хотя бы раз в жизни испытала взаимную романтическую любовь. Несмотря ни на что, она этого заслуживает. Как и все мы. Раньше я считала, что если рожу, у меня всегда, до последнего вздоха, будет рядом источник любви. Как же я ошиблась… Материнство не дает никаких гарантий.

Двадцать три года назад

— Доброе утро. — Я улыбаюсь и замечаю, что ее живот уже заметно округлился под белой футболкой.

— Привет, — отвечает она, вздыхая.

— Тяжело?

— Еще как. Изжога замучила. Полночи не спала. И ничего не помогает.

— У меня было то же самое, когда я вынашивала Нину, — замечаю я, чтобы подбодрить ее и убедить, что чувствовать себя ужасно в последние несколько недель — совершенно нормально.

Беременность дается ей нелегко: она наблюдается у нас постоянно. Ей всего восемнадцать, и, на мой взгляд, она еще слишком юна, чтобы быть матерью. У нее милое лицо феи, и она очень напоминает мне Нину. Каштановые волосы зачесаны в хвост, в носу серебряное колечко, а на лице неизменный макияж. Как бы дурно она себя ни чувствовала, я еще ни разу не видела ее ненакрашенной.

— Ты пришла к Джанет, акушерке? — спрашиваю я.

— Да, но я не записана. Найдете для меня местечко?

Смотрю в журнал и замечаю одну отмененную запись. Мы уже начали оцифровывать карточки пациентов в алфавитном порядке, но я не уверена, дошли ли до буквы, с которой начинается ее имя.

— Напомни мне свою фамилию, Салли Энн.

— Митчелл.

Я киваю.

— Джанет освободится через полчаса. Надо будет пройти наверх, в восьмой кабинет.

Она благодарно улыбается. Через несколько минут отношу ее карточку врачу. Когда возвращаюсь, замечаю, что она листает один из старых номеров музыкального журнала, который я принесла из дома, — одно время Нина скупала подряд все выпуски.

— Журнал моей дочери, — замечаю я.

— Мой парень играет в группе. Здесь есть рецензия на их новый сингл.

За все время, что она к нам ходит, я ни разу не спрашивала ее об отце ребенка. Обручального кольца у Салли нет, сопровождающих — тоже, поэтому я решила, что он в ее судьбе не участвует.

— Они популярны?

— Скоро будут, — говорит она с гордой улыбкой.

— Можно взглянуть?

Она передает мне журнал и показывает.

— Вот эти. «Зе Хантерс».

Сердце мое бешено колотится.

— А кто твой парень? — спрашиваю я, надеясь, что она укажет на длинноволосого красавчика в центре, который недавно предупредил меня, чтобы я не вмешивалась в его роман с моей несовершеннолетней дочерью.

— Солист. Джон Хантер.

Я на мгновение задерживаю дыхание, чтобы успокоиться и не завизжать.

— Держу пари, девушки по нему сохнут, — наконец говорю.

— Еще как. Постоянно вешаются.

— И как ты с этим справляешься? Он часто в разъездах?

— Через пару месяцев после того, как у нас родится малыш, поедет в турне. Я ему доверяю. Он знает, где его лакомый кусочек.

— Не сомневаюсь. Вы давно вместе?

— С четырнадцати лет. Только никому не говорите, — она хихикает. — Мои родители его не любят и считают, что я совершаю огромную ошибку, заводя семью так рано. Но сердце не обманешь, не так ли?

Я киваю просто из вежливости. Хантер поступает с моей дочерью точно так же, как с этой бедной дурочкой. Интересно, сколько у него еще подруг? Меня так и подмывает сказать ей, что ее бойфренд-извращенец — подлый обманщик. Но я не могу нанести такой удар беременной женщине. Поэтому сворачиваю разговор и возвращаюсь за стойку.

Считаю минуты до конца смены, и когда стрелки доходят до пяти, немедленно хватаю пальто и вылетаю за дверь. По дороге разрабатываю план: как бы невзначай упомяну Салли Энн за ужином, спрошу Нину, слышала ли она о группе «Зе Хантерс», а затем скажу, что познакомилась в больнице с девушкой, беременной от солиста. А уж все остальное пусть она сама додумает.

Я не говорила ей, что знаю об ее отношениях с Хантером, и не разоблачала ее ложь, когда она делала вид, будто уходит ночевать к Сэффрон. Я продолжала подыгрывать ей, потому что слишком боялась ее потерять. Хантер зажал меня в угол.

Вставляю ключ в замок входной двери, но она не заперта. Делаю глубокий вдох и снова повторяю себе, что главное — держать лицо, и тогда Нина ни о чем не догадается.

— Привет! — кричу я.

На первом этаже никого нет, а когда я дохожу до лестницы, до моих ушей доносятся характерные стоны, раздающиеся из-за закрытой двери Нининой спальни.

Я останавливаюсь как вкопанная и внимательно прислушиваюсь. Неужели этот мерзавец под моей крышей и в ее постели? Нина знает, что я возвращаюсь с работы примерно в это время. Неужели он так ее охмурил, что она забыла обо всякой осторожности?! Поднимаюсь по лестнице и замираю у ее двери. Снова стоны и учащенное дыхание. Прикрываю рот рукой, чтобы сдержать крик возмущения. Как она посмела поставить меня в такое унизительное положение? Молча ретироваться и сделать вид, что ничего не происходит, я не могу. Как не могу и позволить Хантеру остаться безнаказанным.

Стучу в дверь.

— Нина, — говорю громко и твердо, — одевайся, я сейчас войду.

Но вместо ожидаемых проклятий слышу плач:

— Мама!

Похоже, я все не так поняла. Хватаюсь за ручку, рывком открываю дверь и вижу, что Нина одна. Но легче от этого не становится.

Под задранной футболкой торчит выпирающий живот. Она снова беременна. И у нее схватки.