Хозяин антимагии 4 (СИ) - Базаров Миф - Страница 13

Не жест.

Не просто спасение.

Что-то громкое, героическое, неоспоримое.

То, что заставит замолчать тех, кто судачит о его роде.

То, что вознесёт его имя так высоко, что даже Минский не посмеет это игнорировать.

То, что даст право потребовать руки Лизы не из милости, а как заслуженное признание силы.

У юноши было всего несколько недель, чтобы совершить невозможное.

Подвиг, который прогремит на всю империю.

Подвиг, который смоет позор Пожарских славой, выкованной в огне.

Он посмотрел на смятое письмо. Затем на родовой клинок стихии «Дыхание огня».

И улыбнулся.

Всеволод Пожарский уже знал, что будет делать.

Рёв переделанного паротурбинного двигателя «Стрижа» сотрясал не только стальную палубу под ногами, но, казалось, и само пространство вокруг портала.

Между двумя исполинскими каменными столбами, покрытыми мерцающими рунами, клубилась и переливалась радужными бликами пелена — врата в «Новоархангельск».

Я стоял на капитанском мостике, опираясь руками на холодную сталь ограждения.

За спиной был Сергей Рыбаков, ставший капитаном бронепоезда, по переговорной трубе он отдавал распоряжения в машинное отделение.

Его голос, привыкший перекрывать грохот моря, легко брал верх и над урчанием турбин.

Он знал, как управлять кораблём. Даже если этот корабль теперь ехал по рельсам.

— Малый ход! — скомандовал я и почувствовал, как гигантская стальная махина подчинилась, плавно качнувшись.

Рельсы, уложенные моими людьми всего несколько дней назад, вели прямо к порталу. Каждый метр этого пути — результат усилий Марсова и Лунева.

За «Стрижом», словно хвост змеи, тянулись двадцать хвостовых платформ, доверху забитых рельсами, шпалами и прочими материалами для пути. Наш конвейер снабжения.

Я знал, что следом уже формируются новые составы из «Яковлевки», везущие свежие рельсы с моего завода.

Мы медленно вползали в переливающуюся завесу. Ощущения были такими же, как обычно при переходе в портал, — лёгкое покалывание кожи, искажение света. На мгновение мне показалось, что тело растягивается…

И вот мы вынырнули на другой стороне. Нас встретил жаркий и влажный воздух «Новоархангельска», где утренний туман окутывал горы.

Почти сразу же грохот «Стрижа» был заглушен гулким вздохом толпы, собравшейся на плацу военного лагеря.

Перед нами разворачивалась картина, от которой у меня самого перехватило дыхание.

Лагерь был полон людей в форме: не просто солдат, охотников, пограничников телепорта, но и моряков.

Целые подразделения флотских, видимо, те, кто остался на берегу во время внезапной атаки монстров на колонию и не смог пробиться к своим кораблям в Балтийске.

Их синие бушлаты и бескозырки резко выделялись на фоне серо-зелёных мундиров сухопутных войск.

А лица…

Это был не просто интерес или удивление.

Это был шок, смешанный с чем-то глубоким, почти личным. Моряки узнавали в стальном чудовище на рельсах черты знакомого силуэта. Шёпот пробежал по рядам, нарастая как прибой:

— «Стриж»… Да это же «Стриж»!

— Господи, неужели это он? Но как⁈

— Смотрите, башни главного калибра… кормовая надстройка…

— Он же сидел на мели в «Ярцево»! Его подняли? И поставили на рельсы⁈

Над мостиком гордо реял имперский штандарт и флаг дома Пестовых — скрещённые молот и книга на фоне гор.

И в этот момент произошло нечто невероятное.

Один из седых боцманов, грубый и весь изрезанный морщинами и шрамами, резко выпрямился.

Его рука взметнулась в безупречном флотском салюте в сторону проходящего мимо бронепоезда.

За ним — второй, третий…

И вот уже целые шеренги моряков, словно по невидимой команде, вытянулись по стойке смирно.

Белые перчатки офицеров прижались к головам.

Сотни глаз, полных изумления, уважения и какой-то щемящей ностальгии, провожали «Стриж».

Они салютовали не мне. Не бронепоезду. Они салютовали духу корабля, возрождённому в стальном чудовище на рельсах.

Я заметил, как из огромного командного шатра, находившегося почти в центре лагеря, вышла группа людей.

Во главе колонны шагал светлейший князь Андрей Николаевич Белов. Его плащ с золотым шитьём и имперским гербом казался нелепым на фоне грязи в лагере, но придавал фигуре неоспоримый авторитет.

Он не просто командующий. Он символ старого мира, который не собирался сдаваться. Белов шёл уверенно, без пафоса, без лишних жестов.

Рядом, отчеканивая каждый шаг, шёл генерал Константин Иванович Долгорукий. Его безупречные бакенбарды, холодный оценивающий взгляд, военная выправка — всё узнаваемо за версту.

Было заметно, что этот человек не просто командующий, это настоящий воин, который знает цену каждому своему шагу.

За ним следовала свита генералов, но князь явно не желал их общества.

Они держались на почтительном расстоянии, словно боялись нарушить личное пространство Белова.

Долгорукий… Под чьим началом мне довелось воевать в самом начале прорыва, ещё в Братске. Его глаза всегда говорили больше, чем слова. Когда мужчина поднял голову и увидел меня на мостике, в его взгляде мелькнуло что-то: может, удивление, может, просто профессиональная оценка необычного актива.

Но даже в этом холодном взгляде я прочёл: «А ты, парень, вырос».

И тут же, чуть в стороне, вне торжественной процессии, я заметил Дмитрия Романова и Сергея Качалова. Они стояли рядом в качестве адъютантов.

Митя был в строгом, но неброском мундире зелёного цвета, однако через плечо перекинут тонкий серебряный аксельбант — отличительный знак связи с высшим командованием. На груди — скромный, но узнаваемый знак отличия, который говорил: «Я не просто помощник. Я часть командования».

Сергей, стоявший рядом, тоже носил аксельбант, его мундир был чуть пыльнее, а на рукаве нашивка за ранение. Опять, наверно, сунулся в самое пекло.

Их взгляды встретились с моим. Ни одного лишнего жеста. Только короткий, едва заметный кивок Мити и чуть более открытая ухмылка Сергея.

В этом молчаливом обмене взглядами читалось всё: «неплохо, Пестов», «ждали тебя».

Я спустился по трапу и вместе с командованием оказался на земле. Рыбаков шёл за мной как тень.

Белов и генералы подошли к самому борту «Стрижа».

Светлейший князь обошёл носовую часть, потрогал улучшенную броню — двухслойную, с вязким демпфирующим слоем внутри.

Его пальцы ощупывали металл, словно пытаясь найти слабое место.

Наконец с холодным интересом в голосе, в котором слышалось неподдельное изумление, он произнёс:

— Не ожидал увидеть такую громадину на рельсах. Впечатляющая… трансформация. Но если он выдержит обстрел и атаку монстров на земле… это одно. А как у вас обстоят дела с защитой? Особенно от воздушной угрозы.

— Защитный купол максимум седьмого уровня, — честно ответил я. — Вот только мага-воздушника, способного поддерживать его под массированным натиском, у меня нет.

— Ничего, — Белов махнул рукой. — Для такого дела найдём. Выделю из резерва штаба.

Его взгляд вернулся к поезду:

— Покажите нам ваше детище изнутри, барон. Особенно орудия.

— Добро пожаловать на борт, ваша светлость, господа генералы, — пригласил я, указывая на трап.

Поднявшись на палубу, гости начали рассматривать скорострельные орудия.

Сергей Рыбаков как заправский экскурсовод щёлкнул затворами, демонстрируя механизмы наведения и заряжания.

— Тут у нас двенадцатифунтовые магические пушки, по бортам установлены скорострельные шестифунтовые.

Генералы переглянулись явно довольные.

Белов кивнул:

— Эти орудия в руках умелых артиллеристов способны дать достойный отпор монстрам.

Долгорукий, до этого молча наблюдавший за происходящим, выдержал паузу и сделал шаг вперёд. Его взгляд, острый как штык, упёрся в меня.

— Пестов, — произнёс мужчина просто, без титулов. — В Братске вы показали, что умеете выкручиваться и выбираться из очень сложных ситуаций. Вижу, талант не пропал.