Хозяин антимагии 4 (СИ) - Базаров Миф - Страница 36

Строганов замер. Жажда власти в его глазах стала почти физической.

— Десятый уровень, Захар Григорьевич… вы войдёте в сотню сильнейших магов империи. Одиннадцатый… — Оксаков позволил себе тонкую улыбку. — Одиннадцатый сделает вас, пожалуй, уникальным. Сильнейшим. А с такой силой… Имперский трон не будет казаться такой уж несбыточной мечтой. Но сначала — Балтийск и мой час в хранилище.

Строганов тяжело дышал, видимо, представляя себе эту мощь.

— Ладно, ладно… Балтийск возьмём.

Оксаков заметил меня и похоже узнал. Он медленно подошёл к краю ямы. Взгляд, холодный и брезгливый, скользнул по мне.

— Ах, барон Пестов. Ирония судьбы… Из-под защиты стального зверя — в гнилую яму, — он повернулся к Строганову. — Захар Григорьевич, будьте любезны, убейте для меня эту помеху. Он слишком много вреда принёс роду Оксаковых. Смерть Пестова будет… приятным началом перед нашим главным пиром. Мой кузен щедро отблагодарит. И это… развяжет нам руки для более важных дел.

— Но этот… — князь ткнул пальцем в мою решётку. — Мне пока нужен! Его фабрики штампуют эликсиры! Солдаты без них сдохнут как мухи! Хотя… — в глазах мужчины мелькнул расчёт. — Сколько дашь за его голову прямо сейчас?

— Ваши карточные долги. И пятьдесят тысяч золотом. Наличными. Сейчас же.

— Почему сам не убьёшь его? — съехидничал Строганов.

— Горький опыт, князь, — Оксаков скупо улыбнулся, — поручите это своим верным псам. Пусть исчезнет. Без шума. Без свидетелей. Исчезновение одного узника в этой клоаке перед большим походом никто не заметит. Особенно если свидетелей… не останется, — его взгляд скользнул по ямам Белова и Долгорукого.

В этот момент на территорию тюрьмы впорхнула как яркая, но ядовитая бабочка Софья Потоцкая. Она игриво взяла Строганова под руку, искусно встав между ним и Оксаковым.

— Захар Григорьевич, милый! Вы тут обсуждаете какие-то дела и цифры, а я соскучилась! — её голос звенел как колокольчик, но во взгляде, метнувшемся в мою сторону, читалось что-то сложное: не то насмешка, не то предупреждение. — Идёмте, у меня для вас есть прелестная бутылочка старого коньяка, припасённая специально для будущего освободителя Балтийска! Разве победа не достойна того, чтобы её отпраздновать заранее?

Строганов, явно польщённый вниманием такой фигуристой графини и будучи подвыпившим, почти не колебался. Оксаков же смотрел на Софью с холодной оценивающей злобой.

— Ну, Софья Фёдоровна… Может, позже? — пробурчал Строганов, но уже не так уверенно, его взгляд скользнул по декольте графини. — Дело важное…

— Позже? А вдруг я передумаю? — она надула губки.

Томно потянулась, всем видом показывая пренебрежение к разговору.

— Или вам милее общество этого… грязного фабриканта?

Она кивнула в мою сторону с преувеличенным презрением, но острый взгляд скользнул по решётке и торчавшему из грязи концу берцовой кости.

В этих серо-голубых глазах мелькнуло мгновенное понимание:

— Оставьте его гнить здесь, дорогой. Куда Пестов денется из этой каменной мышеловки? После Балтийска… устроим настоящее шоу для всей колонии! А пока… коньяк ждёт! И кое-что ещё…

Графиня настойчиво потянула Захара Григорьевича за рукав, наклоняясь так, что её губы почти коснулись его уха, и что-то шепнула. От слов девушки старый князь довольно улыбнулся.

Оксаков фыркнул, видя, что ситуация выходит из-под контроля.

— Решайте, князь. Но помните о нашем соглашении и о… — он многозначительно кивнул в сторону Балтийска, — … ключе.

Потом Роман Оксаков бросил на меня последний ледяной взгляд, полный обещания смерти, и удалился.

Строганов, разрываясь между злобой, жадностью и желанием угодить графине, рявкнул охранникам:

— Следите за этими тремя! Особо! Остальное подождёт, — он позволил Софье увести себя, обернувшись на прощание и тыча пальцем в мою решётку. — Насладись последними деньками, фабрикант! Скоро конец!

Софья, уходя, тоже обернулась.

Её взгляд встретился с моим. Никакого флирта. Только быстрый, едва заметный кивок в сторону кости и шевеление губ без звука: «Будешь должен!»

Потом она скрылась из виду, громко смеясь над какой-то пошлой шуткой Строганова.

Как только голоса затихли, камеры вновь наполнились стонами и проклятьями. А я обратился к светлейшему князю:

— Андрей Николаевич, о чём это они? Что это за карта такая, если Строганов готов на мятеж, а Оксаковы на финансирование измены? И почему Балтийск? Что там, в портовом хранилище?

Из ямы Белова донёсся тяжёлый вздох.

— Легенды, Кирилл. Древние и страшные. Говорят, есть место, где можно обрести силу. Место это тайное и труднодоступное. Сколько себя помню, всё время ходили истории о нём.

Князь замолк, словно обдумывая.

— Документы, скорее всего, фальшивые, но мастерски сделанные. Оксаковы могут купить или подделать что угодно. Они десятилетиями искали возможность обрести силу. Может, нашли, а, может, это всего лишь игра. И Строганов… он поверил. Похоже, он и правда решил стать Императором. Безумец.

Прошло ещё два мучительных дня. Старый князь, наконец, выступил на Балтийск.

Весь лагерь пришёл в движение под грохот барабанов, трубные звуки и грубые команды. Карцеры лишились части охраны: осталась лишь пара сонных магов и несколько нерадивых солдат.

Напряжение в воздухе немного спало, и бдительность оставшихся стражников тоже. Они больше думали о том, как бы поспать, сжулить пайку или поиграть в кости.

За эти дни я превратил свою яму в поле боя.

Берцовые кости сломались, не выдержав нагрузки. Им на смену пришли бедренные, ещё массивнее, но и хрупче.

Я использовал обломки, плечевые кости, даже кусок таза как клинья.

Петля, над которой я бился, была изрядно расшатана. Замок тоже пострадал от моих костяных «отмычек» и постоянного давления. Решётка теперь держалась, по сути, на одной нижней петле и засове, вогнанном в камень снаружи.

Люфт был уже сантиметровый!

Камень вокруг крепления петли был изъеден и раскрошен моими «инструментами».

Наступила ночь перед решающим штурмом.

Лагерь затих.

Охранник у моей ямы, толстый маг с обвисшими щеками, дремал, посапывая и прислонившись к забору.

Лунный свет слабо пробивался сквозь ржавчину решётки. Мотя, невидимый страж, сидел у меня на колене, его тёплое тельце было единственным утешением. Он наблюдал за последними приготовлениями и тихо урчал, словно подбадривая.

Я вставил последний относительно целый обломок кости — крестцовый позвонок, кажется. Он идеально встал в зазор между решёткой и камнем рядом с расшатанной петлёй.

Облокотился спиной о противоположную стену ямы, упёр ноги в решётку рядом с замком. Взял глубокий вдох, вбирая запах гнили, пыли и собственного немытого тела.

Это был последний шанс. Подходящих для взлома костей больше не осталось.

Собрал всю силу, всю ярость, всё отчаяние года в этом мире, всю ненависть к Строганову и Оксаковым. И рванул!

На себя, вниз, вбок!

Со всей мощью!

Тынг!

Звук рвущегося металла и крошащегося камня прогремел в ночной тишине!

Расшатанная петля не выдержала комбинированной нагрузки!

Кованый крюк вырвался из камня с куском кладки!

Верхняя часть решётки, теперь державшаяся только на засове, дико перекосилась и просела! Я едва успел отдёрнуть ноги!

— ЧТООО⁈ — охранник вскочил как ужаленный, хватая фонарь.

Свет ударил мне в глаза. Он увидел открытую верхнюю петлю, перекошенную, просевшую решётку. Лицо толстяка исказилось яростью и паническим страхом.

— Да ты… Сожгу дотла, гад!

Он взметнул руки.

Воздух сгустился, зашипел. Между его ладонями вспыхнул и стал расти шар малинового пламени — огромный, яростный, смертоносный!

Маг занёс руку для броска прямо в открытый проём над моей головой…

Мотя взвизгнул и запрыгнул мне на плечо.

Это был не страх, а боевой клич!